Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Дильдина Светлана

— Лачи!

Дернулся в сторону Лачи, капли выступили на лице, глаза отчаянные.

— Тихо, тихо, — сказал тот, сбиваясь на тон, каким успокаивал собственных детей.

Шипение.

— Тихо. Ты задохнешься так… нет, сам себя не убьешь — потеряешь сознание. Надо это тебе?

Только губы шевельнулись. У всех свои слабости, подумал Лачи. Такой вот — не ожидал. Вспомнил, как бился о прутья пойманный в домашний зверинец волк… всю морду разбил в кровь. Пришлось прикончить его. Жажда свободы… и страх. Почему оборотень-энихи должен отличаться от обычного зверя?

Заговорил негромко, как можно мягче — ровным тоном привести в себя, дать понять, что не стоит разбивать голову о клетку. Звери чувствуют интонацию… а он еще и человек.

— Успокойся же. Я тебе не желаю зла. Слышишь меня? Ты должен меня помнить.

После долгой паузы Кайе откликнулся едва слышно:

— Я помню…

— Я пришел поговорить. Ничего не сделаю тебе — понимаешь меня? В Долине Сиван ты говорил разумно.

Губы пленника дрогнули — хороший знак. Значит, способен слушать. И Лачи продолжил, надо было донести до него, что происходит, иначе опять попытается вырваться; говорил, что тот в порядке, не ранен, и ему не собираются причинять вред, всего лишь удерживают. Следил внимательно — точно ли слышит? Понимает?

— Это всего лишь сила камня, не думай об этом. В твоей крови — пламя, его тоже не видно снаружи.

— Что… ты… хочешь?

— Ты успокоился немного? Я велю головоногу обернуть кольца вокруг плиты. Тебя самого он держать не будет. В конце концов, я хочу поговорить с тобой, а не медленно убивать.

— Я не хочу… разговора.

— Это не надолго.

Полежал с закрытыми глазами, потом шепнул:

— Хорошо.

Лачи отдал приказ головоногу; тяжело было управлять каменной тварью, и незримые щупальца она сжимала охотней, чем расплетала. Мальчишка шевельнулся, слишком слабый, чтобы сесть. Лачи уверен был: не сможет. Хотя из гордости — попытается. Но он поднялся медленно, и даже красиво. Лачи дождался, пока тот сядет и восстановит дыхание. Пока вскинет глаза — затуманенные, но злые.

— Пить хочешь?

— Нет.

— Врешь; но как угодно. Помолчал немного. Удобно устроился в подобии каменного кресла у противоположной, но близкой стены. Пленник насторожено наблюдал. Но взгляд не был ясным: зелье еще мешало четкости мысли. Лицо и впрямь изменилось, теперь это видно отчетливо. Выглядит, словно долго болел. Ничего, теперь восстановится быстро, если, конечно, не заупрямится и не начнет противиться любой заботе.

— Ты помнишь, что произошло? — спросил Лачи.

Ответа не дождался, но лицо Кайе стало растерянным и задумчивым. Наверное, он хотел бы спросить, но не станет…

А он в самом деле почти ничего не помнил. Радостно устремились в погоню за птицей, хотел ее живой привезти, показать всем, Огоньку особенно, ему понравится. Птенцов тоже надо взять, может удастся вырастить. Огонек умеет лечить, может он и приручать умеет. А Къятта точно умеет, раз он Кайе вырастил. Птица петляла совсем неожиданно, порой сворачивая прямо на охотников; они бы ее поймали давно, если бы не сплошные расщелины и валуны, каменный растрескавшийся язык, вываленный из пасти горного отрога. А потом… как на стену налетел. Голова закружилась, будто надышался дыма шеили — только не радость испытал, а непонятное чувство, когда тело не слушается. И, кажется, видел огонь, только вокруг или издали, уже не успел осознать.

— Птица бежала, куда ее направили расставленные заранее вешки, — сказал Лачи, наблюдая за пленником. — Я знал, что ты не захочешь ее убивать, сложность была только в том, чтобы вы не поймали ее слишком рано. А потом в лабиринте вы со спутниками уже мешали друг другу.

— Они живы?

— Нет.

— Все?

— Тем, кто не участвовал в погоне, дали уйти. Они все равно ничего не поймут, но о твоей смерти поведают.

— Как вы узнали?

