Клан Кеннеди - Лариса Дубова

Не ясно, включал ли Уилсон в данном случае в Европу СССР, но на советскую пропаганду директор ЮСИА обращал особое внимание. «Москва стремится превратить происходящие события в массовое обвинительное заключение по адресу американской демократии», — говорилось в его письме. Цитировалась газета «Правда», которая сообщала: «Один день в Бирмингеме дает миру более ясное представление об американском образе жизни, чем годы пропаганды американских свобод»{1073}.

И по собственной воле, и под международным давлением Кеннеди предпринял ряд закулисных действий с целью положить конец насилиям в Алабаме. По его поручению министры Диллон и Макнамара, связанные с большим бизнесом, вели по телефону переговоры со своими знакомыми предпринимателями в штате, администрация которого стала выходить из подчинения федеральным властям и идти на нарушение конституции. Местным промышленникам и торговцам разъяснялось, какой вред всё это причиняет как их деловым интересам, так и нации в целом. В Бирмингем был направлен на переговоры начальник отдела гражданских прав министерства юстиции Бёрке Маршалл, близкий сотрудник Роберта Кеннеди, активно поддерживавший акции министра по применению федеральных формирований (полицейских и даже военных) для наведения порядка в южных штатах в предыдущие годы{1074}.

Более того, сам Джон Кеннеди непосредственно включился в проводимые мероприятия. 18 мая он прилетел в Алабаму якобы для выступления в городе Масл-Шоалз (графство Колберт). Кеннеди демонстративно выбрал маленький провинциальный городок, не отличавшийся ни историческими памятниками, ни крупными предприятиями. Формально не проявляя особой заинтересованности в улаживании возникшего конфликта, он самим фактом своего присутствия в штате послал сигнал губернатору и его группе, что может повторить использование федеральных ресурсов для наведения порядка.

Обычай и просто долг вежливости потребовали, чтобы губернатор встретился с президентом. Уоллес прибыл в Масл-Шоалз, выслушал речь президента, а затем провел 35 минут в разговоре с ним на борту вертолета по дороге в еще один малый городок Хантсвилл. В беседе участвовал П. Сэлинджер, который по ходу делал заметки. Как видно из этих записей, президент оказывал на Уоллеса давление, требуя «интеграции» в Бирмингеме, то есть предоставления черным реальных равных прав с белыми. Губернатор пытался отделаться общими фразами по поводу того, что держит ситуацию под жестким управлением и не допустит беспорядков с чьей бы то ни было стороны. Кеннеди отвечал, что никакого контроля и достойного управления там не наступит, пока не будет достигнут реальный прогресс. «Почему черных не берут на работу в центральных магазинах города?» — спросил Кеннеди. Ответ прозвучал нелепо: «У тех самых людей, которые сейчас протестуют, дома есть черные слуги».

Продолжая оказывать давление на туповатого губернатора, Кеннеди напомнил ему, что в 1962 году тот обещал своим белым согражданам, что не допустит ни одного черного студента в университет штата. Не считает ли губернатор, что его заявления расходятся с федеральным законодательством, что он нарушает конституцию страны? И у Кеннеди, и у его советника создалось впечатление, что Уоллес сознает неизбежность «интеграции», но стремится сохранить лицо и немедленно пойдет на примирение, фактическую капитуляцию, как только правительство сделает вид, что использует силу{1075}.

Именно так и произошло. 11 июня состоялся своего рода спектакль — то ли водевиль, то ли трагикомедия, а скорее всего смесь того и другого. В этот день в университет штата в городе Таскалуза явились для зачисления два молодых негра — двадцатилетние Вивиан Мелони и Джеймс Худ. Губернатор, как он и обещал, гордо стоял в дверях регистрационного корпуса, всей своей позой демонстрируя решимость не пропустить черную девушку и черного юношу в здание.

Но в это утро Кеннеди объявил о «федерализации» национальной гвардии штата, то есть о переводе частей местного подчинения в полное распоряжение федеральных властей, и приказал начальнику национальной гвардии использовать все силы, чтобы обеспечить свободный доступ студентов в университет. На всякий случай в соседней Джорджии в вертолетах сидели 400 «зеленых беретов» — солдат федеральных сил, прошедших «антипартизанскую и антиповстанческую» подготовку. Посылать их в Алабаму не пришлось, хотя братья Кеннеди были готовы пойти на вооруженное подавление бунта. Роберт «закатал свои рукава и превратил свой кабинет в командный пункт», — пишет М. О'Брайен{1076}.

Вначале прибывший в университетский кампус заместитель министра юстиции Николас Катценбах объявил губернатору, что «федерализированная» национальная гвардия применит силу, чтобы двое студентов были поселены в общежитии. Уоллес упрямился. Он стоял в воинственной позе, восклицая: «Это незаконное, предосудительное, насильственное вторжение федерального правительства!»

Однако, когда солдаты национальной гвардии по приказу Катценбаха приблизились к губернатору, чтобы просто отодвинуть его в сторону, тот решил не выставлять себя на посмешище и отошел без применения силы{1077}. После благополучного поселения тот же Катценбах почти в тех же словах объяснил губернатору, что будет применена сила, чтобы студенты смогли оформить необходимые бумаги для зачисления в университет, и Уоллес вновь отступил. В сопровождении чиновников министерства юстиции Мелони и Худ проследовали в регистрационный офис, где всё было оформлено в соответствии с законом[75]. Так началась подлинная десегрегация в одном из самых расистских штатов.

Антирасистское наступление

Кеннеди рассматривал оказавшуюся в конце концов мирной победу в штате Алабама важным достижением своей администрации. Он решил воспользоваться ею, чтобы развернуть новое наступление в пользу гражданских прав. Он намеревался выступить по радио и телевидению с соответствующим обращением к нации. Некоторые советники отговаривали его от демонстративного выступления, полагая, что оно может привести к обострению напряженности. Однако Джон, пользуясь полной поддержкой Роберта и, скорее всего, с его подачи, считал момент политически выгодным: он действовал с позиции победителя, причем мог опереться не только на конституционные, но и на моральные ценности{1078}.

Речь президента вечером 11 июня 1963 года, в тот самый день, когда двое черных молодых людей были зачислены в университет Алабамы, по признанию подавляющего большинства наблюдателей и биографов, была одной из самых эмоциональных, с которыми он когда-либо появлялся перед аудиторией.