Великая Российская трагедия. В 2-х т. - Хасбулатов Руслан Имранович

Как им представлялось, для воплощения старой роли, плана создания нового, западного по своему типу, повернувшегося лицом к Европе и Америке государства необходима была роль президента. После эпохи царей и вождей-генсеков пришла эра “коммунистических президентов”. Патент на это изобретение принадлежит Горбачеву: он “придумал” президентскую власть и президентскую республику (но формальные авторы это — Федор Бурлацкий, Генрих Боровик, Александр Ципко, Александр Яковлев). Президентство Горбачева было сложным: с одной стороны, страна еще контролировалась партийным аппаратом. Следовательно, сохранялся партийно-государственный режим. С другой стороны, быстро формировался парламентарный режим, требовавший свою нишу власти в государстве. И собственно президентский режим. Сплетение этих трех разнородных политических режимов создавало ситуацию перманентного кризисного развития.

В таких условиях для Горбачева наиболее важной целью становилось удержание власти — это закономерно. Но удержание власти с необратимостью заставляло делать такие шаги, которые объективно вели к смене государственного устройства. Этот опыт Горбачева быстро переняли генсеки других советских республик. И раньше всех Ельцин, потом уже — Кравчук, Назарбаев и др. А еще позже — областные партбоссы, ставшие губернаторами и президентами. Они, конечно же, подспудно будут вести дело к разрыву единой ткани Федеративного государства.

Уже через месяц после окончания I Съезда народных депутатов России мы стали готовиться к президентским выборам в Российской Федерации. Я лично это рассматривал тогда как фактор укрепления страны, который едва ли мог повредить целостности СССР. И поэтому вложил в подготовку нормативной базы для формирования института президента в России, а затем в ведение избирательной кампании не меньше сил, чем вся тогдашняя команда Ельцина, малопригодная для разработки серьезных планов и анализа ситуации.

Утверждают, что “западный стиль” исполнения старой роли был доведен Горбачевым до совершенства. Это и понятно, — поскольку он играл перед “зрительным залом” Запада. И, судя по всему, настолько убедительно, что в роли президента стал настоящей звездой масс-медиа. Во всяком случае, он сумел агонию могучего государства, СССР, его распад и исчезновение с карты мира преподнести как свое собственное политическое достижение. Хотя здесь немало “помог” Горбачеву его антипод — Ельцин, как и многие демократы-депутаты союзного парламента.

Ельцин лишь подхватил президентскую роль Горбачева. Однако политический имидж Ельцина, утверждает Акош Силади, можно сравнить скорее с “контр- царем” Емельяном Пугачевым, чем с Петром I или Сталиным. Но именно это соединение данной, “западной” роли в его популистско-националистическом амплуа и создает “Ельцина”. [160]

Ясно, что без этого президентского имиджа, без такого политического образа Ельцина программа “демократов” стала бы производить впечатление полнейшего абсурда. Экономико-политическим группам, представляющим определенные интересы и вцепившимся в это государство, пришлось бы тогда или воочию предстать “нагишом”, без идеологической одежды, или же прикрыться такими идеями, которые в России не могут превратиться в желанные мифы и заслонить истинные интересы. Без политического мифа Ельцина “демократы”не смогли бы победить ни в августе 1991, ни в сентябре-октябре 1993 года. Они не смогли бы разбить сначала враждебное им советсткое государство (государство Горбачева) — утверждает Акош Силади, — а потом ликвидировать парламент, как цитадель демократии и представительных органов власти — Советов. А ведь Советы муниципализировались, они действительно становились органами народовластия и народного самоуправления.

