Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг. - Сергей Волков

На призыв князя Тарковского Алиханов отозвался сразу, и два его сына стали ездить по округу и набирать милицию. Через месяц, оставив своего старшего сына с верными людьми сторожить крепость Хунзах, он прибыл в Т.‑X.‑Шуру с милицией в несколько сот горцев (не помню точно числа) и притащил несколько орудий из крепости. Милиция была кто конный, кто пеший, со своим оружием, а орудия старых образцов — полевые клиновые 1877 года и поршневые 1895 года. Снарядов было ограниченное количество.

Нужно сказать, что сколько горцам ни внушалась идея необходимости борьбы против большевиков, большинство из них смотрело на предстоящий поход как на средство улучшения своего бедственного положения и приобретения прежде всего оружия — винтовки и патронов. О снабжении продовольствием пока не могло быть и речи. Каждый взял с собой из дому что мог — чурек, сыр, сушеный курдюк и чеснок. Привлеченные офицеры стали наскоро обучать наиболее способных артиллерийскому делу, и в марте месяце вся эта своеобразная армия двинулась на Петровск–Порт. На первых порах главной нашей задачей было не допустить дезертирства милиции из армии. Не видя пока добычи, горцы бросали отряд и, уходя домой, говорили: «Хлеб–меб нет, сахар–махар нет, чай–май нет, деньги–меньги нет — моя домой гетты (пошел)».

Насколько мне позволяет память, силы наши состояли из аварской милиции Алиханова, около 300 — 400 человек, и небольшого отряда казикумухцев, из которых мне удалось набрать и обучить прислугу для 2 горных орудий 1909 года и для батареи орудий 1895 года. Казику–мухцы были наиболее способными, ибо по природе своей они были прекрасными мастерами–кустарями всех отраслей. Одно орудие было специально набрано из пленных турецких солдат–аскеров. Это были люди уже почти обученные и единственные кто носил подобие формы — серо–синие брюки, куртка и мягкий шлем из башлыка.

Должен признаться с горечью, что офицеры, жившие в немалом количестве в Т.‑Х.‑Шуре, Петровске и Дербенте, все местные уроженцы, не откликнулись на призыв князя Тарковского, и можно перечислить по пальцам всех тех, кто пошел с нами против большевиков. Офицеры–туземцы дали большой процент явки, за исключением 2 — 3 явно перешедших на сторону большевиков. Считаю своим долгом привести имена тех, кто пошел с нами. Многих из них уже нет в живых, а кого я забыл перечислить, то пусть простят мне и напомнят.

Итак, во главе стоял полковник князь Нух Бек Шамхал Тарковский. Его помощником и начальником штаба был полковник Росул Бек Коитбеков. Адъютантом был капитан Белевского пехотного полка Нажмуддин Коркмасов, только что вернувшийся из германского плена. Командиром 1–го формируемого батальона имени Имама Шамиля был полковник Мусалаев–старший, 2–го батальона — полковник Гаджиев (офицер Сибирского полка). Почти все офицеры Дагестанских полков остались на местах и вошли в состав нового полка. До этого 2–м полком временно командовал полковник А. Гольдгар [276] (офицер Туземной дивизии, перешедший из Черниговского гусарского полка). Командиром нового Дагестанского конного полка был назначен полковник Нахибашев Алтай, коренной офицер. Формированием артиллерии ведал генерал Эрдман, [277] бывший командир батареи 53–й артиллерийской бригады, стоявшей до войны в Т.‑Х.‑Шуре. Первым взводом горных орудий командовал автор этого очерка. Всеми старыми орудиями, привезенными из крепости Хунзах, и созданием из них батарей ведал полковник Дрындин, [278] старый артиллерист из Петровска. Полковник Ржевуцкий, [279] бывший командир батареи 52–й артиллерийской бригады, хотя и не командовал ничем, но с начала и до конца был с нами и делил наши успехи и неудачи. Из русских офицеров помню полковника Зоммера [280] (Дагестанского пехотного полка), ротмистра Матегорина, [281] терского казака и жандармского офицера, капитана Кузнецова (брат автора), капитана Пионтека, поручика Ржевуцкого (сын полковника Р.), Садомцева, Алексеева, Лапина, Бруна, Поцверова, Крянева, Джафарова, Генинга и Крыжановского. Про последнего, из‑за его молодости, говорили, что в офицеры его произвела его мама, так как он не успел кончить реальное училище, куда‑то съездил и вернулся в форме офицера Польского легиона.

Обиднее всего было неодобрительное отношение генерала Мищенко, жившего в Шуре на своей даче, к нашей акции (он и полковник Ржевуцкий женаты на родных сестрах). Генерал Мищенко до последнего момента верил в преданность русского солдата и его уважение к офицеру, за что и погиб. Об этом будет сказано позже.

Главными политическими противниками, скрывавшимися в горах и около Шуры, были инженер Махач Дагадаев, социалист, перешедший к большевикам, и Джелаледдин Коркмасов, социалист давней марки, со стажем, побывавший за границей и входивший в областной комитет, учрежденный Временным правительством, и состоящий из большевиков (однофамилец вышеназванного капитана Коркмасова. — Б. К.). Кроме них, деятельным врагом был молодой студент Буйнакский, убитый впоследствии и в честь которого большевики переименовали город Т.‑Х.‑Шуру в Буйнакск.

В один прекрасный день, в марте месяце, наш отряд двинулся и сразу занял город Петровск. Совдеп бежал в Астрахань, пользуясь стоящими наготове судами. Дербент был также очищен бронепоездом капитана Бржезинского. Отряд наш стал приводить город к обороне. На горке у собора были поставлены орудия старого образца для отражения могущего быть с моря десанта. Севернее станция Шамхал также была в наших руках, а южнее — постоянное наблюдение за разъездом Уйташ.

Тяжелые дни выпали на долю офицеров, днем и ночью офицерские патрули циркулировали непрерывно по городу, прекращая грабежи нашего добровольного войска. Толпы горцев с хуржинами (мешками) бродили по городу, стараясь поживиться чем‑нибудь. Служба неслась кое‑как, и к роковому дню половина нашего войска разошлась по домам.

Настал и этот «роковой день». Еще раньше, до нашего наступления, проходили эшелоны с Кавказского фронта, но после разбора железной дороги чеченцами части уже плыли морем. Таким образом, прошла почти вся 39–я пехотная дивизия, и из Баку к нам шла Туркестанская стрелковая бригада. Все они стремились в богатую Ставропольскую губернию отдохнуть там и двинуться потом дальше по домам. Все эти части после революции удержали всех своих офицеров и, будучи боеспособными, могли свободно пройти через нас. Но они все были большевистски настроены и, выбросив нас из Петровска, насадили бы опять совдеп. Становилось ясным, что нам абсолютно было не по силам воспрепятствовать их высадке. К тому же в это время две боевые канонерки Каспийской флотилии «Каре» и «Ардаган» были на стороне Бакинского совдепа и состязаться нам с ними было немыслимо.