Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Френч Джон

— Горстка за двести лет в легионе численностью в сто двадцать тысяч? — Хорус сложил вместе руки. — Как ты можешь быть уверен…

— Я уверен, — серьезно ответил Ангел. — И случаи учащаются. Боюсь, со временем болезнь захватит каждого моего сына. В своей медитации я видел подобные… вероятности.

Его брат ждал, пока он продолжит. Каждый из примархов был по-своему одарен сверхъестественными способностями их отца, а для Сангвиния частью этого наследия было определенного рода зрение. Туманное, неопределенное чувство предвидения.

— Всегда одно и то же, — продолжил Ангел. — Воин в пылу битвы поддается гневу, который растет и растет, пока не лишает его разума. Человеческое начало исчезает и остается только дикая сущность. Он убивает и убивает, все больше и больше жаждет крови, — рассказывая, примарх побледнел. — А в конце происходит самое худшее — он полностью теряет самого себя.

— Пока смерть не становится избавлением, — Хорус снова кивнул. — Брат… Я понимаю тебя… Давно ты это знаешь?

Удивительно, но Сангвиний почувствовал облегчение, словно доверившись Хорусу, он действительно снял тяжесть с души.

— Я скрываю это от нашего отца и братьев несколько лет. Ищу решение. Некоторые из сыновей объединились со мной в поиске способа уничтожения этого изъяна.

Сангвиний стиснул зубы.

— Моего изъяна.

— Брат… — начал Хорус, подбирая слова.

Сангвиний покачал головой.

— Молчи. Ты думаешь, я виню себя за нечто, что не могу контролировать, но это не так. Это мое наследие, и я должен найти ему объяснение. Примарх… — Он запнулся, его голос переполняли эмоции.

— Примарх — отец своего легиона, — сказал Хорус, закончив за него мысль. — Я не буду возражать или пытаться убедить тебя в обратном, — он снова сделал паузу.

— Кто еще знает об этом? — Хорус бросил взгляд на вход в часовню сопереживания.

— Азкаэллон, капитан Ралдорон, мой главный апотекарий на Ваале… и еще несколько.

Хорус тихо спросил:

— Почему, во имя Терры, ты не попросил помощи?

Сангвиний встретился с ним взглядом.

— Скажи мне, Хорус. Чего ты боишься больше всего?

Вопрос застал второго примарха врасплох, и какое-то мгновенье Лунный Волк собирался проигнорировать его, но затем выражение его лица изменилось, и прозвучал жестокий и правдивый ответ:

— Потерпеть неудачу. Подвести свой легион, свой Империум… своего Императора.

— Нечто подобное разделяет каждый из его сыновей, даже если у многих никогда не хватит мужества признать это. — Сангвиний отошел, вокруг него вытянулись тени. — Я не мог поговорить об этом ни с кем из других. Ты так же, как я, знаешь, что это принизило бы мой легион. Некоторые из наших братьев увидели бы в этом слабость и постарались бы обратить ее против меня, — он поморщился. — Альфарий, Лоргар… Они не будут великодушными.

— Но почему ты скрываешь это от отца? Если кто из живых существ знает разгадку, то это он!

Сангвиний повернулся к Хорусу, его ангельские черты окаменели.

— Ты знаешь причину! — прорычал он в ответ. — Я не хочу отвечать, если Кровавые Ангелы исчезнут из истории Империума. Не хочу, чтобы о моем легионе напоминал только третий пустой постамент под крышей Гегемона!

Глаза Хоруса расширились.

— До этого не дойдет.

Сангвиний снова покачал головой.

— Я не могу рисковать. Интересы Императора выходят далеко за пределы потребностей отдельных сыновей. Ты знаешь, что это так. — Он нахмурился. — Мы все знаем об этом.

Снова наступила тишина, нарушаемая только глухим воем ветра среди разрушенных стен и далеким грохотом металла, когда уничтожали очередную башню восхваления.

Затем с мрачной решимостью Хорус протянул руку Ангелу.

— Я клянусь тебе, что никому не скажу об этом. Я буду хранить молчание так долго, сколько ты пожелаешь.

Сангвиний ответил тем же, их наручи лязгнули, когда братья сжали ладонями запястья друг друга по старому обычаю, существовавшему еще до Объединения.

— Хорус, я тебе доверяю как никому — сказал он. — Не представляешь, как мне важна твоя поддержка.

— Можешь на меня рассчитывать, — ответил Лунный Волк, — сколько бы времени это ни заняло.

