Белая борьба на северо-западе России. Том 10 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наши пулеметы также сильно пострадали во время последних боев, а привести их в порядок мы не имели возможности.
Итак, когда большевики к 9 часам утра 25 октября бросились в атаку, часть наших пулеметов совершенно молчала, а другая отвечала лишь в недостаточной мере на огонь большевиков. Несмотря на это, мы в течение 2 часов отбивали красных. Телефонное сообщение с Красным было прервано, так что оттуда сведений не поступало. К 11 часам мы заметили, что красные нас обходят справа и слева. Было решено отступить на Красное в 12 часов. Я был ранен в живот и выбыл из строя. У меня еще хватило сил приказать забрать пулеметы; к сожалению, это удалось лишь частично, и некоторые из наших пулеметов попали в руки большевиков, как и наши орудия.
Сделав себе перевязку, я постарался догнать уже далеко отступивший полк. Большевики заняли Капорское и уже выдвинулись вперед. Я считал свое положение безнадежным, так как мог продвигаться лишь очень медленно. Моему спасению я обязан главным образом поручику Циммерману, который меня не покинул, поддерживал и вел, одновременно отстреливаясь от большевиков. С большим трудом и под беспрерывным огнем большевиков, мы чудом добрались до шоссе, ведущего от Капорского в Красное. На этом шоссе начали собираться остатки нашего полка.
В. Андреев267
Гатчина268
Наше победоносное шествие на Петроград было в полном разгаре. Опьяненные победами, наши немногочисленные, но сильные духом бойцы, презирая усталость, голод и всякие лишения, с каким-то азартом шли вперед.
Хотелось скорей нанести последний удар и окончательно освободить из-под гнета и кровавых кошмаров свои родные очаги.
И вот с такими чувствами мы наконец у подступов Гатчины (со стороны Луги). Это был для нас первый крупный русский город. Наш первый батальон Темницкого полка (под командою лихого полковника Алексея Даниловича Данилова) был назначен в авангард. Бойцы подтянулись, шли стройно в ногу, в сознании, что идут на святое, великое и чистое дело. Два трехдюймовых орудия громыхали позади колонны, и это придавало нам еще больше бодрости и сознания нашей силы.
Наконец нашим взорам представилась Гатчина. В ясный осенний день она показалась нам сказочной. Город как бы замер в осенней прозрачной дымке. Только у Варшавского вокзала наблюдалась жизнь – там маневрировало несколько паровозов. Предполагая, что красные спешно эвакуируют город, решили помешать им в этом или просто навести у них смятение.
Бравый и лихой командир батареи А. Гершельман на карьере выкатил вперед свои орудия и открыл меткий огонь по вокзалу. Паровозы начали курсировать более нервно, а некоторые из них скрылись. Батальон ускорил шаг, и Гатчина стала быстро приближаться. Батарея беспрерывно держала вокзал под огнем.
Так подошли мы почти вплотную к Гатчине и остановились перевести дух в маленькой деревушке (насколько мне помнится – Колпино), примыкающей к предместью города. Красные дали несколько орудийных залпов, по всей вероятности из броневика, – и смолкли. Начинало вечереть.
Подъехал генерал Родзянко. Высказав мнение, что Гатчина оставлена красными, он приказал батальону идти в город.
Выслав одну роту вперед, батальон продвинулся в предместье Гатчины, Александровскую слободу. Не встретив по пути противника, предположили, что город очищен и что предосторожности излишни, – и раскатистое «Взвейтесь соколы орлами» прорезало глубокую тишину и прокатилось по кварталам предместья. Но не успели затянуть следующую, как командир передовой роты донес, что, по рассказам жителей, в городе есть красные. Не веря в такую возможность, продолжали петь. И только после вторичного подтверждения о том, что в городе красные, – песни были прекращены.
Начинало темнеть. Вдруг от передовой роты устное донесение, что встретились с красными, залегшими густой цепью по железной дороге, которую нам надо было перейти, чтобы попасть в город. Так как цепь красных не стреляла и якобы приняла в темноте нас за своих, то командир роты поручик Баранов вступил в переговоры-пререкания, чтобы выиграть на всякий случай время.
Как раз в это время весьма кстати подоспел наш командир полка полковник Данилов, в самых трудных положениях не теряющий хладнокровия и присутствия духа. Его изощренная изобретательность в способах борьбы с врагом была настолько велика и пагубна для последнего, что красные боялись одного его имени.
После того как батальон тихо и незаметно подошел вплотную к передовой роте, все еще отвлекавшей разговорами красных, под личным руководством командира полка была незаметно развернута одна рота.
Здесь русская мудрая поговорка «Все, что ни делается, – к лучшему» оправдалась вполне. Петь песни, вступая в город, который по ни на чем не основанному предположению якобы оставлен противником, – была преступная неосторожность, но в данном случае неосторожность эта послужила нам на пользу.
Как выяснилось уже потом, красные не стреляли, чтобы не делать излишнего переполоха, – они поджидали песенников, – и никак не думали, что эти «песенники», пользуясь наступившей темнотой, так быстро и незаметно вырастут перед ними в грозную цепь. Для них песенка была уже спета. Несколько дружных залпов с нашей стороны, короткий удар врукопашную – и красная цепь смята вместе с пулеметами, не успевшими сделать ни одного выстрела.
Не допуская возможности, чтобы красные обладали выдержкой, позволяющей им подпустить нас вплотную, я невольно спросил пленных:
– Да кто же вы, наконец, черт возьми, – белые или красные?
– Красные, – был покорный и плаксивый ответ.
Среди пленных (это были курсанты) оказалось даже два их командира – офицеры старой армии, которые впоследствии служили в нашем полку.
– Не задерживаться на месте, с Богом вперед! – крикнул командир полка, и батальон кинулся дальше, напрямик по проспекту Императора Павла I. Уже не встречая более на своем пути препятствий, докатился он до казарм 23-й артиллерийской бригады, под аркой, заняв противоположный выход из города. Впоследствии выяснилось, что главные, довольно крупные, силы противника были сосредоточены в районе Варшавского вокзала, и ликвидировать их удалось только на второй день утром.
Была уже темная ночь. Вокруг жуткая тишина. Только в юго-западном направлении изредка слышалась отдаленная ружейная трескотня. Всем нам было немножко страшно, но в общем у каждого на душе было весело и лихо. Шоссе, на котором мы остановились, было чуть ли не единственным выходом из города на Петроград, не считая, конечно, Варшавского вокзала. Каждый поэтому невольно сжимал винтовку и был готов ко всяким сюрпризам.
Послышался шум подходящего
