Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

Молли от волнения наморщила лоб. Мужчины типа лорда Дривера пробуждают в женщинах материнский инстинкт. Как мужчина его сиятельство был бесконечно малой величиной, он просто не шел в счет. Но как проказливый ребенок, которого все время надо спасать, он взывал к лучшим чувствам Молли.

— Но, лорд Дривер… — начала она мягко.

— Называйте меня Спенни, — потребовал он. — Мы закадычные друзья. Вы так сами сказали. На лестнице. Меня все называют Спенни, даже дядя Томас. Я дам ему по сопатке, — внезапно перебил он сам себя, словно вспомнив о назначенной встрече.

— Ну хорошо, пусть Спенни, — сказала Молли. — Спенни, вы не должны. Нет, правда, Спенни. Вы…

— В этом платье вы просто тип-топ, — сказал граф ни к селу ни к городу.

— Спасибо, Спенни, милый. Но послушайте… — Она словно уговаривала непослушного ребенка. — Вы не должны брать эти деньги. Вы должны положить их обратно. Вот, посмотрите, я кладу эту банкноту назад. Дайте мне остальные, и я положу их туда же. Потом мы задвинем ящик, и никто ничего не узнает.

Она забрала у него банкноты и уложила в ящичек. Он следил за ней в задумчивости, словно оценивая весомость ее доводов.

— Нет, — сказал он внезапно. — Нет… должен их забрать… моральное право… старик…

Она ласково оттолкнула его.

— Да-да, я знаю, — сказала она. — Я знаю, как плохо, что вам нельзя их взять. Но вы не должны их брать. Разве вы не понимаете, что он заподозрит вас, едва увидит, что они пропали. И тогда у вас будут большие неприятности.

— В этом что-то есть, — признал его сиятельство.

— Конечно, Спенни, милый. Я так рада, что вы согласны. Ну вот, они все в полной безопасности в ящике. Теперь мы спустимся вниз и…

Она умолкла. Дверь она во время их разговора притворила, но ее чуткий слух уловил звук шагов в коридоре.

— Быстрей! — прошептала она, схватив его за руку, и метнулась к выключателю. — Кто-то идет. Нельзя, чтобы нас нашли тут. Они увидят взломанный ящик, и у вас будут страшные неприятности. Быстрей!

Она толкнула его за занавеску к висящей там одежде и погасила свет.

Из-за занавески донесся приглушенный голос его сиятельства:

— Это дядя Томас. Я выйду. Дать ему по сопатке.

— Ш-ш-ш!

Она бросилась к занавеске и бесшумно проскользнула за нее.

— Но послушайте, — начал граф.

— Ш-ш-ш!

Молли сжала его локоть. Он подчинился.

Шаги затихли перед дверью. Затем ручка тихо повернулась. Дверь открылась и закрылась почти беззвучно.

Шаги проследовали в гардеробную.

Глава 25. Прерванные объяснения

Джимми в начале скетча, как и лорд Дривер, угодил в ловушку и сумел выбраться из нее, только когда скетч приближался к концу. Леди Джулия познакомила его с пожилым и липучим баронетом, который провел десять дней в Нью-Йорке, и высвобождение потребовало немалых усилий. Баронет по возвращении в Англию опубликовал книгу под заглавием «Современная Америка и ее народ» и пожелал узнать точку зрения Джимми на взгляды, изложенные в этом труде. А вот желания внимать скетчу у него не было ни малейшего, так что Джимми потерял много драгоценного времени и сумел вырваться, только сославшись на необходимость переодеться. Взлетая по лестнице, он щедро поносил знатока «Современной Америки и ее народа».

Пока скетч продолжался, сэр Томас никак не мог поддаться капризу навестить свою гардеробную. Он, как объяснил его сыскарь-камердинер мистеру Гейлеру, был по горло занят, веселясь среди шишек. А возвращение колье на его законное место требовало пары минут. Если бы не липучесть пожилого баронета, все было бы уже в порядке. А теперь будущее утратило ясность: кто угодно мог появиться в коридоре и увидеть его.

Однако имелось и очко в его пользу: до завершения спектакля колье никак не могло быть востребовано его владелицей. Роль, которую Чартерис сумел навязать леди Джулии, не предоставляла никакой возможности щеголять драгоценностями.

Перед тем как спуститься к обеду, он запер колье в ящике. И оно по-прежнему покоилось там: видимо, Штырь сумел побороть искушение слямзить его еще раз. Джимми взял колье и вышел в коридор. Поглядел направо и налево. Никого. Он закрыл за собой дверь и стремительно зашагал в направлении к гардеробной.

Штырь точно описал ему местоположение сейфа. На его непрофессиональный взгляд, сейф выглядел достаточно массивным и неприступным. Однако Штырь, очевидно, сумел открыть его без всякого труда. Крышка была закрыта, но сразу откинулась, и он увидел, что замок был сломан.

— Штырь прогрессирует! — сказал Джимми.

Он покачивал колье над сейфом, намереваясь опустить его внутрь, но тут с противоположной стороны комнаты донесся шелест. Занавеска отдернулась, и возникла Молли.

— Джимми! — вскричала она.

Нервы Джимми отличались крепостью, но это волшебное видение заставило его подпрыгнуть.

— О черт! — сказал он.

Занавеска снова заколыхалась под воздействием невидимой силы — на этот раз отчаянно, и из ее глубин раздался жалобный голос.

— Черт возьми, — сказал голос, — я увяз!

Новое занавескотрясение — и возник граф. Взъерошенные белобрысые кудри стояли дыбом, лицо обрело пунцовость.

— Запутался головой в пиджаке, а может, в жилетке, — объяснил он всем и каждому. — Приветик, Питт!

Когда шаги проникли в комнату, Молли судорожно прижалась к стене и с возрастающим изумлением вслушивалась в происходящее по ту сторону занавески. Ее недоумение возрастало с каждой секундой. У нее сложилось впечатление, что комната все еще погружена в темноту. Она слышала чье-то дыхание, а затем по занавеске скользнул луч фонаря. Кто это мог быть и почему он не включает электрический свет?

Молли отчаянно напрягала слух. Некоторое время ее уши улавливали только тихое дыхание. Затем раздался голос, такой знакомый! И, покинув свой тайник, она вышла из-за занавески и увидела Джимми с фонарем в руке, стоящего над каким-то темным предметом посреди комнаты.

После первого изумленного восклицания Джимми прошла минута, прежде чем молчание было нарушено. Свет фонаря резал Молли глаза. Она загородила их ладонью, ей чудилось, что они стоят так годы и годы.

Джимми не шевельнулся. Что-то в его позе вызвало у Молли неясную тревогу. В сумраке за фонарем он выглядел бесформенным, почти чудовищем.

— Вы светите мне прямо в глаза, — сказала она наконец.

— Простите, — сказал Джимми, — я не сообразил. Так лучше? — Он отвел луч от ее лица. Что-то в его голосе и виноватой поспешности, с какой он отвел луч, почему-то смягчило напряжение.

Она оправилась от парализующего изумления и обрела способность мыслить связно.

Но облегчение было лишь секундным. Почему Джимми оказался в гардеробной в такое время? Почему с фонарем? Что он тут делает? Вопросы вспыхивали у нее в голове,