История Рима от основания Города - Тит Ливий

41. (1) Битва завязалась жестокая, хотя по духу далеко не равными были противники. Римлян толкали в битву гнев и надежда, жажда борьбы и вражеской крови, а большую часть самнитов – сила необходимости и страх перед богами, и, принужденные против воли, они скорее сопротивлялись, а не нападали. (2) Приученные уже год за годом терпеть поражения от римлян, они не выдержали бы и первого римского натиска и клича, не гнездись в их душах иной, еще более сильный, страх и не удерживай он их от бегства. (3) Еще бы, ведь перед глазами у них стояли все те памятные приготовления к тайному священнодействию, и жрецы с мечами, и груды закланных вперемешку людей и животных, и алтари, забрызганные дозволенной и недозволенной кровью, и зловещие проклятия, и мрачные заклинания, грозящие погибелью роду их и семейству. Вот какие оковы препятствовали их бегству, и они стояли на месте, страшась сограждан больше, чем врагов. (4) А римляне наступали на том и другом крыле и посредине и рубили самнитов, оцепеневших в страхе пред богами и пред людьми; они сопротивлялись вяло, как бывает, когда лишь страх удерживает от бегства.

(5) Резня шла уже почти у знамен, когда сбоку появилось облако пыли, словно там двигалось огромное войско. Это со вспомогательными когортами шел Спурий Навтий (а по словам некоторых – Октавий Меций). (6) Поднять столько пыли при их малочисленности им удалось, потому что погонщики, сидя на мулах, волокли по земле густые ветки. Сперва сквозь пелену стало видно оружие и знамена, а по еще более высокому и густому столбу пыли за ними казалось, что замыкает отряд конница. (7) И не только самниты поддались на обман, но даже римляне, а консул еще подкрепил это заблуждение, закричав в первых рядах да так, чтобы слова его долетели до неприятеля, что Коминий взят и это с победою подходит его товарищ; пусть, мол, поднатужатся и одержат победу, пока другое войско не перехватило ее славу. (8) Говорил он это с коня и приказывал трибунам и центурионам открыть дорогу коннице; сам же он заранее наказал Требонию и Цедицию, как заметят, что он потрясает поднятым вверх копьем, во весь опор скакать с конницей на врага. (9) По его знаку все и произошло, как было задумано: между рядами открываются проходы, вылетает вперед конница и врывается, выставив копья, в гущу вражеских рядов: где ни ударит, там и рвет их строй. (10) Следом Волумний и Сципион теснят врага и повергают потрясенных. Тут надламывается сила державшихся страхом пред богами и людьми, и бросаются врассыпную «полотняные» когорты129-130 бегут присягавшие вместе с неприсягавшими и, кроме врага, никого уже не страшатся.

(11) Оставшиеся в живых пехотинцы были загнаны в лагерь или в Аквилонию, а знать и конница бежали в Бовиан. Конница преследует конницу, пехота – пехоту, и правое крыло спешит к самнитскому лагерю, а левое – к городу. (12) Волумний захватил лагерь немного быстрее; Сципиона же под городом ожидало более упорное сопротивление – не от мужества побежденных, а оттого, что стены лучше, чем вал, сдерживают вооруженного неприятеля; с этих стен самниты камнями отгоняли нападавших. (13) Опасаясь, что осада укрепленного города может затянуться, если дело не довести до конца, пока враг еще не опомнился от первого страха, Сципион вопрошает воинов, допустят ли они, чтобы другому крылу достался захваченный лагерь, а их – победителей – отогнали прочь от городских ворот? (14) Когда все восстали против этого, он сам, первый, подняв над головою щит, устремляется к воротам; остальные, выстроившись «черепахой», следуют за ним, врываются в город и, сбросив вниз самнитов, защищавших ворота, занимают стены. Проникнуть внутрь города при их малочисленности они не решались.

42. (1) Поначалу консул не знал об этом и намеревался отводить свое войско назад, так как солнце уже быстро клонилось к закату, а наступавшая ночь даже для победителей все делала опасным и подозрительным. (2) Но, проехав вперед, он видит справа захваченный лагерь, а слева в городе слышит разноголосый шум, в котором крики дерущихся мешаются с воплями ужаса. Это и была борьба возле ворот. (3) Подъехав ближе и разглядев на стенах своих воинов, он понял, что начало уже положено, коль скоро отчаянная дерзость кучки людей открыла путь большому делу, он приказал созвать оттянутые было к лагерю войска и ворваться в город. (4) Оказавшись в городе уже в сумерках, римляне расположились на ночлег у самых стен. (5) Ночью враг оставил крепость. В тот день у Аквилонии было перебито двадцать тысяч триста сорок самнитов, пленных захвачено три тысячи восемьсот семьдесят, военных знамен – девяносто семь. (6) Еще, между прочим, сообщают, что едва ли когда-нибудь на поле боя видели вождя в столь веселом расположении духа. То ли нрав его был таков, то ли уверенность в успехе дела. (7) Благодаря той же твердости духа он смог не отказаться от боя из-за сомнительных птицегаданий, а в разгар боя, когда обычно обетуют храмы бессмертным богам, дал такой обет: если разобьют легионы врагов, то прежде чем самому пить крепкое вино, возливать Юпитеру Победителю малую чашу медового вина131. Этот обет понравился богам, и они обратили птицегадания ко благу.

