Здесь слишком жарко (сборник) - Влад Ривлин

Они зажили прежней жизнью, в любви и согласии. Казалось, жизнь налаживается. Но вскоре отовсюду поползли слухи о готовящихся еврейских погромах. Родители жены были насмерть перепуганы, да и сама Лиля похоже была напугана не меньше.

Она знала, что он всегда защитит ее, но теперь боялась оставаться одна дома. Идя по улице, Артем теперь вглядывался в лица прохожих и никак не мог разглядеть среди них потенциальных погромщиков. Лица у людей были разные – все больше озабоченные, угрюмые или туповато-сосредоточенные, гораздо меньше встречались веселые. Но он не видел, кто бы из этих людей вдруг отправился бы убивать евреев, оставив семью, дом, работу.

Была в городе небольшая группа людей 30–40 лет, которые носили черные рубашки и сапоги, но они в основном шумели, и даже в их редких дебошах чувствовалась театральность.

Только газетчики воспринимали их всерьез, изо всех сил раздувая слухи о гонениях на евреев.

Но все это было лишь полбеды. Жизнь становилась все тяжелее, и заработанных им денег уже с трудом хватало. И тогда они подали документы на выезд.

Спустя полгода они были уже в Израиле.

В прежней жизни он хоть и заработал на не очень большой, но уютный дом, однако в Израиле тех денег, которые они привезли с собой, едва ли хватило бы на несколько месяцев аренды. Но Артем совсем не переживал по этому поводу. С его руками и головой, он заработает на все необходимое.

Он был уверен, что сразу же найдет себе работу по специальности. Но везде, куда он ни обращался, от министерства по делам новых иммигрантов до местного муниципалитета, ему почему-то везде предлагали только работу дворника, или мусорщика.

Когда в специально созданном для помощи новым репатриантам отделе муниципалитета старый польский еврей, неплохо говоривший по-русски, предложил ему собирать пустые тележки в супермаркете, он пожав и с силой тряхнув руку старика, поблагодарил того и, пожелав благополучия всей семье, вышел.

Потом он обошел все стройки в округе и, наконец, нашел подрядчика, который согласился его взять. Но подрядчик поручил ему выносить все тот же мусор со стройки, пообещав, что если Артем будет стараться, то он возьмет его к себе на работу.

Прошла неделя, вторая, но он все так же либо выносил мусор со стройки, либо таскал ведра с раствором. У подрядчика не было недостатка в рабочих – всю квалифицированную работу за копейки делали румыны и болгары, а неквалифицированную – арабы.

Теща с тестем восприняли его нежелание «работать как все» как вызов. «Кто он такой вообще?!» – возмущалась теща и употребляла слова из идиш, о смысле которых можно было без труда догадаться.

Чтобы сэкономить, они поселились все вместе, и хотя ситуация с деньгами постепенно улучшалась, поскольку все кроме Лили работали – Артем настоял на том, чтобы она не работала и занималась только ребенком – обстановка в доме с каждым днем все больше накалялась.

В конце концов он плюнул на все и решил, что главное – выбраться из этой убогой конуры с низкими потолками, где ему приходилось чуть ли не каждый раз наклонять голову, когда он заходил в дом.

А для этого, приходилось не гнушаться никакой работой, и он, стиснув зубы, продолжал работать у подрядчика в качестве чернорабочего.

«Соберем немного денег, возьмем ссуды и купим отдельную квартиру», – успокаивал себя Артем и начинал мечтать о том, как они будут жить втроем с женой и дочерью в одном из новых домов. «Нужно будет взять квартиру на земле, с маленьким садиком», – часто мечтал он.

В жизни же все вышло совсем по-другому. Отношения между Артемом и родителями жены обострились до предела. Но хуже всего было то, что жена разрывалась теперь между ним и родителями.

Окончательный крах наступил, когда у него начался один из тех страшных запоев, которые время от времени случались у него и до приезда в Израиль.

Впервые это с ним случилось, когда в кампании друзей он услышал песни об Афганистане. Часть этих песен была написана его друзьями. Самым страшным во всем этом было то, что он не мог остановиться. Он снова и снова слушал песни, и каждый раз плакал и пил. Иногда это продолжалось несколько дней, иногда недель. Лишь когда он впадал в беспамятство, этот кошмар прекращался.

Выходил он из запоя мучительно, но каждый раз возвращался к своей работе. Лиля знала об этой его слабости и прятала кассеты как могла. Но стоило ему случайно наткнуться на кассеты, и все начиналось сначала.

