Вампиры. Опасные связи - Ингрид Питт

— Довольно бездушно, не так ли?

Камилла рассмеялась:

— А мне нравится. Это демонстрация высокопробной жестокости. Дети как рискованные инвестиции — почему бы и нет?

Сама она была бездетной.

— Где же нечесаные, босоногие крестьянские девки? — простонал Шеридан. — Отведи меня в вонючую хижину с залитым помоями двором и…

Хозяйка дома стояла в дверях. Молодая женщина с жидкими каштановыми волосами, подстриженная под мальчика. Ее большой зад был обтянут темно-синими джинсами мужского покроя; розовые щеки, наивные круглые светло-карие глаза и вздернутый нос-пятачок. Туристы сдержали смешки, когда она пригласила их пройти в холодный, облицованный кафелем холл с огромным шкафом из отполированной сосны и подставкой для зонтов из той же полированной сосны желтоватого цвета. На стенах висели таблички с выжженными на них правилами В&В (все кредитки; номера должны освобождаться… и так далее). Миниатюрные кастрюльки, декоративные салфетки и фарфоровые ослики на полке для безделушек. Все невыносимо новое. Путешественники переглянулись и вздохнули. Их хозяйку звали Норин О'Дрискол. Ей позвонили из гостиницы, и она готова показать им комнату с ванной и туалетом. Хозяйка по-детски наивно просияла, когда путешественники согласились на непомерную цену за постой, и продемонстрировала крайнее смущение, когда они настояли на рукопожатии.

Камилла и Шеридан любили обмениваться рукопожатиями с аборигенами. Они последовали за круглым джинсовым задом хозяйки вверх по полированной лестнице, смакуя ощущение от прикосновения к надраенной щеткой крестьянской руке, к состарившейся раньше времени коже (ей было не больше двадцати пяти, бедняжке), которая приобрела качество наждачной бумаги.

Номер «4» — комната с ванной и туалетом. Сколько же здесь номеров? Может быть — шесть, может — восемь. Может быть, они тянутся бесконечно до самого преддверия ада. Желтоватая полированная сосна, медные таблички на дверях. Обои в номере «4» такие же, как на лестнице: ягоды и цветы земляники в пастельно-коричневых и пастельно-абрикосовых тонах. Кровать занимает большую часть пространства. Постельное белье… пастельно-абрикосовое, с теми же кошмарными ягодками и цветочками. Тут же соответствующий платяной шкаф и туалетный столик. Из окна с жалкими тонкими занавесками открывается прекрасный вид на море. Пока они разглядывали комнату, Норин откровенно разглядывала их, этих экзотических залетных пташек. Высокие и стройные, светловолосые и утонченные (он — высокий, она — блондинка). Круглые блестящие глаза хозяйки отражали простодушную крестьянскую жажду новых ощущений.

— Чудесно, — живо сказал Шеридан, — нам подходит.

Норин несколько озадаченно взглянула на Кэм. (Камилле следовало напомнить Шеридану, что в этих краях мужчины не решают бытовые вопросы. В такие моменты его дело — держать рот на замке!) Но в то же время она была счастлива. Они доброжелательны, они благосклонны и очаровательны — все так, как и должно быть!

Когда они остались одни, Камилла понюхала полотенца и тихо застонала. Дешевые полиэстеровые простыни от времени приобрели жуткий плесневидный блеск. И почему, ради всего святого, в таком большом доме этот «двухместный» номер должен быть таким убогим и тесным? Это соты для туристов.

— Терпеть не могу такие места, — ворчала Камилла. — Не выношу их. Какое разочарование! Я-то думала — Ирландия полна романтики.

— Именно то, что мне надо, — сказал Шеридан.

Ему пришлось слегка наклониться, чтобы выглянуть в окно. За пастбищем, под сказочным небосклоном, широкий морской берег. Но задний двор дома похож на стройплощадку — кучи укрытого брезентом песка, груды черепицы. Играющие дети: два мальчика в этом трогательном возрасте между детством и отрочеством стараются превзойти друг друга, демонстрируя велосипедные трюки. Девочка чуть постарше изводит щенка терьера. Два инфанта. Невидимый над их головами, он милостиво улыбается детям.

— Свет чудесный.

До Камиллы доносятся детские голоса со двора.

— Откуда ты знаешь? Уже почти темно.

— Именно. — Он отвернулся от окна и многозначительно улыбнулся. — Уверен, ты найдешь, чем здесь заняться.

Камилла продолжала ворчать, пока они заносили в комнату свои сумки, пока она распаковывала их и пока тщетно пыталась придать пчелиной ячейке жилой вид. Однако, когда они решились сойти вниз в поисках совета по поводу ужина, именно она приняла предложенную чашечку чая, обрекая их на tet-a-tet с Норин в гостиной. Хозяйка принесла чай и кексы (по одному на гостя). Потом она принесла ребенка — восьмимесячную Розин, страдающую от колик; перечислила Камилле всех своих детей поименно; поделилась состоянием дел своего мужа. Камилла вкушала восхищение, излучаемое глазами Норин, и автоматически увеличивала его дозу, просто по привычке, — так пианист играет гаммы. Она никому не желала зла, просто ничего не могла с собой поделать. «Почему ты одеваешься как мальчик? Разве тебе не было бы комфортнее в симпатичном ситцевом платье и фартуке?» Таковы пути моды, становится все труднее отыскать подлинно дикие места и вкушать естественность. Крестьяне по всему миру пьют кока-колу и пользуются Интернетом. Но их жизнь (довольно скучная и довольно приемлемая) не стала от этого более наполненной. Очаровательная путешественница оставалась для них такой же привлекательной, как и всегда.

Норин с деловито-безразличным видом вертит на руках капризничающую малышку. Камилла любуется семейными фотографиями (Норин в необъятном белом платье, которое удачнее смотрелось бы на сенокосилке, прижимает к себе своего краснолицего строителя). Тут же сидит Шеридан в черной байкерской куртке и черных джинсах. Он закинул ногу на ногу, говорит мало, незаметно для других ухмыляется.

— Господи, — изумляется Норин, — кажется, мы давным-давно знакомы! Только гляньте на часы. Джонас скоро будет дома, а ужин еще не готов!

Они отправились поужинать в придорожной «закусочной с претензией». (Норин напутствовала их предостережением быть поосторожнее со «спиртным за рулем».) Утром Камилла отказалась вставать на Настоящий Ирландский Завтрак. Лежа между тошнотворных полиэстеровых отрезов ткани, она вдыхала запах дешевого стирального порошка и слушала, как американцы средних лет тяжело топают вниз по лестнице. Судя по их голосам, вставать и спускаться в столовую не стоит. «Я не вынесу еще один вечер. Не вынесу». Через четверть часа — стук в дверь: Норин с подносом с чаем и пшеничным хлебом.

— Тебе нездоровится? — очень озабоченно спросила молодая хозяйка. — Он сказал, чтобы я передала тебе, что он ушел поискать по округе возможности. Он сказал, что ты поймешь, о чем это он.