Я, Николай II... Верховный Главнокомандующий (СИ) - Сергей Николаевич Зеленин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо же, какое чувство ответственности! Поневоле, начинаю проникаться уважением к своей Гемофилии.
- …Поэтому, их любовь была печальна. Они, всего лишь беседовали и, она очень любила петь ему. Мама, называла его «Мой Соловушка»… Я помню, как они танцевали на балу: это была самая поразительная из всех виденных мной, пара! Она – величавая и гордая от своей любви, вся от неё горит, как… Как Солнце! Он… Он – такой сильный, сильный в своей мужской красоте. Гордый и счастливый от её любви…
Блин… Завидую!
- …Я глаз не могла оторвать от этой блистательной пары! И мне было больно от зависти к Маме: она такая стройная и гибкая, несмотря на троих детей. И я тогда думала – как в воду глядела: «Это – великая любовь и, это будет очень большое несчастье…».
Интересно, у императоров – всё, «как у людей»? В смысле – муж узнаёт последним?
- Знает ли Николай про эту их «платоническую» любовь?
- Знал и сказал однажды, что не потерпит как муж и Император.
- «Знал»?
- Знал! Ведь, вскоре после его слов, Орлов умер от скоротечной чахотки…
Оба-на! Из императорского шкафа выпал первый скелет. Ну, что ж… Бывает, иногда такое.
- …Для Мамы, утрата Орлова была такой тяжёлой потерей, что она боялась потерять рассудок. Лишь, скорое ожидание Маленького, спасло её от помешательства.
Очень интересно. Прям и не знаю, как использовать полученную информацию…
- А любил ли Николай Александру? Как женщину, а не по привычке или как мать своих детей?
- Лишь одну женщину Папа любил и ласкал по-настоящему – его «Канарейку»… Так он её называл, а остальных обзывал «брыкающимися суками».
Дай, попробую, угадаю с первого раза:
- Балерину Матильду Кшесинскую?
- Да, её…
Я засомневался:
- Откуда это Анна всё знает? Она была любовницей Императора? Она его любила?!
Распутин, неожиданно вздрогнул и побелел. Зрачки его расширились и, он глухо заговорил – всё так же – с женскими интонациями, очень медленно - как будто на допросе в полиции вспоминал то, про что хотелось бы забыть как про страшный сон:
- Уверенна, ни одна женщина не отдастся ему по любви! Мне, ничего от него не надо, а мне говорят: «Дура! Папа приходит к тебе не просто так. Сделай, как он велит и, проси что хочешь!». А его ласки противны и зловонны – после них, я два дня не могу двигаться или сидеть…
«Два дня»?! Чем, это он её так – коленом, что ли?! Хм, гкхм…
- …Такие как он, кидаются на женщину только пьяными! Он сам говорит: «Когда я не пьян, я не могу с женщиной!».
- Прям, так и говорит, - сильно засомневался я, - и, не боится, что ты расскажешь про это кому-нибудь ещё?!
- Он сказал мне, как-то: «К тебе хожу, потому что с тобой могу говорить - как со стеной»!
- Почему, такая уверенность?
- Потому что, я знаю: Папа – ЗВЕРЬ!!! Дикий, хищный зверь с непонятной жестокостью. Он и, с женщинами обращается как сумасшедший зверь! Не даёт мне покоя, этот случай…
В принципе, зная патологическую страсть Помазанника к убийству невинных ворон, кошек и собачек, я практически уже готов согласиться – что он сумасшедший зверь.
- …У няни Агинушки был крестник - гимназист по имени Петруша. Это был очень красивый, умный мальчик – ему не было ещё и, восемнадцати. Его все знали и любили – великие князья и царские дети тоже. Однажды, за вечерним столом, Мудро сказал что-то в отношении Мамы и уже покойного Орлова. Мама сильно испугалась, а Папа приревновал к «тени», оскорбился и ушёл. Ночью, он так сжал руку Маме, что пришлось вызвать доктора, а наутро убил её маленькую собачку Виру.
Ну, мой Реципиент в своём репертуаре! Всё бы ему ворон геноцидить, кошечек да собачек…
- Агинушка, выболтала эту историю Петруше. Великая Княгиня Мария позвала его для какого то поручения и, тот ей всё рассказал. Вскоре, стало известно Папе. «Гадёныша сюда! Гадёныша! - кричал он во гневе, - того, что этих блядей сплетнями про меня тешит!».
Никого не напоминает?
МЕНЯ!!!
- …Когда привели бледного Петрушу, он бросился перед Царём на колени. Тот, коротко допросил его, а когда отрок несмышлёный повинился в своём грехе, ударил в челюсть какой-то железкой… Кровь, полподбородка тут же отвисло…
Зная, что Реципиент частенько практиковался с топором рубя дрова, охотно верю - удар у него хорошо поставлен!
- …А Папа, его всё бил и бил. Я криком кричала: «Не надо, не надо!» - в ответ лишь кровь и кровь… Я к дверям, а он: «Стоять и смотреть и, всегда помнить!» Потом, пришли двое с мешком и куда-то унесли тело несчастного Петруши… Агинушка, в тот же вечер, тоже пропала и про неё больше никто не вспоминал – как будто и не было никогда, этих двоих…
БРЕД!!!
«Вдруг из папиного шкафа…»!
Твою ж, мать! Я же всего, лишь уволил того поварёнка… Уволил и отправил на фронт для перевоспитания. Если тоже – не убьют, конечно, человеком станет и ещё «спасибо» скажет!
Ну, что сказать? Идея была, не очень хорошая: чувствую себя так гадливо - как будто говна принародно наелся, честное слово… Я очень сожалею, что открыл дверцу того «шкафа»[6]! Наверное, если бы в момент «вселения» эту историю услышал - я, тут же застрелился, б!
Вне всякой логики, Распутин-Вырубова закончил(а):
- В нём много жестокости, но грустные и печальные глаза – как у мученика, знающего, что живым его не отпустят…
Дурдом! Пойми после этого этих баб!
***
Однако, пора заканчивать:
- Я хочу, чтоб ты забыл всё - что тебе рассказывала Анна Вырубова, старец Григорий и, никогда про это не вспоминал. …Что рассказывала тебе Аннушка про Петрушу?
- А…? Какого, «Петрушу»?
Прощался, лично выведя гостя на перрон. Уходя от меня, Григорий Распутин-Новых, через каждые пару шагов останавливался, оглядывался и крестился - с непередаваемым языком простого смертного, выражением на лице. Мало того, иногда он падал на колени и бил «земные поклоны» в мою сторону, на глазах у всей честной публики.
После той аудиенции, дня три мне хотелось напиться до беспамятства и с кем-нибудь обязательно подраться… К счастью, дел и хлопот у