Очень емко, точно анализирует саму суть и идейную сторону политического режима Ельцина публицист Глеб Павловский в статье “Великая Октябрьская резолюция”. [161]

Павловский пишет, что Ельцин долго казался человеком, скорее потворствующим своим комплексам, чем ведущим осознанную игру на понижение ценности демократических правил. Он удивительно долго терпел клятвы демократией, не решаясь освободить нас от этой химеры. Но сегодня это уже не так. Новый Ельцин — противник местного самоуправления, недруг представительной власти, гонитель людей, имеющих личное мнение. Сегодня он —знамя тех, кто прежде голосовал против него, вождь поворота страны от демократии к ее травле. Что, страна повернулась по команде не вся? Тем хуже для страны: “президент обдумывает решительные меры в случае несогласия...”, с каждым днем растет глубоко тщеславное, если вдуматься, подозрение Ельцина, будто вся Россия вступила против единственного человека (“Альтернативы Ельцину нет!”) в коммуно-фашистский заговор. Вот уж и усмиренной Москвы мало — Вандея открыта в Воронеже и Барнауле, заговоров ждут из Сибири. Даже сценарист 1937-го не прибегал к версии коллективной вины целого института местного управления за события в столице.

Павловский с тонким юмором высмеивает неуклюжие попытки “кремлевской гвардии” всех сомневающихся причислить к заговорщикам.

Россию, ее земли и республики, ее партии и конституционные институты, фактически обвинили в причастности к мятежу —и сделал это ее президент. Президент свободной страны не имеет права выступать ни с приговорами, ни с идеологиями перед свободной нацией, где есть разные точки зрения на вещи, да и нет прав судить “коммуно-фашизм” у недавнего коммуниста, члена ЦК КПСС товарища Б.Н.Ельцина.

За две недели, прошедшие от заявления о перевороте до его военного оформления, Борис Ельцин неоднократно нарушил презумпцию невиновности не только в отношении отдельных лиц, но и в отношении групп, выборных корпораций и партий. Его заявления об установленной виновности тех или других, — включая последние, где еще до начала работы правительственной комиссии “установлено” наличие заговора, — обостряли ситуацию, препятствуя компромиссу.

Зря кто-то думает, что Ельцин обрел в "коммуно-фашизме” последнего врага, одолев которого, он даст отдых земле российской. “Коммуно-фашизм” — идеологема, точно скопированная с “иудо-фашизма” Д.Васильева, давнего сторонника Б.Ельцина и его собеседника с 1987 года, с той же функцией: намеренным оскорблением половины российской нации внести раскол, настроив граждан друг против друга...” [162]

Глеб Павловский отмечает полное совпадение взглядов Ельцина со взглядами поддерживающих его Д.Васильева (“Память”), Жириновского (ЛДПР) и В.Новодворской.

Любопытно единство взглядов в этом вопросе людей, не скрывающих, что их цель — диктатура. И разве не естественно, задает вопрос публицист, что господа, видящие в гражданах России стадо без пастуха, подставили плечо Ельцину, как только он порвал с идеей строительства свободной России?

Весь радикализм Бориса Ельцина какой-то чиновничий. Слово “демократия” в его лексиконе не подразумевает компонента личной свободы и является таким же обмылком прошлой риторики для демократа Ельцина, как некогда “социальная справедливость” — для Ельцина-коммуниста. Он и обращается с населением страны, как ЦК с чиновниками партаппарата: отбирает у них сбережения, презирает их верования и привычки, упраздняет все, что ему кажется “привилегиями”, с неприкрытым удовольствием старшины, очищающего тумбочки рядовых. На мой взгляд, справедлив вывод о том, что главный мотив молчания общества, это — страх. Наш бравый Президент, пишет Павловский, имел электорат из граждан и социальных групп, более всего на свете боящихся форс-мажорных обстоятельств, особенно гражданской войны. Всякий, кто не учитывал этого обстоятельства, являлся политически обреченной фигурой в сравнении с Ельциным — защитником страны от страшного будущего. Шестьдесят процентов за Ельцина — это шестьдесят процентов боязни войны в случае, если Ельцин уйдет. И все это оборвалось октябрем, когда сам Президент стал источником страха, его изобретателем и раздатчиком. В течение года Президент РФ демонстрировал намерение нарушить Конституцию, раз за разом подвигал общество и политически активные его группы к линии раскола. В сентябре 1993 года граждане уж и не ждали от Президента ничего, кроме переворота. Но Борис Ельцин не только осуществил переворот — он еще создал условия для перерастания его в гражданскую войну. Создав эти условия, он вдруг не сумел с ними справиться. Зато Ерин стал Героем России...