Сочинения — Том I - Евгений Тарле

Минута первого остолбенения прошла. Наступал вечер короткого осеннего дня, и нужно было определенно узнать, что же делать? Будет митинг или не будет? Ведь, так или иначе, нужно было дать знать крестьянам соседних и несоседних, а иногда и очень далеких мест, чтобы они, ничего не знающие о правительственной прокламации, не попали впросак, чтобы для них не было неожиданностей. Но что дать знать? Глаза ирландской столицы обратились на одного человека, от которого зависело: прольется завтра кровь или не прольется. «Что сделает О’Коннель? Вот — вопрос вопросов», — писал «Times» [38]. Волнение и тревога в городе усиливались с минуты на минуту. 34-й полк высадился в Ирландии утром того же дня и получил приказание тотчас же идти в Дублин; другой полк спешно садился на пароходы в Глазго, чтобы плыть в Ирландию; наличные ирландские войска с лихорадочной быстротой приводились в боевую готовность. Если бы не заявления О’Коннеля в последнее время в Маллоу и на других митингах-монстрах, если бы не гордые слова его, что Роберт Пиль «не посмеет» силой прекратить законную и мирную агитацию, если бы не фразы о мужественном сопротивлении, о собственном трупе и так далее, и правительство, и ирландское общество вполне определенно знали бы, что О’Коннель подчинится вице-королю, ибо он всегда был против каких бы то ни было способов насильственной борьбы. Но как же было понимать именно эти его совсем недавние и совсем по-иному звучавшие речи? Круто и грозно поставила история этот вопрос перед ирландским лидером, и так как это случилось 7 октября перед вечером, а митинг должен был состояться 8-го около полудня, то ответ на грозный вопрос требовался немедленный. Ненастный день с проливным дождем и холодным ветром не мог разогнать толпившийся на улицах народ по домам: толпа теперь стояла уже не вокруг правительственной типографии, а около здания хлебной биржи, где, как в один миг разнеслось по Дублину, О’Коннель должен был собрать экстренное заседание комитета ассоциации, заведовавшей делом агитации по вопросу об отмене унии. Когда показался О’Коннель, толпа приветствовала его громкими криками, не умолкавшими даже, когда он скрылся за дверьми здания.

Заседание началось. Ассоциация, как и все организационные единицы, в которых когда-либо принимал участие О’Коннель, была лишь его орудием, собранием беспрекословно повинующихся подчиненных его чиновников, его приказчиков, не более. Они заведовали денежными делами, исполняли его приказания, брали на себя огромную и неизбежную черную работу, а он был единственным господином, руководителем и вершителем политических судеб ассоциации. Поэтому все зависело только от его слов, и от них одних: принципиальных дебатов тут быть не могло.

О’Коннель открыл заседание, аффектируя полное спокойствие, которое, конечно, никого не могло обмануть. Он заявил, что митинга завтра в Клонтэрфе не будет; что он очень просит всех присутствующих употребить все усилия, чтобы предотвратить собрание. Он указал на то, что английское правительство, прекрасно зная уже несколько недель о готовящемся митинге, сочло нужным воспретить его накануне назначенного дня, когда даже трудно успеть оповестить всех, кого нужно, об отмене собрания. «Убийцы в своем намерении!» — крикнул один из слушателей. У собрания было впечатление, что Роберт Пиль нарочно так устроил, желая вызвать назавтра сборище и учинить кровопролитное усмирение. Затем О’Коннель обратил внимание ассоциации на то, что прокламация вице-короля лишена смысла, ибо правительство также превосходно знало, что клонтэрфский митинг будет последним большим митингом в текущем году. «Если они рассчитывали на народную кровь, то они будут разочарованы», — сказал между прочим О’Коннель. Он выразил также убеждение, что шаг правительства не уменьшит, а увеличит число приверженцев ирландской самостоятельности, число врагов унии. После О’Коннеля присутствующие отметили в своих речах то, что они назвали «нелепостью» в поведении Роберта Пиля: почему он не препятствовал все время устройству бесчисленных митингов, а тут совершенно без всякой видимой причины вдруг воспротивился? Вечером вышла прокламация, известившая ирландский народ и английское правительство о намерениях О’Коннеля. Вот что было напечатано: «Извещение. Ввиду того, что появилась бумага за такой-то подписью (следовало перечисление членов «частного совета», подписавших прокламацию вице-короля — Е. Т.), бумага, представляющая собой прокламацию или имеющая целью быть прокламацией, состряпанная в очень запутанных и неточных выражениях и явно извращающая известные факты, цель каковой прокламации, по-видимому, заключается в воспрещении предположенного на завтра, 8 октября, клонтэрфского митинга, который имел собраться для петиции перед парламентом об отмене бедственной и губительной меры — законодательной унии; ввиду того далее, что эта прокламация появилась только сегодня, в субботу, 7 октября, перед вечером, так что совершенно невозможно обыкновенным официальным путем или по почте сообщить о ее существовании лицам, намеренным присутствовать в Клонтэрфе для вышеозначенной петиции, вследствие чего злонамеренные личности могут иметь удобный случай под флагом упомянутой прокламации провоцировать нарушение спокойствия или совершать насилия над людьми, намеренными мирно и законно отправиться на митинг; вследствие всего этого мы, комитет лояльной национальной ассоциации отмены унии, самым серьезным образом просим и настаиваем, чтобы все добронамеренные люди немедленно по получении этого известия отправились по домам и не подвергали себя опасности какого-либо столкновения или дурного с собой обращения. Далее, мы извещаем всех таких лиц, что, не соглашаясь ни в чем с неосновательными утверждениями в названной прокламации, мы считаем осторожным и разумным и прежде всего гуманным объявить, что вышеозначенный митинг отменен и не состоится. Даниель О’Коннель».

По желанию О’Коннеля, многие члены ассоциации с утра следующего дня стояли на дорогах, ведущих к Клонтэрфу, и убеждали шедших на митинг возвратиться домой, сообщая об отмене собрания. Еще с рассвета пушки дублинского гарнизона были расположены жерлами к клонтэрфской дороге; густые массы кавалерии и пехоты шли к месту митинга и располагались бивуаками у Клонтэрфа. Публика прогуливалась отдельными кучками, но едва только обнаруживалась в каком-либо пункте тенденция к образованию большой толпы, тотчас же туда направлялись солдаты и разъединяли собравшихся. На всех стенах, заборах и столбах висели прокламация вице-короля и извещение О’Коннеля; народ подходил, читал и отходил в сторону. День окончился спокойно; к вечеру все разошлись по домам.