Королевский убийца - Робин Хобб

Я собирался как следует поесть на празднике, но меня слишком часто хлопали по плечу, а женщины ловили мой взгляд. Прибрежные герцоги устроились за Высоким Столом, чтобы преломить хлеб с Регалом и скрепить их новые отношения. Мне говорили, что все три герцога будут знать о моем согласии. Но я получал свидетельства того, что об этом известно и многим менее важным людям, и очень волновался. Целерити не пыталась открыто искать моего общества, но заставляла меня нервничать, потому что, как преданная собака, всюду следовала за мной. Поворачиваясь, я всякий раз обнаруживал ее на расстоянии десяти шагов от меня. Она явно хотела, чтобы я заговорил с ней, но у меня не находилось подходящих слов. Я едва выдержал, когда захудалый аристократ из Шокса спросил меня, думаю ли я, что следует поставить корабль в Южной бухте у Фальсбея.

Сердце мое упало, когда я внезапно осознал свою ошибку. Никто из них не боялся Регала. Они не чувствовали никакой опасности и видели в нем только избалованного мальчишку, который хотел получить титул, чтобы носить корону и красивую одежду. Они считали, что, раз он уедет, можно не обращать на него внимания. Но я знал, на что был способен Регал в его стремлении к власти. Ради исполнения своих глупых прихотей он пойдет на все, будучи уверенным, что ему это сойдет с рук. Он покидает Баккип, потому что ему не нужны остающиеся здесь развалины. Но если он узнает о моих замыслах, то ни перед чем не остановится. Меня бросят здесь, как бездомную собаку, на растерзание пиратам. Если бы я не был очень осторожен, они бы убили меня.

Дважды я пытался ускользнуть, но оба раза меня останавливали люди, желавшие тихо поговорить со мной в уголке. Наконец я сказал, что у меня болит голова, и открыто заявил, что собираюсь лечь в постель. Мне пришлось смириться с тем, что по меньшей мере дюжина человек устремилась ко мне, чтобы пожелать спокойной ночи, прежде чем я уйду. Когда я решил, что наконец свободен, Целерити застенчиво коснулась меня рукой и пожелала мне приятных сновидений таким несчастным голосом, что я понял, как обидел ее. Думаю, это смутило меня больше, чем что-либо другое в этот вечер. Я поблагодарил ее и осмелился поцеловать кончики ее пальцев. Свет, снова вспыхнувший в ее глазах, пристыдил меня. Я бежал.

Взбираясь наверх, я думал, как Верити или мой отец могли выносить такое. Если бы когда-нибудь я мечтал быть настоящим принцем, а не бастардом, то в эту ночь отказался бы от своей мечты. С тяжелым сердцем я понял, что такой будет моя жизнь до возвращения Верити. Иллюзия власти теперь цеплялась ко мне. И слишком у многих от этого закружилась бы голова.

В своей комнате я с огромным облегчением переоделся в нормальную одежду. В рукаве моей рубашки все еще был зашит пакетик яда для Волзеда. «Возможно, это принесет мне счастье», — подумал я горько. Я покинул мою комнату, после чего совершил свой самый глупый поступок в этот вечер. Я пошел в комнату Молли. Коридор был пуст, его слабо освещали два факела. Я постучал в ее дверь. Ответа не было. Я осторожно попробовал замок, но он не был заперт. Дверь распахнулась от моего прикосновения.

Темнота. Пустота. В маленьком очаге не было огня. Я нашел огарок свечи и зажег его от факела. Потом вернулся в ее комнату и закрыл дверь. Там я стоял, пока опустошение в моей душе не стало наконец реальностью. Все это было слишком похоже на Молли. Аккуратная кровать, выметенный очаг и маленькая горка дров, заботливо приготовленных для следующего обитателя. Кувшин, перевернутый в тазу, чтобы не запылился. Ни ленточки, ни свечи, ни даже кусочка фитиля. Я сел в кресло перед холодным очагом, открыл сундук для одежды и заглянул внутрь. Ничего. Но это было не ее кресло, не ее очаг и не ее сундук. Это были предметы, к которым она прикасалась в то недолгое время, пока жила здесь.

Молли не было.

Она не вернется.

Я постарался взять себя в руки и не думать о ней. В этой пустой комнате у меня словно пелена упала с глаз. Я ощутил презрение к себе. Я хотел бы, чтобы того поцелуя, который я запечатлел на кончиках пальцев Целерити, не было. Бальзам для раненной гордости девушки или попытка привязать к себе ее и ее отца? Я уже не знал, что это было и как это можно расценить. И то и другое было плохо, если я хоть немного верил в любовь, в которой клялся Молли. Один этот поступок был доказательством того, что я виноват во всем, в чем она меня обвиняла. Я всегда буду ставить Видящих выше нее. Молли причинила мне боль, покинув меня. Но, говоря с ней о свадьбе, я водил ее за нос и лишил ее гордости и веры в меня. Это она будет вечно носить с собой. Она будет думать, что ее обманул и использовал эгоистичный лживый мальчишка, у которого даже не хватило смелости сразиться за нее.

Может ли опустошение быть источником мужества? Или это было просто безрассудство и жажда самоуничтожения? Я смело пошел вниз и прямиком направился в комнаты короля. Два факела у его дверей плевались синими искрами, когда я проходил мимо. «Это уже чересчур, Чейд», — подумал я. Интересно, все ли свечи и факелы в замке он обработал? Я отдернул занавеску и вошел. Никого не было. Ни в гостиной, ни в спальне короля. Его покои представляли собой жалкое зрелище. Все ценное было вывезено и отправлено вверх по реке. Здесь больше нечего было красть, иначе Регал оставил бы сторожа у дверей. Странно, но королевская спальня напомнила мне комнату Молли. Тут остались кое-какие вещи — постель, одежда и тому подобное, — но это не была больше спальня моего короля. Я подошел к столу; на этом самом месте я стоял, когда был маленьким мальчиком. Тогда еженедельно Шрюд Проницательный во время завтрака допытывался, как идет моя учеба, и напоминал мне в каждом разговоре, что я его подданный, а он мой король. Теперь этот человек исчез. Вырван отсюда. Король Шрюд покинул эту комнату, когда клинки и рассыпанные свитки заменили курильницы и липкие чашки чая. Сегодня я увезу больного старика.

Я услышал шаги и проклял свое легкомыслие. Я скользнул за занавеску и притаился. Из гостиной донесся гул голосов. Волзед. Второй, насмешливый голос принадлежал шуту. Я тихонько выбрался из своего убежища и осторожно выглянул из спальни. Кетриккен сидела на диване подле короля и тихо разговаривала с ним. Она казалась усталой. У нее под глазами были черные круги, но она улыбалась королю. Я был рад услышать, как он бормочет, отвечая на ее вопросы. Волзед сидел на корточках перед камином и с чрезмерным тщанием подкидывал в огонь поленья. По другую сторону очага прикорнула Розмэри, укрытая своим новым платьем. Она сонно зевнула, потом вздохнула и выпрямилась. Я пожалел ее. После долгой церемонии я чувствовал себя точно так же. Шут стоял за креслом короля. Внезапно он повернулся и посмотрел прямо на меня, как будто занавески совсем не было. Больше я никого в комнате не увидел.