Дорогой длинною - Анастасия Дробина

– Тэ дэл о Дэвел! Тэ дэл о Дэвел! - радостно подхватили цыгане.

Молодые по очереди поцеловали икону, поднялись с колен, поклонились гостям, родителям и - немедленно разбежались. Невеста кинулась к матери и сёстрам, шёпотом, взахлёб начала что-то рассказывать, прыскала от смеха, и мать, полная цыганка в старомодном, но дорогом платье, сердито урезонивала её, прося держаться подостойнее. Жених отошёл к молодым цыганам, с хохотом захлопавшим его по плечам и спине и тут же начавшим давать какие-то важные советы, которым Илюшка зачарованно внимал. За столом возобновились разговоры, молодые цыганки сновали за спинами гостей, разнося блюда, наливая вино, убирая грязную посуду. Дети затеяли шумную игру прямо посередине комнаты, но никто не прогонял их. Митро и Настя тихо разговаривали у окна. Настя всхлипывала; Митро, притворно хмурясь, ворчал:

– Экие вы, бабы, дуры, право слово… Ну, что ты воешь? Третьего уже женишь, привыкать пора.

– К такому не привыкнешь, - убеждённо сказала Настя, доставая из рукава платок. - Ты сам уже четверых девок замуж выдал, а всё боишься, как бы икону на благословении не уронить. Ладно, слышала я, как ты Николаяугодника вспоминал…

– Так ведь, понятное дело, волнуешься… А реветь-то чего? Такую девочку за своего разбойника берёшь, такую девочку! Одно неладно - маленькая…

– Почему неладно? Она рядом с ним как куколка. И плясунья хорошая, в хоре даром хлеб есть не будет. - Настя обвела взглядом комнату, улыбнулась каким-то своим мыслям.

– Ты о чём? - спросил Митро.

– Да так… Подумала - свадьба цыганская, а половина гостей - гаджэ. Да какие гаджэ! Смотри, до чего мы с тобой под старость лет дожили, - князья с графьями у наших детей на свадьбе гуляют!

Митро усмехнулся. Действительно, за столами вместе с цыганами-артистами, кофарями с Рогожской и Таганки, сидели старые друзья цыганского дома.

Это были уже люди в годах, помнившие молодую Настю, неженатого Митро, Илону - босоногую девочку, привезённую из табора. Рядом с пожилыми цыганками по-свойски расположился и галантно наливал им вино капитан Толчанинов. За другим столом сидели граф и графиня Воронины и пятеро их сыновей - высокие, черноволосые и смуглые красавцы с холодными серыми глазами.

Лишь у младшего, двенадцатилетнего худенького мальчика в гимназической форме, были миндалевидные, тёмные, опушённые длинными ресницами глаза матери - бывшей примадонны жестокого романса Зины Хрустальной. За роялем, окружённый смеющимися гитаристами, восседал профессор консерватории Майданов. Рядом с ним стоял Владислав Заволоцкий, известный всей столице журналист и поэт. Заволоцкий разговаривал с жизнерадостным толстячком в чесучовой паре, который бойко доказывал ему что-то, размахивая короткими ручками с унизанными перстнями пальцами. Толстячка звали Павел Арнольдович Висконти, он был известнейшим московским импресарио.

Павел Арнольдович один из сегодняшних гостей зашёл сегодня в дом на Живодёрке по делу, не зная, что у цыган играется свадьба, и был немедленно препровождён за стол с уверениями, что дела подождут, а выпить за счастье молодых сам бог велел. Висконти повелению бога противиться не стал. Сейчас его обширная лысина была покрыта бисеринками пота, и он азартно наскакивал на иронически улыбающегося Заволоцкого:

– И напрасно, мой друг, вы спорите! Поверьте старому театральному пройдохе, мода на цыган в России не пройдёт никогда! Конечно, есть итальянцы, бельканто, Ла Скала, прочая классическая храпесидия, но… Но наши баре, героически отсидев в ложе какую-нибудь "Аскольдову могилу", с облегчением садятся на лихачей и кричат: "В табор! К "Яру!" Почему бы это?

– По неистребимой нашей русской дремучести, вот почему, - брюзгливо отвечал Заволоцкий. - Я лично считаю, что…

Но высказать, что он лично считает, Заволоцкому помешал истошный вопль с улицы:

– Князь Сбежнев подъехали!

– О, дэвлалэ! - всполошилась Илона. - Чяялэ! Гашка! Симка! Оля! Живо вина, бокал! Величальную! Гитаристы где?! Митро, что ты стоишь, как статуя, иди встречай!

Но князь уже сам входил в комнату, улыбаясь и отвечая направо и налево на приветствия. Первым делом он протянул обе руки хозяйке дома.

