Хроники Артура - Бернард Корнуэлл

– Озирис! Озирис! Озирис! – запели женщины. Некоторые из них извивались, как христианские фанатички в Иске, охваченные таким же экстазом. "Озирис! Озирис! Озирис!" – звучало по всему храму. Гвиневера отступила на шаг, Динас повернулся лицом к молящимся и торжественно вскинул руки. Не было никаких сомнений, что это – мужчина, как не было сомнений в том, что он намерен делать с Гвиневерой, чье стройное тело волшебно серебрилось в бледном свете луны. Жена Артура взяла Динаса за руку и повела к черному занавесу за троном. Лавайн пошел с ними. Женщины извивались и раскачивались, выкрикивая имя своей богини: – Изида! Изида! Изида!

Гвиневера отвела край тяжелого занавеса. Я успел увидеть помещение, освещенное ярко, как солнцем. Пение сделалось оглушительным, мужчины хватали женщин, и в этот самый миг дверь у меня за спиной распахнулась. Артур, сияя боевыми доспехами, вступил в преддверие храма.

– Нет, господин, – зашептал я, – не надо, пожалуйста!

– Тебе нельзя здесь быть, – проговорил Артур тихо. В правой руке он держал букетик васильков для Гвиневеры, левой сжимал ладонь Гвидра.

– Выйди отсюда, – сказал он мне, но тут Нимуэ отдернула занавес, и для моего господина начался кошмар.

Изида – богиня. В Британию ее привезли римляне, но сама она родом не из Рима, а из еще более далекой восточной страны. Митра тоже с востока, но, как я понимаю, из другого государства. Галахад рассказал мне, что половина мировых религий зародилась на Востоке, где люди больше похожи на Саграмора, чем на нас. Христианство – еще одна вера, возникшая в тех далеких землях, где, по уверениям Галахада, в полях не родится ничего, кроме песка, солнце печет так, как нам в Британии не ведомо, а снега не бывает вовсе.

Изида – из тех жарких краев. Ее культ распространился в Риме и оттуда попал в Британию, где остался и после ухода легионов. Он никогда не был так же популярен, как христианство. Если христиане открывали свои двери всем желающим, то к мистериям Изиды, как и к служению Митре, допускали лишь посвященных. Для своих адептов Изида была богиней жизни и смерти, исцеления и, разумеется, земной власти.

Она сочеталась браком с богом по имени Озирис, но в войне богов Озириса убили, тело его разрезали и бросили в реку. Изида любовно собрала все кусочки и возлегла с ними, чтобы вернуть мужу жизнь. Озирис и впрямь восстал, оживленный ее силой. Галахад рассказывал легенду с отвращением, то и дело осеняя себя крестным знаменем. Вот это-то – как женщина своей силой воскрешает мужчину – мы с Нимуэ и видели в дымном черном подвале. Мы наблюдали, как Изида, богиня и мать, свершила чудо, вернувшее к жизни ее супруга. Чудо это даровало ей власть решать, кто из людей будет сидеть на земных тронах. Потому-то Гвиневера и служила Изиде.

Нимуэ отдернула занавес, и подвал наполнился криками.

На мгновение, на одно ужасное мгновение Гвиневера помедлила у дальнего занавеса и обернулась посмотреть, кто нарушил ее обряд. Она стояла, высокая, нагая, ужасная в своей бледной красе, рядом с голым мужчиной. А в дверях погреба, держа за руку сына и сжимая букетик васильков, застыл ее муж. Нащечники шлема были подняты, и я увидел лицо Артура. Казалось, в тот миг душа его разлучилась с телом.

Гвиневера скрылась за занавесом, втащив за собой Динаса и Лавайна. Артур издал чудовищный звук – что-то среднее между боевым кличем и воплем невыносимого страдания. Он оттолкнул Гвидра, уронил цветы и, выхватив Экскалибур, ринулся по телам нагих служителей Изиды, которые с визгом пытались отползти прочь.

– Взять их! Никого не выпускайте! – закричал я воинам и бросился за Артуром. Нимуэ не отставала.

Артур перескочил через бассейн, вспрыгнул на помост и Экскалибуром отвел вбок занавес.

И замер.

Я стоял рядом с ним. Копье я бросил и сейчас сжимал в руке Хьюэлбейн. Нимуэ, окинув взглядом маленькое квадратное помещение, издала победный вопль. Ибо здесь, во внутреннем святилище Изиды, стоял Котел Клиддно Эйддина.

Я тоже первым делом увидел Котел – он стоял на черном пьедестале на уровне моей груди и в сиянии множества свечей ослепительно горел золотом и серебром. Свет был тем ярче, что вся комната была завешана зеркалами. Зеркала на стенах и потолке дробили пламя свечей и отражали наготу Динаса и Гвиневеры, которая в ужасе запрыгнула на ложе у дальней стены и теперь дрожащими пальцами тянула на себя меховое покрывало. Динас рядом с ней прикрывал руками пах, и только Лавайн оставался невозмутим.

