Эндимион (сборник) - Дэн Симмонс

Великий Инквизитор знал, что эти близнецы действительно клоны, ранние прототипы засекреченного Легиона, авангард новой армии, сконструированный Техно-Центром по требованию Папы и его госсекретаря. Инквизитор дорого заплатил за эту информацию и знал: его положение – если не жизнь – окажется под угрозой, если только кардинал Лурдзамийский или Его Святейшество узнают о том, что ему это известно.

Они миновали посты охраны. Кардинал Мустафа отказался от услуг чиновника, предложившего проводить их наверх. Пока отец Фаррелл поправлял после обыска сутану, Мустафа открыл дверцу древнего лифта, который должен был доставить их в папские покои.

Тайный ход на самом деле начинался в подвале – воссозданный Ватикан был построен на холме, и вход с Виа-дель-Бельведер был ниже первого этажа. Неторопливый подъем в скрипучей клети лифта – отец Фаррелл явно нервничал, перебирал бумаги, вертел скрайбер и вообще ерзал и места себе не находил, а кардинал Мустафа отдыхал, – и вот первый этаж – двор Сан-Дамазо. Вот и второй этаж – причудливые апартаменты Борджа и Сикстинская капелла. Со скрипами и стонами лифт проехал второй этаж с официальной приемной, консисторией, библиотекой, аудиенц-залом и замечательными палатами Рафаэля. На третьем этаже они остановились, и дверцы кабины с лязгом распахнулись.

Кардинал Лурдзамийский и его помощник, монсеньор Лукас Одди, кивали и улыбались.

– Доменико. – Кардинал Лурдзамийский крепко пожал руку Великому Инквизитору.

– Симон Августино, – вежливо склонил голову Великий Инквизитор.

Итак, на встрече будет присутствовать госсекретарь. Мустафа подозревал и опасался, что именно так оно и будет. Выйдя из лифта и шагая к папским покоям, Великий Инквизитор бросил взгляд на кабинет госсекретаря и – в десятитысячный раз – позавидовал близости этого человека к Папе.

Папа встретил гостей в просторной, ярко освещенной галерее, соединявшей секретариат Ватикана с личными покоями Его Святейшества. Понтифик улыбался. Странно, обычно он неулыбчив. Сутана с белым воротником, белый пояс, на голове круглая белая шапочка. Белые туфли еле слышно шелестели по гладким плитам пола.

– А, Доменико. – Папа Урбан Шестнадцатый протянул перстень для поцелуя. – Симон. Как хорошо, что вы пришли.

Отец Фаррелл и монсеньор Одди, преклонив колена, терпеливо ждали своей очереди приложиться губами к кольцу святого Петра.

Его Святейшество прекрасно выглядит, подумал Великий Инквизитор, он определенно помолодел и посвежел. Да, куда лучше, чем до его недавней смерти. Высокий лоб и горящие глаза – те же самые, но Мустафа отметил, что в облике воскрешенного Папы появилось что-то такое… какая-то настойчивость и убежденность.

– Мы как раз собирались совершить утреннюю прогулку по саду, – сказал Его Святейшество. – Не хотите ли присоединиться?

Все четверо кивнули и поспешили следом за Папой. Прошли галерею и по гладкой широкой лестнице поднялись на крышу. Личные помощники Его Святейшества держались на расстоянии, у выхода в сад швейцарские гвардейцы застыли по стойке «смирно», глядя прямо перед собой. Кардинал Лурдзамийский и Великий Инквизитор отставали от Папы буквально на шаг, а отец Фаррелл и монсеньор Одди держали дистанцию в два шага за ними.

Папские сады – лабиринт цветущих шпалер, нежно струящихся фонтанов, аккуратных живых изгородей и деревьев с трехсот миров Священной Империи, каменные дорожки и причудливый цветущий кустарник. Надо всем этим – силовой купол класса «десять». Прозрачный изнутри и непрозрачный для внешних наблюдателей, он обеспечивал и конфиденциальность, и защиту. Небо Пасема в это утро было сияющим и безоблачно синим.

– Кто-нибудь из вас помнит, – начал Его Святейшество под шелест сутан по каменным плитам дорожки, – когда небо здесь было желтым?

Кардинал Лурдзамийский издал нечто вроде урчания – у него это означало смешок.

– О да, – сказал он, – я помню. Небо было отвратно желтое, в воздухе было все что угодно, но только не то, чем дышат, жуткий холод и нескончаемый дождь. Да, тогда Пасем считался отверженным миром. Потому-то старая Гегемония вообще позволила Церкви обосноваться здесь.

Папа Урбан Шестнадцатый едва заметно улыбнулся и указал на синее небо и теплое ласковое солнце:

– Итак, мы видим определенные улучшения за время нашего служения, так ведь, Симон Августино?

Оба кардинала тихонько рассмеялись. Они быстро обошли крышу, и Его Святейшество выбрал другой маршрут через центр сада. Переступая по узкой дорожке с плиты на плиту, кардиналы и их помощники гуськом следовали за белой сутаной понтифика. Вдруг Его Святейшество остановился перед тихо журчащим фонтаном и обернулся.

– Вы слышали, – сказал он, и вся шутливость куда-то исчезла, – эскадра адмирала Алдикакти переведена за Великую Стену?

Кардиналы кивнули.

– Это первое, но далеко не последнее вторжение, – пояснил святой отец. – Мы не надеемся… не предсказываем… мы знаем.

Глава Священной Канцелярии, госсекретарь и их помощники ждали продолжения.

Папа посмотрел на каждого по очереди.

– Сегодня, друзья мои, мы намерены посетить Кастель-Гандольфо…

Великий Инквизитор поймал себя на том, что его так и тянет – зачем? – посмотреть наверх. Папский астероид все равно не увидишь в дневное время. Он знал, что королевское «мы» понтифика вовсе не есть приглашение – ни для кардинала Лурдзамийского, ни для него.

– …где несколько дней проведем в медитации, молитве и размышлениях над нашей следующей энцикликой, – продолжал Папа. – Она будет называться «Redemptor Hominus» и станет наиважнейшим документом нашего пастырского служения Святой Матери Церкви.

Великий Инквизитор склонил голову. «Искупитель человечества», – подумал он. Это может быть что угодно.

Когда кардинал Мустафа поднял взгляд, Папа улыбался, будто прочел его мысли.

– Это будет о нашем священном долге, Доменико, – сохранить человечность человека. Это должно продолжить, прояснить и расширить то, что получило известность как энциклика Крестового похода. Должно определить волю Господа нашего – нет, заповедь… род человеческий должен пребывать в обличье человеческом и не оскверняться преднамеренными мутациями и уродствами.

– Окончательное решение проблемы Бродяг, – пробормотал кардинал Лурдзамийский.

Его Святейшество нетерпеливо кивнул:

– Да, но не только. «Redemptor Hominus» объяснит роль Церкви в определении будущего. Дорогие друзья, в некотором смысле будет намечен план на следующее тысячелетие.