– Елена Степановна, добрый день! Я ещё с улицы слышал, как ты распоряжалась на мой счёт. Оставь, пожалуйста, эти церемонии, нужно быть попроще со старыми друзьями… Митро, поди сюда! Обнимемся! Мои поздравления тебе и Насте. Настя, здравствуй, девочка! Какое прелестное платье! Отчего ты раньше не носила вишнёвое?

– Вы хоть на людях не позорьте меня, Сергей Александрович! – рассмеялась Настя, протягивая Сбежневу руку для поцелуя. - Третьего сына женю, а вы мне всё "девочка"…

– А где невеста? - с интересом огляделся князь.

Поднялись шум, возня, перестук каблуков, нестройный звон гитарных струн. Наконец наспех вставшие в ряд, смеющиеся гитаристы взяли дружный аккорд, и из толпы вышла смущённая, раскрасневшаяся Катька. В руках её был знакомый всем гостям цыганского дома серебряный поднос, на котором стоял бокал вина. Князь восхищённо улыбнулся, выпил вино до дна, поставил пустой бокал обратно на поднос и рядом с ним положил длинный футляр чёрного бархата.

– Будьте счастливы, ты, Катенька, и ты, Илья.

Подошедший Илюшка с достоинством поклонился. Катька под любопытными взглядами цыганок открыла футляр, и среди женщин пронёсся вздох восхищения: тонкий бриллиантовый браслет сверкал голубыми гранями камней. Подошли взглянуть на подарок и мужчины; украшение немедленно пошло по рукам, сопровождаемое завистливыми вздохами, присвистом и щёлканьем языков. Катька, хмурясь от нетерпения, едва дождалась, когда браслет вернётся к ней, и тут же застегнула его на запястье.

– Эй, пусть теперь невеста пляшет! - завопил кто-то, и толпа тут же раздалась, освобождая круг паркета.

Цыгане снова похватали гитары, одновременно несколько человек запели плясовую, и довольная Катька, разведя руками и поклонившись, пошла по кругу. Остановившись перед Сбежневым, она низко поклонилась, приглашая его танцевать, но князь лишь молча улыбнулся. Лёгкая хромота, следствие старого ранения, не позволила ему принять Катькин ангажемент.

– Мне разве что попробовать по старой памяти… - послышался задумчивый голос, и из-за стола под хохот, аплодисменты и подбадривающие крики цыган вылез капитан Толчанинов.

Катька с комическим испугом закрыла глаза, повела плечиком, вздёрнула остренький подбородок и проплыла мимо капитана, задорно глядя через плечо.

Толчанинов сощурил глаза, пригладил седые волосы. Ему было уже за шестьдесят, но, когда капитан, вскинув руку за голову, весь вытянувшись, как струна, мягкой и небрежной цыганской походкой пошёл за Катькой, ловко попадая в гитарный аккомпанемент, по комнате пронёсся дружный вздох восхищения.

– Э, Владимир Антонович, не дорога пляска, а дорога выходка! – подбодрила из-за стола графиня Воронина. - Ну, давайте, давайте романэс!

Толчанинов улыбнулся ей, но чечётку бить не стал, а, дружески хлопнув по плечу, втолкнул в круг вместо себя жениха. Катька, в свою очередь, потянула за руки двух своих незамужних сестёр, совсем девочек с тонкими косичками.

Круг расширялся, в него один за другим вскакивали всё новые и новые цыгане, звенели гитары, графиня Воронина, не утерпев, выскочила из-за стола и забила плечами, трещал паркет под каблуками…

Под этот шум князь Сбежнев отвёл Настю к окну.

– Ну, вот, видишь, Настя? Уже третьего сына выпускаешь в люди.

– Да, слава богу, - рассеянно ответила та, явно думая о другом. Князь заметил это, проследил за её взглядом. Настя через головы цыган смотрела на своего старшего сына, Гришку. Тот не плясал вместе с другими и сидел на подоконнике, обхватив колено руками и глядя в открытое окно вниз, на улицу.

На его тёмном лице со сросшимися бровями не было улыбки.

– Держу пари, я знаю, о чём ты думаешь, - вполголоса сказал князь.

– Вот как? О чём же?

– О том, как все твои дети с возрастом становятся возмутительно похожими на НЕГО.

– Ничего тут возмутительного нет, - помолчав, сказала Настя. - Не от проезжего же молодца рожала.

Князь внимательно посмотрел на неё.

– Ты обижена?

– Нисколько. А про Гришку - ваша правда. Смешно даже, он ведь всегда на меня был похож, а как в мужские годы входить начал - так, глядите-ка, вылитый отец… Вы ещё в Париж не уезжаете, Сергей Александрович?

– Ты же знаешь, я никуда не поеду, пока не услышу твоего решения.

– Трудно мне решить. - Настя по-прежнему не смотрела на князя. - Сами видите, то ресторан, то свадьба, то теперь выезд этот в Крым…

– Что за выезд? - удивился Сбежнев.

– А вы ещё не слышали? Висконти, кажется, уже месяц Митро уламывает…