Он, едва удостоив Нимуэ взглядом, посмотрел на Артура, затем черным посохом указал на меня. Он знал, что я пришел его убить, и собирался помешать этому с помощью самой действенной магии. Лавайн указывал на меня жезлом, а другой рукой держал заключенную в стекло частицу истинного креста, которую епископ Сэнсам подарил Мордреду при восшествии на престол. Рука друида со стеклянным сосудом нависла над Котлом, наполненным темной ароматической жидкостью.

– Другие твои дочери тоже умрут, – сказал он. – Мне достаточно разжать пальцы.

Артур поднял Экскалибур.

– И твой сын тоже! – прогремел Лавайн.

Мы оба замерли.

– Уходите! – властно потребовал друид. – Вы вторглись в святилище богини. Уходите, не то и вас, и всех, кого вы любите, ждет смерть.

Лавайн ждал. Рядом с ним, между ложем и Котлом, стоял Артуров стол с каменным изображением крылатого коня, и на столе я увидел ветхую старую корзинку, обычный рог, старый недоуздок, зазубренный нож, точило, куртку, плащ, глиняную миску, игральную доску, воинское кольцо и груду гнилушек. Здесь же лежала перевязанная черной лентой косица от Мерлиновой бороды. И ко всей мощи Британии в этой маленькой комнате добавилась сильнейшая магия христианства.

Я поднял Хьюэлбейн. Лавайн сделал движение, как будто хочет бросить сосуд в жидкость. Артур предостерегающе положил руку на мой щит.

– Уходите, – повторил Лавайн.

Гвиневера молчала, только смотрела на нас широко открытыми глазами, подтянув меховое покрывало под самый подбородок.

И тут Нимуэ улыбнулась. Обеими руками она встряхнула свернутый плащ, и его содержимое полетело в Лавайна. Ее страшный крик заглушил визг женщин в комнате за нашими спинами.

В воздух из плаща вылетели змеи – не меньше десятка. Всех их Нимуэ накануне собрала в лесу. Они извивались в полете. Гвиневера завизжала и укрылась одеялом с головой; Лавайн, увидев летящую в него змею, машинально пригнулся. Сосуд с частицей креста отлетел в сторону. Змеи извивались на меховом покрывале и среди сокровищ Британии. Я шагнул к Лавайну и со всей силы ударил его ногой в живот. Он упал и тут же вскрикнул – змея обвилась вокруг его щиколотки.

Динас съежился и тут же застыл, когда сталь Экскалибура коснулась его горла.

Я острием Хьюэлбейна развернул лицо Лавайна к себе и улыбнулся.

Он попытался что-то выговорить, но не смог. Змея соскользнула с его ноги.

Артур смотрел туда, где, полностью скрытая покрывалом, лежала его жена. Потом, почти нежно, Экскалибуром стряхнул с черного меха гадюк и приподнял шкуру, чтобы увидеть лицо Гвиневеры. В ее глазах не было ни капли величавой гордости, только страх.

– У тебя есть здесь какая-нибудь одежда? – тихо спросил Артур.

Она мотнула головой.

– Красный плащ на троне, – сказал я.

– Принеси его, Нимуэ, – попросил Артур.

Нимуэ принесла плащ, и Артур на конце меча протянул его Гвиневере.

– Вот, – очень тихо сказал он. – Надень.

Голая рука высунулась из-под меха и взяла плащ.

– Отвернись, – тихим испуганным голосом попросила меня Гвиневера.

– Отвернись, Дерфель, пожалуйста, – сказал Артур.

– Подожди, еще не все.

– Отвернись, – повторил он, не сводя глаз с жены.

Я взялся за край Котла и сбросил его с пьедестала. Бесценный Котел с грохотом рухнул на пол, черная жидкость хлынула на каменные плиты. Артур наконец оторвал взгляд от Гвиневеры. Я с трудом узнал его лицо – таким оно было суровым, холодным и безжизненным. Однако в ту ночь предстояло открыться еще одной тайне, и раз моему господину предстояло испить горькую чашу ужаса, лучше было сделать это, не откладывая.

Я приставил острие Хьюэлбейна к подбородку Лавайна и спросил:

– Кто богиня?

Он замотал головой. Я сильнее вдавил острие меча в его кадык, так что показалась капелька крови.

– Кто богиня?

– Изида? – прошептал он, сжимая укушенную щиколотку.

– А кто бог? – спросил я.

– Озирис, – в испуге отвечал Лавайн.

– А кто, – спросил я, – воссядет на трон?

Он задрожал, но ничего не ответил.

– Вот, господин, – сказал я, по-прежнему держа меч у горла Лавайна, – слова, которых ты не слышал. Хотя я их слышал, и Нимуэ тоже. Кто воссядет на трон? – снова спросил я.