— Не сейчас. Может, после я расскажу.

…А сам Лачи в охоте не участвовал, только все подготовил — на скорую руку, но получилось, очень уж удачным оказалось место. Перед охотой долго сомневался, не пытаются ли так избавиться от него — был бы красивый ход….

Лешти подробно рассказал, как все прошло.

Грис ждали в укрытии среди камней, почти не оставив следов. Привязывая пленника к спине грис, Лешти в рот ему влил немного зелья из маленького флакона. Потом вскочил в седло:

— Живо, пока весь Юг не сбежался!

И бросил на утоптанную дорогу фиолетовые зерна прозрачнейших аметистов: камни тут же умерли и растаяли, уничтожив следы.

Недешево обошлось похищение Соправителю, а уж самим охотникам — тем более. Каждый из них сейчас не одолел бы и белку. Лачи готов был пожертвовать едва ли не лучшим из ветви своей и Опоры, и самыми верными.

К счастью, никто из его людей не погиб, хоть некоторые и пострадали.

Находиться подле Отмеченного Пламенем было трудно. Лачи еще по Долине Сиван запомнил — когда это существо в гневе, у стоящих рядом сердце заходится и кровь будто закипает. Сейчас, как бы тот ни был слаб, мог бы убить северянина, просто глядя в глаза… если бы не каменная мощь головонога. Древняя базальтовая скала не дает пробиться огню. Ну и самоцветные амулеты помогают, в отличие от бесполезного здесь золота. И все-таки Лачи ощущал себя нездоровым, в легком жару, как от лихорадки.

— Чего ты хочешь? — спросил Кайе. — Мести?

— Нет, напротив — договориться с тобой.

Тот лишь по-звериному фыркнул. Глянул исподлобья; а глаза у него красивые, и ресницы густые. К этим глазам совсем не шло то, что Кайе сказал потом, даже не все слова Лачи понял, хоть и учил язык Юга.

— Ты хочешь меня убить, в целом мне ясно, — ответил он. — Я другого и не ожидал. Но ты видишь — я хорошо подготовился.

Оба взглянули на каменные щупальца, испещренные бесчисленными присосками — будто пульсировали они, жадные маленькие рты.

— Я не стану тебе подчиняться, — сказал пленник еще хрипловато, прерывисто.

— Что же ты сделаешь?

— Умру.

— О, нет, не так просто, — Лачи постарался заговорить как можно более убедительно:

— Умереть я тебе не дам. Знаешь, что с тобой случится? Ты станешь подобен растению; оно живет, но ничего больше. У тебя сильное тело, ты проживешь долго. Но рассудка в этом теле не будет.

— Опасно — ведь тогда я не стану сдерживаться, — рассмеялся Кайе. Голос его понемногу набирал силу. Хотя и качался еще.

Лачи вздохнул, будто и впрямь испытывая сожаление:

— Ты ничего не сможешь. У тебя не останется не только мыслей, но и чувств, кроме простейших, и никто никогда не сумеет вернуть остальные. Я даже отдам тебя обратно в Асталу. И никто не узнает, что ты был в плену, нет — тебя отыщут на месте вашей охоты за птицей. Выйдет, что умершим тебя объявить поспешили. Мало ли где ты блуждал, почему лишился рассудка.

Кайе сидел, подогнув одно колено, и обхватив рукой другое. Лачи продолжил, по тону его трудно было заподозрить неискренность.

— Вероятно, друзья предпочтут оборвать твою жизнь раньше, чем тебя-растение увидят враги… а может быть, станут возиться с тобой до конца твоих дней. Кормить из соски, мыть, как младенца… Правда, это вряд ли принято у вас на юге. Хотя, говорят, твоя мать…

Сжатые руки и опущенная голова, каждая мышца напряжена. Лачи позволил себе улыбку. По гордости ударить — самое то.

— У меня есть вариант получше, — добавил Лачи.

Пленник молчал.

— Если ты согласишься помочь…

— А пошел ты, — сказал Кайе. — Делай, что хочешь.

— Хочешь, чтобы вся Астала смеялась над тем, каким ты стал? — недоверчиво спросил Лачи.

— Какая мне разница. Къятта если сможет — убьет, а остальные мне… — презрительно повел плечом. Золотой знак вспыхнул, хотя свет на него и не падал.

**

Астала