Сожженные мосты - Александр Маркьянов

Все изменилось и изменилось кардинально после мировой войны. С фронтов возвращались фронтовики. Это были люди, привыкшие убивать, рисковать собственными жизнями. Мирная жизнь была не по ним, кроме того — ее и не было. Страну сотрясали террористические акты, «эксы»,[339] ширилась левая пропаганда, умышляли на убийство августейшей семьи. Промышленники, невиданно разбогатевшие на военных заказах, тайно финансировали левых, ширились требования конституционной монархии. Адвокат Керенский, «русский Иуда», выражающий в Думе интересы крупной буржуазии договорился до того, что открыто призвал к государственному перевороту и свержению монарха, за что был предан гражданской казни (хотя не был дворянином) и отправлен в ссылку. Бесчинствовали разночинцы — гной нации, вечно чем-то недовольные, они требовали оставить захваченные, отбитые у британцев и османов территории и дать их жителями самим определить свою судьбу. Определят, как же.

Поражение британцев не означало конца войны — почти сразу, после того как последний корабль Гранд-флита[340] покинул Средиземное море — началась новая, невиданная доселе война, в десять раз более страшная чем на Кавказе, хотя бы потому что территория, на которой она шла была в десять раз больше и была больше половины территории исконной России. Это была война банд, муртазаков, война взрывов на улицах, война ножей, которые всаживались в спину и по самую рукоятку. Сладостное опьянение победы закончилось, наступило тяжелое похмелье. Самые умные люди понимали, что больная, с разорванным обществом, отравленная противоречиями страна может не только не удержать захваченные территории — но и развалиться на части сама, тем более что находились люди, которые подталкивали ее к пропасти.

Тогда то, ветераны войны организовали вторую правую организацию — Российский общевойсковой союз. Эта организация изначально ориентировалась на правые, даже крайне правые позиции. Рупором ее стала газета «Русский Инвалид».[341] Почти сразу же возникла еще одна организация — Союз русских инвалидов, а позднее и третья — Союз переселенцев. Наверное, именно переселенцы и спасли нас от взрыва — на Восток тогда переселяли целыми деревнями, из перенаселенного центра России люди ехали туда, где было много земли, и она была бесплатной. Но за нее надо было воевать. Потом, позже все эти три организации объединились в одну — Русский Союз, который стал легальным консервативным политическим объединением и до сих пор боролся с Монархическим союзом за голоса избирателей правого фланга.[342] Но была и четвертая организация.

Одиннадцатого мая одна тысяча девятьсот двадцатого года в Женеве, во время прогулки четырьмя пулями был убит некий Владимир Ильич Ульянов, которого большевики знали как Ленина. Убийца исчез, не оставив никаких следов. Многим позже выяснилось, что это был бывший левый, переметнувшийся на правую сторону, некий Борис Савинков, литератор, террорист и убийца, нашедший себе немало сторонников в армейских кругах. Тогда же, скорее всего при тайном покровительстве Министерства внутренних дел была создана, как противовес левым экстремистам, ультраправая политическая организация «Черная гвардия», ставящая целью переворот — но переворот не в интересах «рабочего класса», как проповедовали левые — а в интересах крупного капитала и военных. Так, конечно не заявлялось — но суть была именно эта. Военная диктатура ради спасения России.

Никто не знал, наверное, и до сих пор не знает, кто кроме Савинкова стоял у истоков организации. Называли много имен, в основном военных — подозрения падали даже на таких людей, как победитель британцев, триумфатор Востока генерал-фельдмаршал Корнилов или не менее известный герой той войны, командующий Черноморским флотом, герой еще Порт Артурской осады, адмирал Эбергарт. Как бы то ни было — Черная гвардия глубоко пустила корни в среде офицерства, особенного того, кто служил на Восточных территориях и, как я только что имел честь убедиться, находится на полном ходу и поныне.

