Только вперед - Борис Раевский

Малейшая ошибка «ученика» приводила его в ярость. Горячие, бешеные (как говорил тренер) глаза его вспыхивали.

— Шляпа! Тюфяк! Кавун! — кричал он на весь бассейн, и тренеру приходилось заступаться за Кочетова.

К счастью, рекордсмен был хорошо подготовленным учеником. Кочетов обладал большой физической силой и чувствовал себя в воде буквально как рыба. Плавал он не только брассом, но и кролем, и на спине, и на боку. Поэтому освоить новый стиль ему было легче, чем другим. К тому же работа ног в баттерфляе оказалась почти такой же, как в брассе. А движения рук Леонид изучил быстро.

Главная трудность заключалась не в этом. Баттерфляй требовал совсем иного, гораздо большего напряжения сил, чем брасс. И переключить организм на эту трудную работу сразу, с налета, было невозможно. Леонид в первые дни проплывал баттерфляем всего каких-нибудь десять метров и уже задыхался. Сердце стучало гулко и прерывисто, как захлебывающийся мотор, готовый вот-вот остановиться. Надо было втягивать организм постепенно, исподволь. Но нетерпеливому Важдаеву это не нравилось.

— Быстрей! — кричал он. — Быстрей! Не платочки вышиваешь!

Леонид не раз пожалел, что нет с ним Галузина. Сейчас ему особенно требовалась помощь умного и опытного тренера.

«Иван Сергеевич не торопился бы! — думал Леонид. — Он бы сказал: «Ну-с, начнем тренироваться по-настоящему. Главное, не ленись!» Начались бы спокойные, упорные тренировки, и я овладел бы этим проклятым баттерфляем».

Но Галузин не смог поехать в Москву: ему нельзя было прерывать работу в институте и в детской школе плавания.

Однако жаловаться на своего учителя Кочетов не мог. Виктор не жалел ни времени, ни сил, лишь бы быстрее обучить его баттерфляю. Он с радостью раскрыл все свои «секреты». Впрочем, особых «секретов» у него не было, и Леонид сам быстро в этом убедился. Все, что делал Важдаев, в общем было уже известно в теории плавания. Но упорными систематическими тренировками Виктор добился исключительной слаженности, ритмичности всех движений, что не удавалось другим пловцам. Именно эта тщательно отработанная ритмичность облегчила неимоверно трудный стиль, позволила Важдаеву долго плыть баттерфляем, не уставая.

Сногсшибательного «секрета» не оказалось, но существовали кое-какие мелкие, хорошо продуманные улучшения в работе рук при выносе их из воды и при гребке, тщательно было поставлено дыхание. Вот, собственно, и все.

Но Леонид знал, — каждую такую «мелочь» очень трудно найти, а в плавании именно из подобных «мелочей» и создается быстрота.

Леонид быстро понял и другое: упорными ежедневными упражнениями надо «втянуться» в баттерфляй, приучить организм легко переносить огромное напряжение.

Три недели каждый день, утром и вечером, совместно тренировались Важдаев и Кочетов. Наконец Леонид почувствовал, что взял от своего нетерпеливого горячего учителя все, что тот мог дать. Теперь надо спокойно отшлифовать мастерство.

И Кочетов добился разрешения покинуть тренировочный сбор, уехать в Ленинград. Он знал, — только Галузин способен помочь ему.

— Заболел? — всполошилась тетя Клава, когда Кочетов рано утром неожиданно появился в квартире.

— Заболел! — засмеялся Леонид. — Баттерфляем заболел!

Он подхватил тетушку на руки, закружил ее по комнате, но, взглянув на часы, заторопился и умчался в институт. Тетушка так и осталась в недоумении: что это за болезнь такая — баттерфляй?

В институте тоже несказанно удивились неожиданному возвращению Кочетова. В чем дело? Приближается первенство СССР, а этот неугомонный мечется из города в город.

Аня Ласточкина, первая увидев Леонида, испуганно прижала руки к груди.

— Что случилось? — тихо спросила она.

— Ничего не случилось, — засмеялся Леонид. — Летать буду… Бабочкой!..

Вечером Кочетов с Галузиным провели первую тренировку. В бассейне собралось много пловцов, тренеров, студентов института физкультуры. Все с любопытством ждали заплыва. Интересно, что нового узнал Кочетов на тренировочном сборе? Почему он так стремительно примчался в Ленинград?

Заплыв разочаровал зрителей. Леонид не смог проплыть баттерфляем даже стометровку. Всего пятьдесят метров прошел он, выбрасывая руки из воды, а во второй половине дистанции перешел на обычный брасс. Да и эти жалкие пятьдесят метров он проплыл баттерфляем отнюдь не блестяще. Опытные зрители сразу увидели, что Кочетов еще не владеет этим способом плавания. Движения его были недостаточно согласованы и легки, мускулы слишком напряжены и скованы.

