Золотые пески Шейсары. Трилогия (СИ) - Лайм Сильвия

Ведь я их ничем не заслужила.

Ведь я сама думала о нем совсем иначе...  

К этому моменту алая пелена настолько сильно затуманила мне взор, что от ярости я почти забыла, где нахожусь. Я чувствовала, как на меня саму накатывает усталость, но при этом мастер Риш начинал двигаться лишь быстрее. Судя по всему, он тоже ощущал, что я выдохлась.

Он наступал на меня, тесня к стене коридора, и я понимала, что вот‑вот окажусь в ловушке. Что‑то дернуло меня изнутри, и, вынув заколку из волос, я привычным движением ухватилась за нее покрепче и нанесла удар.

Конечно, мне не стоило этого делать. Острый конец тонкого металлического стилета мог убить мастера ядов в том случае, если бы удар пришелся в цель. В том случае, если бы в последний момент Астариен не отвел мою руку, резко ударив ее об стену у меня же над головой, а следующим движением не прижал меня к холодным каменным плитам коридора академии.

– Обычная академистка, говоришь, да? – прошипел он буквально в паре миллиметров от моего лица.

Я снова почувствовала жар его тела, прижатого к моему. Снова ощущала сумасшедший, головокружительный жар его кожи, смешивающийся с моим собственным, разгоряченным от минувшей схватки. Мне казалось, что я грудной клеткой ощущаю биение его сердца, звучащего в такт моему собственному.

И злилась я ничуть не меньше, чем он сам. Вот только еще мне было обжигающе обидно. До слез, которые застыли где‑то в горле удушливым комком.

– Ненавижу лгуний, – прорычал мастер, находясь все так же близко.

И мне хотелось бы его оттолкнуть. Сказать, мол, раз ненавидите, то отойдите прочь! Но правда была в том, что я снова тонула в его алых глазах с вертикальным зрачком, снова как завороженная следила за каждым движением его – мужчины, ворвавшегося в мое личное пространство, прижимающего меня к стене и опять почему‑то отрывисто втягивающего воздух, сжатый и разогревающийся между нами со стремительностью лесного пожара.

Я хотела ударить его снова.

И поцеловать.  

Похоже, я совершенно сошла с ума.

– А особенно я ненавижу знаешь кого? – процедил он, глядя через мои глаза куда‑то внутрь меня.

– Кого? – выдохнула я тихо, боясь лишний раз шевельнуться.

Кажется, Астариен был в абсолютном бешенстве. Видимо, я окончательно разозлила его своим нападением. Но прямо сейчас у меня внутри все так сильно пульсировало и горело, что, пожалуй, если бы у меня был шанс, я бы напала снова.

С тех пор, как погибли родители, я научилась решать проблемы только одним путем. Кулаками. Или острым кинжалом. Это единственный путь, когда кто‑то хочет отобрать у тебя последний кусок хлеба. А когда кто‑то хочет попробовать на вкус то, что ему не принадлежит… острое лезвие может быстро решить эту проблему.

Впрочем, я никогда не убивала. Эту последнюю черту не переходила. И даже сейчас при мысли, что я могла навредить собственному преподавателю, меня бросало в дрожь.

Но, увы, привычка сыграла со мной злую шутку: я сопротивлялась и боролась до последнего. К несчастью, Астариен уже обхватил и вторую мою руку при очередной попытке ударить его, и теперь обе мои кисти оказались заведены высоко над головой. Я едва дышала в его захвате. Однако в какой‑то момент мы оба вдруг будто случайно заметили, что моя высоко поднимающаяся грудь касается через рубашку груди мастера ядов.

От этого легкого прикосновения меня пробрал озноб, а в следующую секунду бросило в жар. А Астариен… скользнул взглядом по моим не вовремя затвердевшим соскам, торчащим сквозь ткань платья, и снова вернулся к глазам! Даже не подумав отстраниться!

– Больше всего я ненавижу, когда меланит пытается выдать себя за рубин, – ответил он вдруг гораздо тише.

– Что? – широко распахнула глаза я, когда после его слов поняла, что совершенно потеряла нить разговора. И не только из‑за невероятно абсурдной фразы, которую он мне сказал, но и потому, что внезапно его взгляд все же упал на мои губы.