Ралдорон едва скрыл потрясение, когда не один, но двое примархов вышли из разрушенного здания. Не говоря ни слова собравшимся воинам, Сангвиний и Хорус прошлись по серебряным пескам, повернули в противоположные стороны и направились к рядам своих легионов.

Рядом с первым капитаном стоял неподвижный, словно статуя, Азкаэллон, и Ралдорон не сомневался, что командир Сангвинарной гвардии в ярости. Появление Хоруса могло значить только одно. Он знал.

Почувствовав взгляд Ралдорона, Азкаэллон тяжело посмотрел на него.

— Твои воины бесполезны.

— Выбирай выражения, телохранитель, — ответил сквозь стиснутые зубы капитан. Он указал за кольцо своих солдат. — Твой заместитель бродит поблизости, и он тоже не заметил примарха.

— Зуриил получит выговор за эту ошибку, можешь не сомневаться.

Ралдорон не сомневался. Азкаэллон был суровым командиром и ни перед чем не отступал. Между воинами первой роты и Сангвинарной гвардией часто возникали трения. Гибкий стиль Ралдорона шел вразрез с отчужденным, суровым поведением Азкаэллона, и оба воина предельно отражали эту разницу.

— У меня есть дела, — сказал командир гвардии, зашагав прочь от руин. — Надеюсь, конец операции я могу оставить на тебя, не опасаясь новых ошибок.

Прежде чем Ралдорон смог ответить, полетный ранец Азкаэллона выплюнул пламя и его рельефные крылья раскрылись. Во вспышке золотистого света воин исчез.

Первый капитан еще больше нахмурился и распустил своих воинов резким взмахом. На одного из них он сердито взглянул.

— Где апотекарий? Я вызвал специалиста час назад!

— Здесь, лорд, — произнес голос позади.

Ралдорон обернулся и увидел легионера, вышедшего из дыма и направившегося к нему по усеянной обломками площади. На багровом доспехе с белой окантовкой санкционированного медика легиона висел набор нартециумов, емкости с медикаментами и другие инструменты мясника. Его левая перчатка была сильно модифицированной версией стандартного доспеха Марк II «Крестовый поход», выступающий ствол редуктора придавал ей громоздкий вид. Апотекарий носил эмблему «прим хеликс», а над окуляром шлема — значок черепа, указывающий на самое младшее звание — апотекаэ минорис. За ним неторопливо шел рабочий сервитор, раскачивающийся на неровной местности. Капитан предпочел бы ветерана в этом деле, но отвлечение более опытного офицера от его обязанностей привлечет чрезмерное внимание.

Новоприбывший отдал честь.

— По вашему приказанию прибыл. — Он не подал виду, что заметил уход двух примархов, и это было к лучшему.

«Будет меньше вопросов», — подумал капитан.

— Следуй за мной, — приказал Ралдорон, — и ничего не говори.

Они вошли в разрушенную часовню, и апотекарий включил фонарь на ранце. Холодный луч белого света пронзил помещение, выхватив тысячи крошечных частиц каменной пыли, висевших в спертом воздухе, а потом отразился от большой лужи внутри обвалившегося нефа. Ралдорон увидел, как луч метнулся к темным очертаниям покойников, и окликнул молодого апотекария, привлекая его внимание к платформе, где лежало тело Алотроса. Капитан очистил доспех мертвого боевого брата от всех символов роты и личных знаков, пока не осталось ничего, что указало бы на то, кем был этот воин и где служил.

— Прогеноидные железы, — сказал капитан. — Извлеки их.

Кровавый Ангел на мгновенье засомневался, но безликий шлем не выдал эмоций, и апотекарий с готовностью принялся за работу. Редуктор издал пронзительный звук, прогрызаясь сквозь обнаженное тело, пока не вскрыл его, и наконечник вырезал богатый генами мясистый кусок. Каждый прогеноид был совокупностью метаданных ДНК в органической форме, кодом физиогномики Кровавых Ангелов, представленным во плоти. Подобные органы имплантировались каждому легионеру, который приспосабливался к специфическим чертам и особенностям их братства. Они были самым ценным ресурсом легиона космодесантников, так как каждый прогеноид, извлеченный из павшего воина, обретет новую жизнь в теле следующего поколения рекрутов. Таким образом, они сохранят генетическую родословную с теми, кто пришли до них и теми, кто придет после.

Апотекарий почтительно поместил геносемя Алотроса в герметичную капсулу, но прежде, чем успел положить в контейнер на бедре, капитан Ралдорон забрал ее.

— Как тебя зовут, апотекарий? — спросил офицер, опережая любые вопросы.

— Мерос, господин. Из девятой роты.

— Капитана Фурио, — кивнул он. — Отличный воин. Хорошая рота.