Несравненное право - Вера Камша

Рене бездумно следил, как извивалась и дрожала в воде залива огромная рыжая луна. Гверганда спала настороженным, чутким сном, но герцог отвернулся от темнеющих на фоне облитого луной моря силуэтов зданий. Первый Паладин Зеленого Храма смотрел в сторону Идаконы, такой близкой и такой далекой, представляя, как на рейде выстроились корабли, которым, если война будет безнадежно проиграна, принимать на борт женщин и детей.

Очевидно, он все же задремал, потому что странным образом почувствовал себя парящим над устьем Агаи. Безумная река несла свои мутные воды к морю, которое (Рене это чувствовал совершенно отчетливо) принимало их с отвращением. Герцог словно впервые смотрел на серые зыбучие пески, тускло мерцающие в свете ущербной луны.

Странное это было место. Словно какой-то сумасшедший великан разгреб в противоположные стороны прибрежные скалы, но для кораблей это было едва ли не самое опасное место на всем побережье. Устье реки все время менялось, огромные массы песка блуждали по заливу, чуть ли не после каждого шторма «радуя» моряков новыми мелями. Неимоверно широкая, но мелкая Агая разбивалась на множество рукавов и рукавчиков, перемычки между которыми изобиловали зыбунами. Река обладала еще и прескверной привычкой, чуть задует западный ветер, выходить из берегов, заливая плоскую широкую равнину, и, в довершение всего, ее устье, любовно прозванное местными рыбаками Обманка, славилось своими туманами, которые, казалось, можно резать ножом, как лучшую арцийскую сметану.

Единственным надежным клочком суши в этом плывущем, предательском месте была Волчья Голова — каменный остров посредине реки, на котором стоял Злой маяк, предупреждающий красными огнями о грозящих неосмотрительным опасностях. У его подножия лепилось несколько домов, в которых испокон веку жили смотрители маяка, заодно несшие службу лоцманов. Никто, кроме них, не знал, да и не мог знать предательницу-Агаю, так как они чуть ли не дважды в день с шестами в руках проверяли, где появилась новая отмель, где, наоборот, промоина или яма и какой из рукавов проходим. Остров и маяк на нем были единственным, что приковывало взгляд в царстве воды, песка и неба. В погожие дни Обманка превращалась в царство пронизанной золотом сини, в ненастье удручала беспросветно-серыми оттенками.

Рене прекрасно знал все арцийское побережье, а эти места тем паче. Собственно говоря, лучше его здесь ориентировались лишь старожилы. Ко всему прошлым летом адмирал самолично облазил междуречье Адены и Агаи, пытаясь на местности просчитать действия арцийцев, но сейчас Обманка неуловимо изменилась.

Рене не просто видел Злой маяк, искривленные стволы деревьев, взбаламученную воду, но и ощущал чье-то присутствие, давящее, отвратительное, опасное. Здесь кто-то был, кто-то древний и недобрый, отвергаемый и землей и морем… Рене ЗНАЛ, что Он тут… И еще как могло случиться, что прошло больше кварты? Герцог готов был поклясться, что нынче полнолуние, а сейчас от луны остался лишь узкий серп…

— Адмирал!

— Да, Ягоб? Прости, задремал…

— Когда ты последний раз ложился?

— Неважно. Ты что-то хотел сказать…

— Они перебрались в летний лагерь. Проклятый, как же здесь сейчас мелко.

Оба маринера уже лет десять понимали друг друга с полуслова. Вот и сейчас Ягобу не нужно было объяснять, что если б позволила глубина, лагерь арцийцев можно было бы разнести из корабельных пушек, но в эту пору у Гверганды можно брести ору по щиколотку в воде, к берегу не то что большой корабль, баркас — и тот не подойдет. Вот если б поднялся хороший шторм, такой, какие раз в десять или пятнадцать лет накатывают в месяце Волка, когда бесчисленные водяные горы заливают пляжи, с легкостью перекидывая подвернувшиеся бревна и выворачивая имевшие глупость вырасти слишком близко от берега деревья, и докатываются до Зимней гряды!

— Чего б я ни дал за хороший шторм, — проворчал Ягоб.

— Погоди, — Рене потряс головой, — тут что-то есть!

— Что тут может быть, — махнул рукой маринер, — шторм как баба, приходит, когда ей приспичило, а не когда тебе нужно. Разве что попроси своего попа, авось намолит…

— Слушай, Ягоб, — голос Рене странно зазвенел, — мне сейчас надо побыть одному…

Капитан «Осеннего Ветра» молча кивнул и исчез. Он знал Арроя и понял, что Счастливчику в голову пришла какая-то мысль. Скорее всего безумная, а это значит, что у них появился шанс.

Рене подождал, пока затихли шаги, и негромко окликнул:

— Флорентин, ты мне нужен!

— Разумеется, — отозвался жаб, — что бы ты без меня делал?

— Послушай, — адмирал был не склонен вступать в длительный кокетливый разговор ни о чем, каковые философский жаб обожал всеми фибрами своей души, — что ты знаешь об Агае?

— Об Агае? — кажется, Жан-Флорентин соизволил удивиться. — Зачем это тебе?

— Я не знаю, — отозвался адмирал, — но с ней связано что-то очень важное. Давай вспоминай!

— Откуда у тебя подобные сведения? — жаб был настроен весьма сварливо.

— Не знаю. Я, кажется, задремал и вдруг оказался там, но отчего-то видел все сверху, словно у меня появились крылья. И еще луна вдруг оказалась на ущербе, и свет ее был каким-то мертвенным. Жан, я чувствовал присутствие какого-то существа и отвращение моря и земли к этому существу.

— Что?! — воскликнул жаб, придя в неподдельное волнение. — Так вот это где, оказывается…

— Что именно?

— Я слышал, что после битвы, в которой погибли прежние боги Тарры, их дети и их воины, у новых хозяев этого мира возникли трудности с телами. Они боялись предать их земле, которая была с ними связана, равно как и море, и воздух, и даже огонь. Светозарные не хотели рисковать, так как боги обладают удивительной способностью к самопроизвольной регенерации, именуемой обычно непосвященными воскресением, — жаб посинел, видимо, ему было весьма неприятно говорить, — наконец было решено вызвать из ведомых Светозарным миров некое существо, пожиравшее трупы. Говорили, что по каким-то причинам новые боги не стали отсылать его обратно, а усыпили. Возможно, намеревались при необходимости использовать снова. Тем не менее Тарре это создание отвратительно, и потому в месте его упокоения идет вечный спор между водой и землей, каждая из стихий стремится избавиться от чудовищного груза, но не может.

— Значит, вот что прячется в устье Агаи…

— Видимо, да, — согласился жаб. — Ландшафт полностью отвечает заданным условиям. А то, что ты почувствовал это, в этом нет ничего удивительного. В тебе есть кровь старых богов, значит, это создание даже сквозь сон чувствует тебя, а ты его.