Заставь меня жить - Your Personal Boggart

Сегодня он целует меня так, как не делал этого никогда раньше, отчего я буквально теряю голову и рассеянно провожу пальцами по ровному ряду пуговиц на чёрной рубашке. Непостижимым образом упускаю момент, когда остаюсь без очков, а перед взором вместо стены со шкафом оказывается каменный потолок с кованой люстрой. В затылок упирается мягкий подлокотник, все мысли разбиваются о стенки черепной коробки, стоит колену Снейпа проскользнуть между моих ног. Пряди его волос струятся сквозь пальцы и касаются скул, когда я провожу ладонями от висков до затылка и перебираюсь на спину. Всё ради того, чтобы почувствовать, как шевелятся его лопатки и перекатываются мышцы от движений рук, обвившихся вокруг моей талии.

Я откровенно сбит с толку. Если Снейп таким образом стремится пресечь все мои попытки «образумить» его, значит, он избрал верную стратегию. Хотя на него это совершенно не похоже.

Я будто резко и сильно пьянею, когда он поднимает колено выше, раздвигая мои ноги, и от этого становится невозможно дышать. Его пальцы очерчивают изгиб бёдер, после чего поднимаются на талию, одновременно поднимая края рубашки. Чувствую, как избирательно действует Снейп, непостижимым образом сохраняя расстояние между нами, поэтому я настойчиво притягиваю его к себе и теперь задыхаюсь по-настоящему, когда это расстояние уничтожается до последнего дюйма. Правда, в следующий миг я ахаю от неожиданного прикосновения холодной пряжки его ремня к оголившемуся животу. Мышцы пресса рефлекторно сжимаются, по телу пробегает лёгкая дрожь, и я встречаюсь взглядом со Снейпом. По тому, как блестят его глаза и выскакивает из грудной клетки собственное сердце, можно судить об одном: то, что произвели на свет мои голосовые связки, больше похоже на совершенно нескромный стон.

Потом мне не удаётся избавиться от стойкого впечатления нереальности происходящего, которое производит Снейп, обвиваясь вокруг меня подобно змее. Я едва ли уступаю и скрещиваю лодыжки на его пояснице, когда он опускается ниже и оставляет горячие поцелуи под линией челюсти. Поддавшись порыву, обвиваю его шею руками и зарываюсь носом в волосы, после чего вдыхаю их запах так, что начинает ныть в груди. В следующий миг я боюсь пошевелиться, потому что Снейп резко сбавляет обороты. Однако не разочарование застилает мою душу, нет, вовсе не оно. Я даже не знаю, как охарактеризовать свои чувства, когда его тёплые руки медленно проскальзывают под спину. Моей персональной Авадой Кедаврой становится тот факт, что он утыкается носом в ложбинку под ключицей и, медленно выдохнув, замирает в таком положении на несколько секунд.

Всё, о чём я могу думать сейчас, - это о том, чтобы он позволил мне остаться. Да, мне по-прежнему не хочется покидать тёплую гостиную, но есть и другие причины, которые заставляют меня медлить. Тем не менее, я понимаю, что всему есть предел, даже учтивости и терпению Снейпа. Однако он плавно подаётся вверх, отчего треклятая пряжка вновь скользит по низу живота, и я из последних сил удерживаю себя от того, чтобы не выгнуться навстречу в однозначном жесте. То, как он проводит кончиком носа по моему виску и поглаживает поясницу у самой линии джинсов, ни разу не говорит в пользу пессимистичных предположений.

Убрав руки от непредсказуемого Снейпа, я закидываю их за голову и сжимаю пальцами обивку подлокотника, стараюсь дышать медленно и глубоко. Если я сейчас же не успокоюсь, велика вероятность того, что я поверю в собственную безумную выдумку.

Выдумку о том, что он позволит нам обоим зайти настолько далеко, насколько это возможно.

Каминные часы издают переливчатый звон, я кошусь на них и, прищурившись, едва различаю золотые стрелки, которые показывают девять часов. Снейп никогда не разрешал мне быть у себя позднее этого времени, и сегодняшний вечер не становится исключением.

Сейчас я лежу в своей кровати и периодически поглядываю на циферблат будильника, вяло размышляя о непредсказуемости жизни. Мы знакомы со Снейпом больше восьми лет, почти каждое лето он приезжал к нам домой в Годрикову Впадину. Не счесть вечеров, которые я провёл в его обществе. Меня всегда тянуло к нему как к интересному и образованному собеседнику. Мне даже казалось, что, общаясь с ним, я сам становился немножко лучше. Мама искренне радовалась, когда обнаруживала нас двоих на летней террасе, увлечённых разговором. Снейп всегда был для неё близким другом, и она хотела, чтобы он стал таким же для меня.

Он и был моим другом в определённом смысле этого слова, несмотря на разницу в возрасте и полярность во взглядах на некоторые вещи. Был до недавних пор. Мог ли я предположить, что меньше, чем за полгода мы предстанем друг перед другом в совершенно ином свете? Это непостижимо, но я больше не мыслю себя без него. Как такое вообще возможно? Взглянуть другими глазами на человека, которого знаешь полжизни, - так вообще бывает?

Оказывается, бывает.

Я переворачиваюсь на бок и, натянув покрывало до самого подбородка, смотрю в окно, где кусочек неба переливается тёмно-синими красками. Подложив ладонь под щёку, последний раз бросаю взгляд на будильник, который показывает двадцать минут одиннадцатого, и закрываю глаза.

* * *

Белый туман растекается по долине и окутывает подножия холмов. Именно такой туман бывает перед рассветом, когда небо возле самой кромки горизонта окрашивается в оранжевый, и чем выше поднимаешь взор, тем богаче становится палитра: от насыщенного персикового до нежно-сиреневого. Небо, раскинувшееся над макушкой, всё ещё хранит в себе воспоминание о былой ночи, кое-где можно различить несколько звёзд, но и они вскоре гаснут, уступая место роскошному рассвету.

Я сижу на пороге парадного входа в замок и наблюдаю за тем, как просыпается природа. Утро на удивление тёплое, тут и там виднеются ручейки талой воды, из-под растаявшего снега выглядывает прошлогодняя перегнившая трава - в Хогвартсе наступила весна.

Откуда-то сверху срывается капля воды и разбивается о макушку, я лохмачу волосы и с подозрением думаю о том, что весна наступила слишком быстро. Силясь вспомнить события предыдущих месяцев, я не сразу понимаю, что всё происходит не наяву. Действительно, мир вокруг - довольно-таки реалистичный сон.

Рассмеявшись, я поднимаюсь на ноги, как вдруг чей-то голос раздаётся в моей голове.

- Здравствуй, Поттер.

Я замираю на одном месте, чувствуя, как начинает колотиться сердце, а весенний пейзаж вокруг рябит и теряет чёткость.

- Что тебе надо в моём сне? - выдавливаю из себя, и мой голос звучит, словно через большую толщу воды.

Раскатистый смех Реддла проносится по долине, и всё вокруг стремительно меняется: рассвет превращается в закат, лучи так и не взошедшего солнца гаснут, погружая пространство во мрак ночи. Становится очень холодно, у меня зуб на зуб едва попадает, я поднимаю воротник мантии, чтобы закрыться от налетевшего снега, и с ужасом слушаю Тома, который полностью контролирует мой сон: