В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше. 1988 г. - Сергей Снегов

Он облизнул пересохшие губы. Вот этого он не предусмотрел — не захватил хотя бы фляжки с водой. Ну, есть еще надежда, что найдется что-нибудь в чеканной, как серебряная шкатулка, закрытой коробочке центральной площадки. Он обещал Сэнни…

Только вот этого не надо. Ни одной мысли о Сэнни, иначе ноги не пойдут.

Он рванул на себя дверцу — как-то они тут ужинали, и должна же быть хоть одна бутылка с водой — и тут же услышал за спиной яростный клекот и треск: крэги взламывали решетку.

Забеспокоились, гады, — ведь отсюда вниз ведет лифт, не поздно и передумать… В маленькой комнатке было темно, фонарика он не захватил, но питье нашлось само собой — он наступил на бутылку и чуть не упал. Поднял ее, отбил горлышко.

В нос ударил терпкий, пьянящий запах каких-то ягод — живой сок, словно кровь самого зеленого Джаспера… Жить бы и жить на этой планете и радоваться, если бы не эти захребетники.

Ну, что взбесились? Никуда он от них не собирается убегать.

И что они так взъелись, ведь у них-то ничего не отнимается, в любом случае джаспериане будут дарить им необжитые планеты — с их-то способностями это раз плюнуть… Ах да, власть.

Крэги теряют власть. Ишь как они беснуются ради сохранения этой самой власти! Грохот, лязг, уже внутрь летят щепки, сорвалась дверца лифта…

А крылатые дьяволы и в самом деле бесновались. Неотличимые друг от друга в предрассветной темноте, они в слепой ярости разгонялись и ударяли грудью в прогибающуюся деревянную решетку. Еще немного, и она треснула бы под напором этих существ, невесомость которых стократно множилась на скорость и бешенство, но в этот миг верхняя дверца закрытой площадки откинулась, и темная широкоплечая фигура с шапкой светлых волос, вспыхивающих заревом под узкими лучиками предутренней луны, еще быстрее прежнего заскользила вверх, полускрытая решеткой. Теперь он уже окончательно был в их власти — неосторожный чужак, посмевший так близко подобраться к тайне и возомнивший себя безнаказанным… Он сам выбрал себе смерть — что ж, в бесконечной своей милости крэги простили ему эту дерзость. Но не больше.

Край неба пронзительно зазеленел на востоке, когда пришелец с Чакры Кентавра добрался, наконец, до конечного пролета лестницы. На несколько секунд он замер, вобрав голову в плечи — то ли его обуял последний страх, то ли он намеревался дождаться первого луча солнца… Но в следующее мгновенье, решившись, он распахнул дверцу, ведущую на верхний балкон, закрыл лицо руками, чтобы не видеть многотысячную стаю крэгов, безмолвно планирующих вокруг основания башни в ожидании своей жертвы, и, разбежавшись, камнем рухнул в холодную рассветную глубину.

Если он думал, что тело его разобьется о камни подножья, то он ошибался — с крысиной яростью стая ринулась на него, вкладывая в удары когтей и клювов всю свою неистовую злобу, и это кровавое пиршество продолжалось до тех пор, пока ненавистный бунтарь не был растерзан, так и не коснувшись земли.

А спустя еще немного времени принцесса Сэниа, захлебываясь слезами какого-то страшного, но не запомнившегося сна, открыла глаза, пробудясь внезапно и облегченно. Привычная масса шелковистых перьев одела ее голову и плечи, и она увидела себя в своей опочивальне замка Муров.

Гаррэль, бледный, как алебастр, застыл на пороге.

— А где же… — начала она — и осеклась.

Ее возвращение в замок, предупредительность дожидавшегося ее пробуждения крэга, свобода Гэля — все это могло быть куплено только одной ценой: той, которую требовали крылатые деспоты.

Она не закричала — она была принцессой королевского рода владетелей Джаспера. Она только глядела на Гаррэля, юношу с пестрым крэгом, и не видела его.

— Принцесса Сэниа, — проговорил он, и это был не юношеский голос. — Я беру тебя в жены и не завещаю никому, потому что никто не будет любить тебя сильнее, чем я.

Он отступил на шаг и плотно закрыл за собой двери. Мона Сэниа услышала лязг меча — Гаррэль из рода Элей встал на стражу у ее спальни.

9. ТАЙНА КРЭГОВ

Раздался тихий скрежет — словно мечом царапнули по щиту. Мона Сэниа проснулась и некоторое время вслушивалась — не разбудил ли непрошенный звук маленького? Но малыш посапывал безмятежно и аппетитно, и она не стала его трогать. Да и был ли этот звук? Наверное, приснилось. Вот и крэг еще не возвращался — значит, до рассвета еще далеко.

Она спустила ноги с постели, неслышно ступая по пушистой шкуре, приблизилась к окну. Ее протянутая наугад рука наткнулась на массивный серебряный треножник, в углублении которого на мягчайшем пуху лежало яйцо, созревая в лунном свете. Скоро прилетит крэг, и она полюбуется желтым, как огненный опал, мерцанием глянцевитой скорлупы. Значит, и птенец, который вылупится через пять-шесть дней, будет солнечно-желтым, королевского цвета, и тогда глаза ее сына впервые увидят свет.

Тогда можно дать ему имя.

Осторожно перебирая пальцами почти бесплотные пушинки, она медленно подбиралась к самому центру мягкого гнездышка, где должно было покоится заветное яйцо. Ближе… еще ближе…

Пустая ямка.

Яйцо исчезло!

Еще доля секунды — и с ее губ сорвался бы отчаянный крик, но руки, такие знакомые по бессонным незрячим ночам, такие родные и такие безнадежно оплаканные, обхватили ее за плечи, и для нее перестало существовать все, кроме этих рук.

— Сэнни, — донесся словно откуда-то издалека голос ее Юрга, — что ты, Сэнни, глупенькая, что ты…

Она ощупывала его лицо, совсем как тогда, на корабле, и в какой-то миг ему стало страшно, потому что вдруг показалось — сейчас она назовет имя Асмура…

И вместо этого он услышал:

— А где же Юхан? Ведь если ты жив, то, значит…

— Нет Юхана, Сэнни… Они с Гэлем подстерегли меня на середине подъема на башню. Там площадка такая крытая, помнишь? Опередили, поднялись на лифте… Не церемонились — оглушили. И Юхан пошел вместо меня. Крэги не разобрались…

— У нас сын, муж мой. У него нет еще имени. Но теперь оно будет.

— Да, — сказал Юрг. — Да, конечно, память о Юхане останется в нашем сыне. Но у нас считанные минуты, Сэнни, и сейчас самое важное — это то…

— Самое важное — это то, что наш сын останется без крэга! Яйцо исчезло, и если мы не найдем его, а мой крэг откажет нам в милости пестрого птенца — Юрг, наш маленький останется слепым на всю жизнь! Ты не знаешь, что это такое, ты не проводил в темноте дни и месяцы, ты…

Он с трудом прервал этот поток отчаянья:

— Сэнни, — сказал он твердо, — наш сын останется без крэга, вот это я тебе обещаю твердо; нашему малышу не нужен поводырь, как, впрочем, и всем остальным новорожденным на Джаспере…