Представление для богов - Ольга Голотвина

Держа руки на плечах девушек, старик вышел на верхнюю гранитную ступень. Толпа затаила дыхание, и в этой сложившей крылья тишине обе жрицы запели молитву. Девочки не голосили, не надрывались, но люди вокруг храма прекрасно слышали их. Древние строители придали гигантской пещере такую форму, что она ловила каждый звук, раздающийся в храме, и бросала его в толпу.

Не вслушиваясь в знакомые слова молитвы, главный жрец нахмурился: он разглядел над толпой лишь один щит с сидя щей на нем человеческой фигуркой. Светоч не соизволил появиться на великом молении. Конечно, можно ли ждать благочестия от горожан, если правитель подает им такой пример!..

Старик резко убрал руки с девичьих плеч. Как мышата, девочки юркнули в сторону, прижались к стене, затаились.

Жрец заговорил. Полный боли и горечи голос низко стлался над толпой, превратившейся в ночной мгле в черную неподвижную массу. Люди слушали тревожные слова об утрате веры, о нерадении молящихся. Жрец вспоминал кары, некогда обрушенные на город разгневанным Гарх-то-Горхом. Неужели жители Нарра-до вновь хотят беды для себя и своих близких?..

Тихие вздохи рождались и умирали в толпе, когда главный жрец перечислял зловещие предзнаменования, о которых давно уже втайне толковал город.

Молния дважды ударяла в башенку строящегося нового дворца, причем во второй раз погибли двое каменщиков. Участились случаи исчезновения людей... да, это злодейства нарров, но ведь нарры — тоже оружие возмездия Единого... Опять совершают кровавые преступления слуги Хмурого, и это понятно: когда истинное божество отворачивает лик от города, набираются силы и наглости презренные мелкие божки... Разве все это не грозный глас Единого, сулящий неслыханные Доселе бедствия?!

Но что прогневало Отца Богов? Недостаточное почтение к храму, позорно малые пожертвования? Разврат, охвативший весь город, начиная с дворца? Наверняка и это, но не только, не только... Произошло что-то еще... тяжкое преступление, оставшееся нераскрытым для людей, но не для богов... нечто такое, что вызвало вереницу бедствий, подобно маленькому камешку, который своим падением вызывает лавину в горах...

Голос жреца стал вкрадчивым, когда он призвал каждого заглянуть в свое сердце и спросить себя: не он ли виновник бед, накапливающихся в Нарра-до? И замолчал, дав горожанам время смятенно порыться в памяти.

Пока верующие взвешивали свои грехи, в стенах сводчатого зала отворились узкие дверки. Беззвучно выходили под каменные своды жрецы и жрицы в серых и черных одеяниях и молча становились вдоль стен, образуя живой полукруг возле статуи Единого.

Когда движение прекратилось и живое полукольцо недвижно застыло, главный жрец обратился к народу:

— Ну? Кто из вас признает, что именно он призвал на город гнев Единого?

Как и следовало ожидать, никто не отозвался. Вы ждав некоторое время, старец внушительно сказал:

— Придется вопросить самого Гарх-то-Горха, за что гневается он на нас!

Строй жрецов и жриц мягко опустился на колени.

— Некогда, — печально начал жрец, — люди могли слышать глас Отца Богов, и вещал он им волю свою, и покорялись люди этой воле, и счастливой была их жизнь...

Стоящие у храма люди знали слово в слово все, что говорил им сейчас жрец, но в скорбном голосе старика были завораживающие чары, и все, словно в первый раз, внимали повести о том, как один из великих воинов древности, дерзкий и неустрашимый Хаштар совершил чудовищное кощунство: заглянул за занавес, скрывающий статую Единого, и увидел лик Гарх-то-Горха. Наглец был на месте сражен молнией, но исправить содеянное было уже нельзя...

— И в последний раз люди услышали голос его, грозный и прекрасный, — завершил рассказ главный жрец. — Сказал он. «Отныне волю мою будете узнавать от самой ничтожной и презренной из тварей земных!..»

Стоявшие на коленях служители Единого разом простерлись ниц, вытянув руки в сторону статуи, скрытой за черным бархатом. Главный жрец повернулся к зрителям спиной и тоже пал ниц. Белые шелковые рукава его одеяния маленькими волнами плеснули по каменному полу.

Народ замер в напряженном ожидании.

Пол храма был немного покатым к выходу, это позволяло видеть все, что происходило в самых дальних уголках зала. На глазах у всех дрогнуло покрывало, прячущее от взоров смертных статую Гарх-то-Горха. Из-под тяжелых складок выбралась громадная серая крыса. На миг она замерла, принюхиваясь, а затем неспешно двинулась вперед. Люди, стоявшие в первых рядах, могли разглядеть на животном тонкий золотой ошейник. Крыса не боялась ни света, ни простертых ниц людей, ни черной толпы внизу. Она направилась было к лежащему у ступеней главному жрецу, но внезапно остановилась, принюхалась и резко свернула в сторону.

Толпа ахнула. Служители храмов тревожно приподняли головы, следя взглядами за своенравным животным.

Крыса приблизилась к одной из жриц — кудрявой, до черноты смуглой девочке лет пятнадцати — и принялась тыкаться острой мордой в знакомые пальчики, из которых зверушка так часто получала корм.

«Ах, чтоб тебя кошка съела!» — взвыл про себя главный жрец, но тут же отогнал прочь кощунственные мысли.

А священное животное разочарованно обнюхало лежащую на полу тонкую ручку и убедилось, что ничего вкусного сейчас получить не удастся. Под облегченные вздохи служителей крыса спокойно вернулась на середину зала и засеменила в сторону главного жреца.

Курчавая девочка уткнула в свой широкий рукав счастливое лицо. Конечно, смуглянка знала: после моления ее высекут за то, что она слишком баловала крысу лакомствами, излишне привязала ее к себе и этим чуть не сорвала торжественный обряд. Но знала она и другое: не так уж долго ей теперь оставаться жрицей. Завтра дом ее отца начнут осаждать свахи. И пусть семья ее не очень богата, пусть сама она далеко не красавица... теперь отцу только и заботы будет — выбирать из лучших женихов столицы. Ведь девушка, которую отличила от других священная храмовая крыса, обязательно принесет в дом мужа счастье и почет, удачу и богатство...

Пока юная жрица предавалась радужным мечтам, обеспечившая ее судьбу крыса добралась до белого шелкового рукава главного жреца и деловито вскарабкалась старику на плечо. Жрец тут же поднялся на ноги. Примеру его последовали все служители Единого.

Крыса надменно восседала на плече, свесив длинный голый хвост на грудь жрецу. На тихо гудящую во мраке толпу священное животное не обращало внимания.

— Услышь нас, Гарх-то-Горх! — воззвал главный жрец. — Ответь: за что гневаешься?

Хор жрецов подхватил мольбу; свод пещеры отразил и усилил крик и швырнул его наружу, в содрогнувшуюся толпу. Мрак отозвался нестройным воем ужаса. Люди, плотно стиснутые плечами соседей, держались на ногах лишь потому, что в темноте некуда было падать. Побелел от волнения даже главный жрец, хотя по его воле и взметнулся этот вихрь человеческих эмоций.