Пламенный клинок - Крис Вудинг

вздрогнул, услышав свое имя, и резко развернулся. Когда он увидел Арена, мокрого, растрепанного, забрызганного кровью, оторопь слетела с него и на лице выразилось глумливое недоумение.

— Ты что, серьезно? — спросил он. — Крепость вот-вот рухнет нам на головы!

— Доставай меч, — велел Арен, — или я убью тебя безоружного. Моему отцу ты выбора не дал.

Харт на мгновение задумался, словно пытаясь припомнить, о чем речь, и кровь у Арена вскипела.

— Так вот в чем дело? — спросил Харт, словно удивляясь, что Арен беспокоит его по столь ничтожному поводу.

— Сражайся или умри, убийца! — вскричал Арен.

Харт закатил глаза, обнажил клинок и зашагал навстречу Арену.

— Ты и впрямь хочешь драться? Здесь? Сейчас? — Он цокнул языком. — Ох уж эти оссиане.

Арен никогда еще не испытывал к кроданцам такой ненависти. Все эти квадратноголовые мерзавцы повинны в случившейся трагедии. Все кроданцы — и еще кое-кто. Ненависть Арена сосредоточилась на одном человеке, которого он сейчас ненавидел сильнее всех, но который навсегда остался недосягаемым для мщения.

Гаррик. Гаррик, виновник всех этих разрушений. Гаррик, чей самоубийственный порыв отнял жизнь у Кейда.

Арен занес меч и ринулся в схватку. Харт отбил первый удар, отвел в сторону второй, а потом сам взмахнул клинком, целя противнику в ребра. Арена спасла только выучка: это был азбучный прием и он увернулся, даже не задумавшись.

Арен не растерялся и усилил натиск в надежде сломить оборону охранителя. Харт, который был сильнее, с легкостью отразил его удары, а потом взмахнул свободной рукой. Перед глазами у Арена все побелело: облаченный в перчатку кулак огрел его по лицу, заставив попятиться. Он едва успел вскинуть меч, чтобы парировать следующий выпад.

Они отпрянули в разные стороны, тяжело дыша. По разбитой губе Арена струилась кровь. Волосы у Харта растрепались, на лице застыла ухмылка.

— Последнее предупреждение, мальчик. Мне все равно, останешься ты жив или погибнешь. Но я в любом случае намерен отсюда выбраться.

Арена слишком распирало от гнева, чтобы идти на сделку. Он знал, что Харт лучше владеет мечом, даже несмотря на поврежденную ногу, к тому же он выше и сильнее. Но Арен не оставит противника в покое, даже если это означает неминуемую смерть.

Он с криком ринулся вперед, размахивая мечом. Харт, оскорбительно спокойный, отступил перед его напором. Отразив удары, охранитель сделал выпад, и Арен почувствовал резкую боль: лезвие полоснуло его по плечу. Его следующий натиск, порожденный отчаянием, был еще яростнее. Харт увернулся и сделал ложный выпад. Арен поддался на эту уловку, и охранитель направил удар ему в горло. Арен отпрянул назад, но недостаточно быстро, и под челюстью у него появился саднящий порез.

— Не так ты себе это представлял? — усмехнулся Харт. — Думал, жажда мщения обеспечит тебе победу? Думал, миру нужна твоя справедливость? Спроси женщин и детей, раздавленных и изувеченных, гибнущих в огне. Ты зовешь меня убийцей, но я погубил вдесятеро меньше людей, чем ты. И мои жертвы, в отличие от твоих, отнюдь не были безвинными.

Сомнения закрались в душу Арена. Разрушить крепость замыслил Гаррик, но Арен освободил его, вытащил из темницы, и тот довершил задуманное. Арен нес за это ответственность.

Однако пути к отступлению уже не было, не было возврата к тому мальчишке, которым Арен ступил на этот путь. Слишком поздно. Он принял боевую стойку и выставил меч перед собой.

— Бейся насмерть, — сказал он.

— Как пожелаешь, — ответил Харт и ринулся в бой.

Они схлестнулись, клинки замелькали в воздухе. Арен слегка умерил пыл и воздал должное мастерству своего неприятеля. Он попытался успокоиться и изучить соперника. «Чтобы одолеть противника, надо первым делом его понять». Но его мысли кружились, словно в вихре, а ненависть была слишком сильна. В глаза это не бросалось, но поврежденная лодыжка затрудняла движения Харта, иначе Арен был бы уже мертв.

Но и Харт поддался нетерпению. Жара становилась все невыносимее, дым сгущался, так что трудно было сдерживать кашель. Пламя подбиралось ближе, отрезая путь к отступлению, над головой трещали деревянные балки, и хотя победить Арен не мог, сдаваться он не собирался. Харт напирал все отчаяннее, торопясь прикончить противника.

«Ты забываешь об осторожности», — подумал Арен.

И тут же, почувствовав уверенность в своих силах, сам позабыл об осторожности и не рассчитал удар. Харт выбил у него из руки клинок и рукоятью своего меча ударил Арена по виску. Юноша упал, оглушенный.

Харт встал над ним, направив острие меча Арену в грудь.

— Вот и все, — сказал он. — Ты ведь знал, что твой отец изменил своему народу? Что ради богатства продал собственную страну?

Внезапно сверху раздался треск. Харт встревоженно поднял взгляд, и Арен коварно двинул его пяткой по поврежденной лодыжке. Харт взревел от боли и упал на одно колено. Арен уперся ногой Харту в грудь и со всей силы толкнул его, и охранитель, потеряв равновесие, рухнул на спину.

Арен схватил свой меч и вскочил, пока Харт силился подняться на ноги. Арен ринулся к нему, движимый мщением, но остановился, заслышав, как потолок тяжело скрипнул и начал проседать. Через считаные мгновения он обрушится — возможно, этого хватит, чтобы все довершить. А если они оба сгорят? Не лучше ли такой исход, чем то, что ждет дальше, когда Арен насытит ярость? У него осталось единственное желание: погрузить клинок в грудь убийце своего отца.

Такой путь избрал Гаррик, и в итоге Арен потерял Кейда. В память о друге он обязан продолжать борьбу. Собрав волю в кулак, Арен отступил от беспомощного противника — и почувствовал заслуженное удовлетворение. Он изберет более трудный путь и будет жить дальше.

Треск балок над головой нарастал, и Арен бросился к выходу сквозь вздымающееся пламя. Проскользнув в дверь, он услышал истошный вопль Харта, а потом потолок обрушился, и охранителя погребло под грудой камней и горящей древесины.

Тяжело дыша, Арен рухнул в коридоре; после пережитого потрясения его рассудок опустел. Теперь, когда все закончилось, ему казалось, что на время он лишился разума. Через несколько мгновений его бы погребло под завалами. Отомстив за отца, он тотчас отправился бы к нему.

С усилием поднявшись, Арен оглянулся: из развалин торчала сломанная, окровавленная рука в черной перчатке.

— Он был изменником, — тихо промолвил Арен. — Но он был моим отцом. И я его любил.

Так себе надгробная речь, но других слов у него не нашлось. Он вложил меч в ножны и пустился вдогонку за своими друзьями; на глазах у него выступили слезы, и не только из-за дыма.

А потом из глубин пылающей крепости донесся тонкий нечеловеческий