Отношения Престола и Черной гвардии были сложными. Черная гвардия никогда не выступала против государства, эти люди были патриотами — но они выступали против престола, против монархии. Они считали, что во главе страны должен быть военный, с диктаторскими полномочиями, а права народ нужно существенно ограничить. Их приводили в бешенство Дума, их приводили в бешенство суды — не раз и не два «Черная гвардия» исправляла приговоры судов присяжных для разночинских бандитов — пулями в переулке. Черную гвардию можно было сравнивать с Ку-клукс-кланом в САСШ, игравшего немалую роль в усмирении черных на юге страны годов до семидесятых, с усташами, спасшими (официально это не признавалось, но это было так) Австро-Венгрию от развала ценой большой крови и одновременно совершившими геноцид сербского народа. Чем-то их политическая платформа была похожа на взгляды итальянского премьера Бенито Муссолини, хотя Муссолини, Дуче слишком много говорил, в то время как эти — стреляли. Черная Гвардия была одной из позорных страниц русской истории, позорной хотя бы потому что на их совести как минимум одна попытка государственного переворота (и бог знает сколько заговоров, о которых мы не знаем), и эту страницу следовало бы осудить и забыть.

Но Черная Гвардия не желала быть осужденной и забытой.

— Господа, не пора ли покончить со всем с этим? — раздраженно сказал Вахрамеев — я уже начинаю заболевать от пыли.

— Вам следовало бы почаще бывать на воздухе, сударь — нейтральным тоном сказал Абашидзе — извольте, господа. Генерал, ведите.

Снимают? Точно снимают… Что они придумали?! Того, что «засветился» в компании линчевателей и заговорщиков будет достаточно? Или нужно что-то еще? Договор с дьяволом по обыкновению подписывается кровью.

Тем временем, генерал Бойко привел нас к ангару. Большой ангар в центре села, только не алюминиевый. Здесь, во времена оные, должен был пролегать последний рубеж обороны в случае, если муртазакам все же удастся пробить внешние заграждения и ворваться в село. Отсюда идти было уже некуда.

Последний рубеж обороны…

— Иногда я хотел бы оказаться здесь лет семьдесят назад, сударь… — негромко сказал князь Абашидзе, он шел рядом со мной, уверенно попирая коваными кавалерийскими сапогами отданную ему в управление землю. Согласно решениям Берлинского мирного конгресса любая страна, любая правящая династия имеет право владеть принадлежащими ей территориями только до тех пор, пока ведет их к благу и разумному процветанию. Но в решениях Берлинского мирного конгресса ничего не сказано о цене, которую придется платить за такой прогресс. Неужели она такова? Тайно и бессудно проливаемая кровь — такова цена прогресса? Такова цена спокойствия в государстве?

Какой же тогда будет расплата за прогресс? Ведь бесплатного нет ничего, и за все придется расплачиваться.

— Отчего ж вы этого хотите, ваше высокопревосходительство? Разве вас не устраивает то, что вы имеете здесь и сейчас?

— Устраивает… Знаете, сударь, люди измельчали. Катастрофически измельчали. Новое поколение уже не то.

— Ваше высокопревосходительство, от лица нового поколения могу сказать в защиту, что вряд ли на земле было хоть одно поколение, которое в глазах старшего поколения не было бы измельчавшим.

— Нет, вы не правы, сударь. То поколение, которое здесь обустраивалось — оно то знало истинную цену за землю. Ценой является кровь. Представьте себе — люди, которые снимались с мест и отправлялись в никуда. Они не знали, что их здесь ждет. Они алкали землю — и получили ее, но землю, на которую за год выпадает лишь несколько капель дождя.[343] Они приходили сюда и копали себе землянки, потому что негде было жить. Каждую ночь они ожидали набегов муртазаков — а днем им приходилось, как рабам обустраивать данную им землю, копать отводки от каналов к себе. Эта земля полита русской кровью, сударь, и мне решительно непонятна позиция тех, кто призывает все бросить и уйти отсюда.

— Сударь эта позиция мне чужда в равной степени.

— Я знаю… Я знаю, князь, вашу позицию — и именно поэтому вы до сих пор живы. Я уважаю вас, ваш род, и сделанное вами во имя России…

Самыми громкими словами обычно прикрывают самые гнусные и поганые дела. Есть ли у вас честь, князь Абашидзе? Сколько русской крови вы пролили в эту землю?

— Те времена, о которых вы мечтаете — в прошлом. Откройте глаза, сударь сейчас двадцать первый век.

— Вот поэтому-то я и говорю, что ваше поколение обмельчало. Вы думаете, что словами из телевизора и деньгами можно купить землю?

— Ваше высокопревосходительство, мы уже ее купили.

— О, нет… Вы даже представить себе не можете, как вы ошибаетесь. Эта война не кончится никогда, она не кончится от того, что русская гимназия заменила медресе, а кафе заменило мадафу. Она будет продолжаться. Мы пришли. Генерал Бойко, извольте снять мешки.