Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

конфет. Мать улыбалась и вздыхала, видя, что сын вступил в пору зрелости. Пришло время, когда его заберет другая женщина. О женитьбе думать пока рано, но, когда придет время, Кэрол будет удачным выбором. Хорошо сложенная, воспитанная девица, с мягким характером, здоровая — лучше, чем неведомые городские девушки. «Все же она недостаточно хороша для моего сына», — подумала мать и тут же улыбнулась, решив, что так говорят все матери с незапамятных времен. Она нерешительно заговорила об этом с Ангусом.

— Рано еще, — сказал Ангус, — Парню еще надо пробиться. Но могло быть и хуже. Она девка неплохая, хотя пожалуй, не семи пядей во лбу Кэрол была нарасхват. Она ходила на свидания, но ясно давала понять, что на первом месте у нее Ллевеллин. Иногда она серьезно заговаривала с ним о будущем. Ей не нравилось, хоть она этого не показывала, какая-то неопределенность его намерений и отсутствие у него честолюбивых стремлений.

— Но у тебя будут более определенные планы, когда ты получишь диплом?

— О! Работу я получу, возможностей масса.

— Но ты в чем-нибудь будешь специализироваться?

— Так делают те, у кого есть к чему-то явная склонность. У меня нет.

— Ллевеллин Нокс, но ты же хочешь чего-то достичь?

— Достичь чего? — Он ее поддразнивал.

— Ну… чего-нибудь.

— Смотри, Кэрол, это жизнь. От сих до сих. — Он начертил на песке линию. — Рождение, раннее детство, школа, карьера, женитьба, дети, дом, упорная работа, отставка, старость, смерть. От одной метки к другой.

— Я не об этом, и ты это прекрасно знаешь. Я о том, чтобы ты сделал себе имя, добился успеха, поднялся наверх, чтобы все тобой гордились.

— Ну, не знаю, какое это имеет значение, — равнодушно сказал он.

— Я говорю, имеет значение!

— По-моему, важно то, как ты идешь по жизни, а не куда придешь.

— Никогда не слышала подобной ерунды. Ты что, не хочешь добиться успеха?

— Не знаю. Наверное, не хочу.

Неожиданно Кэрол как будто отдалилась от него, он был один, совсем один, и его охватил страх. Он задрожал. «Не я… кто-нибудь другой». Он чуть не произнес это вслух.

— Ллевеллин! — Голос Кэрол пробился к нему издалека. — Что с тобой? У тебя такой странный вид!

Он вернулся, он снова был с Кэрол, и она смотрела на него удивленно, со страхом. Его охватил прилив нежности — она его спасла, вытащила из нахлынувшего одиночества. Он взял ее за руку.

— Какая ты милая. — Он привлек ее к себе и застенчиво поцеловал. Ее губы ему отвечали.

Он подумал: «Вот сейчас можно сказать… что я люблю ее, что, когда получу диплом, мы можем обручиться. Попрошу ее подождать. В Кэрол мое спасение».

Но слова остались невысказанными. Он почти физически ощутил, как некая рука сдавливает его грудь, отталкивает, запрещает. Реальность ощущения встревожила Ллевеллина. Он встал.

— Кэрол, настанет день, и я тебе скажу…

Она подняла на него глаза и, довольная, рассмеялась.

Она не торопила его. Лучше пусть все остается как есть. Ей очень нравится ее нынешняя счастливая жизнь, невинный девический триумф и множество поклонников. Будет время, и они с Ллевеллином поженятся. За его поцелуем она чувствовала страсть — она была в нем уверена.

Что же до того, что у него нет честолюбивых стремлений, — это не беда. Женщины этой страны уверены в своей власти над мужчинами. Женщины планируют и побуждают мужчин к активности — женщины и дети, их главное оружие. Они с Ллевеллином захотят обеспечить детям все лучшее — это и будет для него стимулом.

А Ллевеллин шел домой в глубоком замешательстве.

Какое странное чувство он испытал! Напичканный лекциями по психологии, он стал опасливо анализировать себя.

Сопротивление сексу? Откуда оно? За ужином он глядел на мать и гадал может, у него эдипов комплекс?[881]

Тем не менее перед отъездом в колледж он обратился к ней за поддержкой. Он отрывисто спросил:

— Тебе нравится Кэрол?

Вот оно, с болью подумала мать, но ответила сразу же:

— Она милая девушка; Нам с отцом она очень нравится.

— Я хотел ей сказать… на днях…

— Что ты ее любишь?

— Да. Я хотел попросить ее, чтобы она меня ждала.

— Нет нужды говорить это, если она любит тебя, детка.

— Но я не смог сказать, не нашел слов.

Она улыбнулась.

— Пусть тебя это не беспокоит. В таких случаях у мужчин всегда язык отнимается. Твой отец сидел и таращился на меня день за днем с таким выражением, будто ненавидел меня, и все, что мог выговорить, это «Как дела?» и «Хороший денек».

Ллевеллин хмуро сказал:

— Было не совсем так. Будто какая-то рука оттолкнула меня. Будто мне это запрещено.

Она все поняла. Она медленно проговорила:

— Может быть, она не та, что тебе нужна. О… — Она проигнорировала его возражение. — Трудно решить, когда ты молод и кровь играет. Но у тебя внутри есть что-то такое — может быть, истинная твоя сущность, — которая знает, чего тебе не следует делать, и оберегает тебя от тебя самого.

— Что-то внутри…

Он смотрел на нее с отчаянием.

— Я ничего не знаю о самом себе.

* * *

Он вернулся в колледж. Дни его были заполнены работой или общением с друзьями, и страхи отошли. Он снова стал уверен в себе. Он прочел глубокомысленные труды о проявлениях юношеской сексуальности и успешно объяснил себе все про себя.

Колледж он закончил с отличием, и это тоже утверждало его в собственных глазах. И вернулся домой, уверенный в будущем. Он предложит Кэрол выйти за него замуж, обсудит с ней открывающиеся перед ним возможности. Он чувствовал невероятное облегчение оттого, что жизнь расстилается перед ним в ясной последовательности. Интересная работа, которую он сможет делать хорошо, и любимая девушка, с которой у него будет семья и дети.

Появившись дома, он окунулся во все местные развлечения. Они бродили в толпе, но в любой толпе он и Кэрол воспринимались как пара. Он редко бывал один, а когда ложился спать, ему снилась Кэрол. Сны были эротические, и он этому радовался. Все шло нормально, все было прекрасно, все — так, как должно быть.

Уверившись в этом, он встрепенулся, когда отец как-то спросил его:

— Что стряслось, парень?

— Стряслось? — Он уставился на отца.

— Ты сам не свой.

— Да ты что! Я себя отлично чувствую.

— Физически — возможно.

Ллевеллин посмотрел на отца. Сухопарый, отчужденный старик, с глубоко посаженными горящими глазами, медленно покачал головой.

— Временами мужчина должен побыть один.

Больше он ничего не сказал, повернулся и ушел, а Ллевеллина опять охватил необъяснимый страх. Он не