43. (1) Такая же удача сопровождала и другого консула у Коминия. На рассвете он подошел к стенам со всеми своими силами, окружил город кольцом, а у ворот, чтобы нигде не случилась вылазка, поставил надежное подкрепление. (2) Он уже подавал знак идти на приступ, когда от товарища явился гонец с тревожной вестью о приближении двадцати когорт; это заставило его отложить приступ и отозвать часть войск, уже построенных и готовых к нападению. (3) Консул приказал легату Децию Бруту Сцеве с первым легионом, десятью вспомогательными когортами и конницей выйти против вражеского подкрепления, (4) в любом месте преградить дорогу и задержать врага, а если потребуется, то вступить и в рукопашную, лишь бы эти войска не могли дойти до Коминия. (5) Сам же консул, отдав приказ. со всех сторон придвигать лестницы к стенам города, построил бойцов «черепахой» и подступил к воротам. Разом и ворота были взломаны, и войска со всех сторон взобрались на стены. Если и хватало самнитам мужества отражать приступы врага до того, как увидели на стенах вооруженных неприятелей, (6) то когда бой велся уже не на расстоянии, стрелами да дротиками, а лицом к лицу, врукопашную, когда римляне, с трудом взобравшись на стены снизу, где особенно велика была угроза поражения, на равной высоте бились с неравным противником, – (7) тогда самниты оставили башни и стены и, столпившись на площади, предприняли слабую попытку повернуть военную удачу в свою сторону; (8) а потом, побросав оружие, около одиннадцати тысяч четырехсот человек сдались на милость консула; убитых же было около четырех тысяч восьмисот восьмидесяти.

(9) Так было дело у Коминия, так и у Аквилонии; а между этими двумя городами, где предполагалась третья битва, с неприятелем так и не встретились. Когда до Коминия оставалось семь миль, самниты отозвали шедший туда отряд, и потому он не участвовал ни в той, ни в другой битве. (10) На заходе солнца, когда уже показались перед ним и лагерь и Аквилония, крик, донесшийся с обеих сторон, заставил самнитов остановиться; (11) потом со стороны лагеря, подожженного римлянами, вдруг широко разлилось пламя – и этот несомненный признак поражения удержал их от продвижения вперед. (12) Тут они и заночевали на голой земле, как попало и не снимая доспехов, и всю ночь провели в тревоге, и ожидая утра и страшась его. (13) На рассвете, когда они еще не решили, каким путем им идти, их заметили римские всадники, которые, преследуя самнитов, покинувших ночью крепость, увидели множество воинов, не обезопасивших себя ни валом, ни часовыми, и тотчас обратили их всех в бегство. (14) Со стен Аквилонии тоже их заметили, и когорты пехотинцев тоже начали их преследование. Пехота, однако, не смогла догнать беглецов, тогда как конница уничтожила до двухсот восьмидесяти человек, шедших в хвосте. В испуге враг побросал много оружия и восемнадцать войсковых знамен; (15) но уцелевшие благополучно, насколько это возможно при таком смятении, добрались до Бовиана.

44. (1) Удача другого войска приумножила ликование обоих римских войск; и тот и другой консулы по взаимному одобрению отдали занятые крепости воинам на разграбление, (2) и, когда в домах уже ничего не осталось, их предали огню. Так в один день сгорели Аквилония и Коминий, и консулы со своими легионами, поздравляя друг друга, объединили свои лагеря. (3) Пред лицом двух войск и Карвилий воздал каждому из своих по заслугам хвалой и дарами, и Папирий, при котором было столько схваток и в пешем бою, и при захвате лагеря, и при взятии города, пожаловал запястьями132 и золотыми венками Спурия Навтия, Спурия Папирия, своего племянника, и четырех центурионов из манипулов первого ряда: (4) Навтия – за его появление с мулами, напугавшее противника, словно приход огромного войска, юного Папирия – за ревностное исполнение ратного долга им и конницей и за то, что самнитам крепко досталось ночью во время тайного их бегства из Аквилонии; (5) центурионам же и воинам – за то, что они первыми захватили ворота и стены Аквилонии; а всем всадникам – за их подвиги, совершенные во многих местах, были пожалованы серебряные рожки133 и запястья.