Но самым неприятным были показания секундомеров. Леонид проплыл стометровку, чередуя баттерфляй и брасс, с худшим временем, чем он проплывал эту же дистанцию обычным брассом. Стоило ли огород городить?!

Некоторые пловцы не на шутку разгорячились.

Кочетову доверено защищать спортивную честь Ленинграда на первенстве страны. Он отлично плавает брассом и недавно поставил новый всесоюзный рекорд. Так пусть не мудрит и плывет тем стилем, который изучил в совершенстве.

— Да и вообще — экспериментировать сейчас, когда первенство уже на носу — непростительное легкомыслие, — говорили многие пловцы и тренеры.

— Знаем мы эти скороспелые новинки! — иронически добавляли они. — Много было таких лукавых «мудрецов»: выдумают какой-нибудь новый стиль, взбаламутят всех, а через год сами убеждаются, что новинка выеденного яйца не стоит.

Аня Ласточкина стояла тут же, взволнованно слушая споры пловцов. Она всей душой была за Кочетова, но высказать свое мнение не решалась. Неприлично ей, начинающей спортсменке, вмешиваться в разговор опытных мастеров-пловцов.

Но все же она не выдержала.

— А я думаю… — высоким, срывающимся голосом начала Ласточкина.

Но кто-то из спорящих сердито перебил ее:

— А нас не интересует, что вы думаете, барышня! Вы бы лучше на парашютную вышку пошли!

Это был язвительный намек на новое увлечение Ласточкиной — прыжки с парашютом.

Аня покраснела, осеклась и замолчала.

Обычно спокойный, Кочетов, слушая эти разговоры, тоже разгорячился. Он вышел из воды и, даже не одевшись, стал с жаром рассказывать, как плавает Виктор Важдаев.

— Если руки идут вперед под водой, как в брассе, — убеждал он, — они тормозят движение пловца. Ясно?!

— Нам-то ясно! — насмешливо ответил ему Холмин. — Только вот секундомеру это не ясно: он почему-то упорно показывает, что ты брассом плывешь быстрее, чем баттерфляем!

— А Важдаев? — возражал Леонид. — Он плавает баттерфляем быстро.

— Важдаев нам не указ, — не согласился Холмин. — Может быть, это новый гений объявился? Может, он и брассом показал бы рекордное время!

Спор разгорался. Пловцы и тренеры горячо отстаивали свою правоту. И все спорящие обращались не столько к своим противникам, сколько к сидящему тут же, на скамье у воды, Гаеву. Его слово всегда было решающим.

Николай Александрович, сосредоточенно размышляя, внимательно слушал спорящих. Наконец он встал — и все сразу затихли.

— Знаете, товарищи, — сказал Гаев, — я сейчас все время думал о Стаханове.

Многие пловцы недоуменно переглянулись. При чем тут Стаханов?

— Да, о Стаханове! — продолжал Гаев. — Ведь и у Стаханова, когда он впервые стал по-новому добывать уголь, не сразу все наладилось. Сначала-то дело не клеилось. И ему тоже говорили нытики и маловеры: «Брось мудрить! Рубай уголек обушком, как деды рубали!»

Гаев помолчал.

— Если Виктор Важдаев показывает отличное время баттерфляем, — спокойно продолжал Николай Александрович, — должны ли мы мешать Кочетову перенять его опыт? Конечно, овладеть новым стилем не просто. Но разве это значит, что нужно вовсе отказаться от него?

Гаев взглянул на часы и заторопился.

— Мне еще к конькобежцам надо заглянуть, — как бы извиняясь, сказал он и крепко пожал руку Леониду:

— Желаю успеха!

Гаев сделал несколько шагов к выходу, остановился и прибавил:

— И уверен в успехе!

И снова начались тренировки.

Снова грузный Галузин каждый день сотни раз вслед за пловцом неутомимо пробегал вдоль всего бассейна. Вновь появился веселый бaлaгур — массажист Федя. Для Леонида опять был установлен строжайший режим и особое питание.

Но тренироваться теперь стало гораздо труднее, чем раньше, когда они готовились побить рекорд. Галузин еще никогда не обучал пловцов, плывущих баттерфляем. А главное — не хватало времени. Обычно требовалось для освоения нового стиля самое меньшее полгода, а у них было немногим больше месяца.

И все же они не унывали. Леонид тренировался с увлечением. Гаев помог Галузину на три недели освободиться от преподавания в институте, и они с Кочетовым смогли всецело отдаться своему делу.