На одно настолько короткое мгновение, что оно могло бы показаться миражом. Если бы у меня самой так громко не застучало в голове, что можно было оглохнуть. Пульс зашкаливал, а губы начало покалывать от дыхания мастера ядов, что касалось моей кожи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Это было какое‑то помешательство. От Астариена фонило жаром разгоряченного тела, но я понятия не имела, что он может сделать в следующую секунду. Ударить меня, выгнать из академии, укусить, еще сильнее прижав к стене, или поцеловать.

Но казалось, если прямо сейчас он не сделает хоть что‑нибудь, то я умру.

– Скажи мне, с какой целью ты здесь, – проговорил он наконец, сжав губы, словно пересиливая себя. И снова посмотрел мне в глаза.

Его руки, удерживающие мои запястья, медленно разжались и отпустили. Но в самый последний миг перед тем, как они исчезли, горячие ладони скользнули по моей коже… Будто случайно.

Может, это все мне уже кажется? Может, яд мираев ко всему прочему имеет побочный эффект в виде безумия и скоро мне окончательно придет конец?..

– С такой же, как и остальные, – ответила я, сглатывая ком в горле. – Я пришла учи…

– Хватит, – дернул он головой, и золотые нити в черных волосах качнулись, в полумраке мелькнуло несколько крохотных ограненных камней. – Мне нужна правда. Я не полный идиот, чтобы поверить в твою легенду. Простая девушка девятнадцати лет, с окраины Нижней Шейсары, сирота, владеющая редкой пустынной тактикой боя, неожиданно появляется в колдовской академии, не обладая и толикой магии. При этом она поступает на самый сложный для людей факультет – Черный гематит, игнорируя Желтый агат, который и предназначен для ее расы. Зачем бы ей это было нужно? – псевдозадумчиво протянул он, отвернувшись и отойдя от меня на шаг в сторону. Словно наконец полностью взял себя в руки.

В отличие от меня…  

– Судя по всему, доучиваться на факультете она не собирается, – продолжал он, – ведь человеку окончить Черный гематит невозможно в силу физической и магической ограниченности. А раз так, выходит, что цель у тебя совсем иная, девочка. Скажешь, наконец, какая или лучше будет передать тебя сразу на руки царским гвардиарам? Может, они лучше разберутся в твоих мотивах, а ты в это время посидишь пару месяцев в катакомбах под Рубиновым дворцом…

Чем больше я слушала мастера ядов, вглядываясь в его будто заледеневшее лицо, на котором живыми и горящими оставались лишь красно‑золотые глаза, тем страшнее мне становилось.

Мужчина сунул руки в карманы черной мантии с блестящей алой оторочкой и холодно посмотрел на меня.

– Нет‑нет, – покачала головой я, осознав вдруг, что мастер ядов не просто так славился своим несгибаемым характером. Мне его было просто не переубедить.

В глазах защипало, и я опустила взгляд, чтобы это скрыть. Впереди маячили гладкие каменные плиты пола, выложенные разноцветной мозаикой, но я не замечала их дивной красоты.

– Я просто хотела учиться здесь, – ответила я тихо, ощущая себя так, словно вся вселенская несправедливость вдруг разом свалилась на мои плечи. Уже так много лет меня нельзя было назвать везучей. Так много лет в моей жизни, казалось, едва ли было что‑то хорошее, и вот сейчас, когда мне наконец удалось выбраться из черной полосы, снова все рушилось. – Я просто хотела…

– Откуда знания пустынной тактики боя? – жестко спросил Астариен, перебивая меня на полуслове.

– Меня учил Синдар, мой названый брат, – ответила я, даже не думая больше скрывать. Только мозаика на полу стала расплываться.

– Кто такой этот Синдар, что он обладает подобными знаниями? – все так же невозмутимо и жестко спрашивал мастер.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я глубоко вздохнула, а потом, прикрыв глаза, ответила:

– Один из воровских князей Нижней Шейсары.

После этого ответа в коридоре надолго повисла тишина. Я слышала лишь собственное дыхание, потому что дыхание Астариена снова было мне недоступно. И стало холодно. Словно все сердце задуло зимней стужей.

– Когда не стало наших общих родителей, Синдар некоторое время учил меня, – зачем‑то продолжала говорить я, хотя льесмирай больше ничего не спрашивал. – Он боялся, что без него я не выживу. Одна. Возможно, он был прав. Однако последние годы мы виделись довольно редко, – добавила я на всякий случай. Не хватало еще, чтобы через меня попытались добраться до брата. Пусть его объявили в розыск по всей Нижней Шейсаре, для меня он оставался тем, кто спас мне жизнь.