Она не решалась выбросить кассеты, и лишь пыталась спрятать их подальше от него. Глядя на страдания мужа, она в такие минуты и сама плакала, не в силах ему ничем помочь.

Случилось с ним такое и в Израиле. Однажды он в «русском» магазине услышал песни про Афганистан. Он вернулся домой и все началось сначала – бесконечный запой со слезами и непрерывно рвущимися из магнитофона песнями.

Лиля была в отчаянии, а теща закатила страшный скандал. Он не сдержался и вытолкал ее за дверь. Тогда теща устроила скандал на весь дом, и соседи вызвали полицию. Полиция приехала, надела на Артема наручники и увезла с собой.

На него завели дело по обвинению в «насилии в семье», несколько дней продержали в камере, потом судья вынесла решение, запрещавшее ему приближаться к дому ближе чем на 100 метров. Так он впервые оказался на улице.

Он ночевал прямо в небольшом парке напротив дома. Лиля, жалея мужа, вынесла ему в парк сначала матрас, потом одеяло и, сидя поздно ночью возле него в безлюдном парке, беспрерывно плакала.

Он обнял ее и сказал: «Давай уйдем вместе».

Она посмотрела на него и он вдруг увидел, что глаза у нее стали совсем другие…

Внешне она была такая же, какой он всегда ее любил. Но взгляд изменился, стал другим – потухшим и чужим.

Потом они встречались еще не раз, но каждый раз она возвращалась в дом, а он так и оставался в парке… Лиля уже не чувствовала той силы и надежности, которая исходила от него раньше. Он стал для нее совсем другим, не тем, кого она так любила совсем недавно.

Он и сам уже чувствовал себя уже не тем, как будто его сбили с ног. Жизнь часто сбивала его с ног. Но он всегда поднимался. А сейчас он уже и сам не знал, удастся ли ему снова подняться.

Он заходил к знакомым и друзьям, и те, видя его трясущиеся руки, наливали ему стакан-другой, кормили, чем Бог послал, изредка одалживали деньги. Он благодарил и уходил.

Таких друзей, как там, здесь у него не было.

Какое-то время он жил прямо на стройке, подрабатывая ночным сторожем, затем снял квартиру пополам с двумя парнями, работавшими вместе с ним, а еще спустя какое-то время снял отдельную двухкомнатную квартиру – зарабатывал он неплохо.

Жизнь стала снова налаживаться, и он уже снова мечтал о том, как заживут они с Лилей и с его любимой дочуркой, по которой он так тосковал…

Но вдруг он получил письмо от адвоката – Лиля подала на развод.

Он снова запил. Начались конфликты с хозяевами квартиры, а потом пришло письмо из банка. Не читая на иврите, он попросил соседей, знавших иврит немного лучше, разъяснить ему смысл написанного.

Письмо было из банка. Он совершенно забыл, что был основным гарантом по ипотеке у новых друзей. Но банк помнил и арестовал его счет и зарплату. Платить за квартиру стало совершенно нечем. Накопились и долги по счетам за электричество, воду, газ…

Он стал работать на рынке «по-черному», а однажды, когда пришел домой, то не смог своим ключом открыть дверь. Его вещи стояли на площадке. Жизнь наносила ему удар за ударом, один страшнее другого, но он держался.

Оказавшись снова на улице, он спал на складе, прямо там, где работал, но вскоре из-за крыс, которые донимали его, перебрался на огромную автостоянку, где сторож, тоже из русских, разрешал ему ночевать, поскольку он помогал ему гонять наркоманов, которых, казалось, было не меньше, чем крыс.

Собрав немного денег, он обзавелся палаткой и жил теперь более-менее по человечески. Рано утром, еще затемно, он собирал и прятал свои пожитки в специальном тайнике, устроенном здесь же, и отправлялся на рынок.

Несколько раз наркоманы пытались поджечь его палатку, и грозились порезать его самого. Но после того как он вышел к ним и воткнул одному из них пальцы под ключицу так, что тот забился, как в лихорадке, а бросившемуся на помощь его собрату вонзил безымянный палец под ложечку, притиснув к стене, его обходили стороной.

Елену он встретил случайно. Личная жизнь у нее не сложилась – несколько лет назад она развелась с мужем, детей у них не было.

После развала Союза русский язык, который она преподавала, в Молдавии стал никому не нужен. Она работала то в магазине, то на рынке, спустя какое-то время приехала в Израиль к матери, которая жила здесь вместе с мужем – евреем.

В Израиле ей нравилось, хотя и не все. Но она была счастлива тем, что живет на Святой Земле. К тому же здесь всегда можно было подработать, ухаживая за престарелыми и убирая их квартиры.