Вспомнить всё (сборник) - Филип Дик

Не бомба – по крайней мере, известной конструкции. Другой инструмент убийства? Никаких лезвий, ядов или микроорганизмов, трубок со смертельным зарядом, взрывчаткой и тому подобным. Тогда что, черт возьми, это такое? Тинбейн обнаружил мотор, при помощи которого существо заползло на стену, потом фотоэлектрическую поворотную установку для ориентации в пространстве. И все. Ничего больше.

Бесполезная пустышка.

Или нет? Тинбейн посмотрел на часы. Он корпел над жуком час, забыв обо всем – кто знает, от чего его отвлекали?

Тинбейн нервно поднялся на ноги, схватил лазерный пистолет и начал обходить квартиру, прислушиваясь и пытаясь почуять хоть мельчайший признак чего-то чуждого.

Эта штука выиграла для них время – целый час! Неважно, что они задумали. Время, думал Тинбейн, чтобы уехать из дома. В Ла-Хойя и к дьяволу прочь отсюда, пока все не утрясется!

Зазвонил видеофон.

Тинбейн нажал на кнопку, и на тусклом экране возникло лицо Теда Донована.

– Мы наблюдаем за вашей многоэтажкой с авиамобиля. И зарегистрировали движение. Могу рассказать, если интересно.

– Давайте, – напряженно отозвался Тинбейн.

– На крыше ненадолго приземлялся летательный аппарат. Массивный, больше стандартного авиамобиля. Неизвестной нам конструкции. Вскоре он снова взлетел на большой скорости.

– Что-нибудь оставил?

– Боюсь, что да.

– Можете хоть что-нибудь для меня сделать? – сжав губы, спросил Тинбейн. – Буду очень признателен.

– Что вы предлагаете? Мы не знаем, что это, вы наверняка тоже не знаете. Мы готовы выслушать ваши предложения, но думаю, придется ждать, пока вы не выясните, что это за… опасный предмет.

Что-то стукнуло в дверь во внешнем холле.

– Я останусь на связи, – сказал Тинбейн. – Не отключайтесь – кажется, началось.

Он запаниковал, неприкрыто и по-детски. Кое-как удерживая пистолет в онемевшей руке, Тинбейн медленно пробрался к запертой входной двери дома, застыл, затем слегка приоткрыл дверь. Самую малость.

Мощная, непреодолимая сила толкнула дверь, и он выпустил ручку. Огромный стальной шар, прижатый к полуоткрытой двери, беззвучно выкатился навстречу. Тинбейн отступил, узнав настоящего врага; ползучее существо на стене было лишь отвлекающим маневром.

Наружу было не выбраться. Теперь ему не попасть в Ла-Хойя. Тяжеленный шар полностью заблокировал выход.

Тинбейн вернулся к видеофону.

– Я в плену. В собственном доме.

Внешняя граница, внезапно понял он. Как холмистая местность в меняющемся рельефе автомата. Первый шар застрял там, на пороге. А второй? Третий?

Каждый следующий будет ближе.

– Можете кое-что сконструировать? – просипел Тинбейн. – В лаборатории сейчас есть люди?

– Попробуем, – сказал Донован. – Зависит от того, что вы хотите. Чем мы могли бы помочь?

Просить было противно. Однако необходимо. Следующий шар мог влететь в окно или проломить крышу.

– Мне нужно нечто вроде катапульты. Достаточно большое и прочное, чтобы вместить ядро диаметром примерно полтора метра. Получится?

– Оно перед вами? – резко спросил Донован.

– Если это не галлюцинация. Искусственная модель, созданная специально, чтобы наводить ужас.

– Наши люди в авиамобиле кое-что видели. И это не галлюцинация, она была вполне осязаемой. И… – Донован помолчал. – Пришельцы оставили на крыше нечто тяжелое. При взлете масса их аппарата была значительно ниже. Оно настоящее, Тинбейн.

– Я так и думал.

– Мы доставим вам катапульту как можно скорее. Будем надеяться, они делают разумный перерыв перед каждым… ударом. Лучше рассчитывайте минимум на пять.

Кивнув, Тинбейн зажег сигарету. Точнее, попытался, – зажигалка выпрыгивала из трясущихся рук. Он взял желтую лакированную банку с табаком, но не смог открыть тугую крышку, и банка со звоном упала на пол.

– Пять, – сказал Тинбейн, – на каждую игру.

– Да, – неохотно согласился Донован, – верно.

Стена гостиной содрогнулась. Следующий шар шел на него из соседней квартиры.

Рассказ, которым все закончится

(для антологии Харлана Эллисона «Опасные видения»)

[4]

В обществе, опустошенном ядерной войной, молодые половозрелые женщины съезжаются в футуристический зверинец и вступают в половую связь со всевозможными извращенными формами жизни, содержащимися в клетках и не принадлежащими к человеческому роду. В этой конкретной истории молодая женщина, составленная из поврежденных тел нескольких других женщин, прямо в клетке вступает в связь с самкой инопланетного вида и спустя некоторое время, благодаря достижениям науки будущего, беременеет. Рождается ребенок, и женщина с самкой сражаются за право обладать им. Женщина одерживает победу и тотчас же пожирает дитя – вместе с волосами, зубами, пальцами и так далее. И чуть только она заканчивает, ей становится ясно, что дитя – это Бог.

Кэдбери, бобр, которому не хватало

Давным-давно, когда деньги еще не изобрели, в прохудившейся плотине, построенной собственными зубами и лапами, жил бобр по имени Кэдбери. Кормился он тем, что грыз и валил кусты и деревья, а в уплату получал разноцветные игральные фишки. Больше всего Кэдбери любил самые редкие фишки – голубые, которыми платили за особенно масштабные погрызочные работы. За долгие годы упорного труда он скопил всего три такие фишки, но предполагал, что в мире их великое множество. Порой Кэдбери ненадолго бросал недогрызенное дерево, заваривал себе чашку растворимого кофе и грезил о фишках всевозможных оттенков, включая голубой.

Его жена Хильда при первом удобном случае лезла с непрошеными советами.

– Только посмотри на себя! – то и дело восклицала она. – Да по тебе психоаналитик плачет! Твоя кучка белых фишек вполовину меньше, чем у Ральфа, Питера, Тома, Боба, Джека и Эрла – любого грызуна в округе. Ты вечно бредишь своими проклятыми голубыми фишками, которые в жизни не заработаешь, потому что, если хочешь знать горькую правду, тебе не хватает таланта, энергии и напора.

– Энергия и напор, – угрюмо сообщал Кэдбери, – это одно и то же.

Однако в глубине души он признавал ее правоту. В этом был главный недостаток его жены: она неизменно оказывалась права, Кэдбери же вечно болтал чепуху. А правда, сойдясь на жизненном ринге с чепухой, обычно кладет ее на обе лопатки.

Итак, поскольку Хильда была права, Кэдбери вытащил восемь белых фишек из ямки под небольшим камнем – своего фишечного тайника – и прошагал две и три четверти мили к ближайшему психоаналитику – вальяжному кролику, пузатому, как кегля. По словам Хильды, кролик зарабатывал пятнадцать тысяч в год, и кого тогда волнует его пузо?