Тайна Богоматери. Истоки и история почитания Приснодевы Марии в первом тысячелетии - Митрополит Иларион
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Адам и Ева у древа познания. XIII в. Фрагмент мозаики. Собор Монреале, Италия
Богословие Христа как Нового Адама и Марии как Новой Евы продолжает вдохновлять Симеона, и он находит все новые и новые обертоны в традиционной концепции, восходящей к святому Иринею Лионскому:
Бог взял от Девы одаренную умом и душой плоть, которую Он взял от Адама и вместо нее восполнил другой. И, взяв ее от Нее, дал ей Своего Духа Святого и восполнил тем, чего не имела ее душа, вечной жизнью… От ребра Он снова взял ребро, и дал вместо него снова не плоть… но существенно Духа Божия, чтобы как из ребра Адама создалась женщина и от нее все смертные люди, так и из плоти Женщины произошел бы Человек Христос Бог и из Него все стали бы бессмертными[1724].
В истории спасения человечества Боговоплощение стало поворотным пунктом. Но оно совершилось при участии Богородицы, ибо «Бог Слово взял плоть от чистой Богородицы и дал вместо нее не плоть, но Дух существенно Святой. И сначала оживотворил Им Ее драгоценную и пренепорочную душу, воскресив Ее от смерти». А затем воплотился и стал человеком, чтобы через это обновить все человеческое естество[1725].
Симеон завершает свой длинный сотериологический экскурс тем, с чего начал: утверждением о том, что все люди предопределены ко спасению. Из этого Божественного предопределения не изъят ни один человек, и всякий, кто пожелает, может достичь спасения и вечной жизни:
Вера во Христа есть новый рай. Потому и предузнал [Бог] от сотворения мира всех, которые уверовали и уверуют в Него, которых и призвал и до скончания мира не прекратит [призывать], и прославил и будет прославлять, оправдал и будет оправдывать, показывая их сообразными образу славы Сына Своего чрез святое Крещение и благодать Святого Духа, таинственно делая их сынами Божиими и восстанавливая их из ветхих в новые, из смертных в бессмертные…[1726]
В завершение обзора высказываний преподобного Симеона о Матери Божией приведем фрагмент из 13-го Нравственного Слова, где он говорит о непричастности Христа человеческому греху и о святости Богородицы:
Ребро Адамово есть женщина. Итак, от этого ребра Адама, то есть от этой женщины, Бог Слово взял одушевленную плоть и преобразовал ее в мужа совершенного, чтобы стать поистине Сыном Адама. Став же Человеком и будучи подобным нам во всем, кроме греха, Он сразу сделался сродником всех людей по плоти… Но, поскольку Он Сам был Богом и вместе с тем Человеком, плоть Его и душа Его была и есть святая и пресвятая, ибо Бог святой, как Он был, Он Тот же и есть и будет. Непорочной же была и Дева, незапятнанной и нескверной, таковым же было и от Адама отнятое ребро[1727].
Приведем также суммарное изложение учения Симеона о Богородице, сделанное архиепископом Василием (Кривошеиным):
И в духовных творениях, и особенно в богословских писаниях, где преподобный касается вопросов спасения человеческого рода, он многократно, с благоговением и любовью говорит о Пресвятой Матери Божией, Деве Марии. Она Невеста Божия, соединенная с Ним таинственным браком, она Новая Ева, Своим свободным согласием сделавшая возможным воплощение Сына Божия, ребро, взятое от Адама и ставшее новым человеческим существом без человеческого вмешательства, храм Божий, манна, Царица и Госпожа. Она непорочная и более чем святая, но, как потомок первой Евы, Она тоже нуждается в искуплении, и душа Ее освобождается Духом Святым и всецело освящается. Ею Сын Ее становится нашим братом, хотя в собственном смысле слова Она единственная Мать Христа. Близкая нам, происшедшая от той же земли, Она разделяет со святыми Божественное вселение и видение Бога, но Она одна рождает Христа не только духовно, но также и телесно, на спасение мира… Своими ходатайственными молитвами она дарует благодать видеть единого Сына, Воплощенное Слово[1728].
В каком-то смысле творчество Симеона Нового Богослова подводит итог тысячелетнему развитию богословия на православном Востоке. Будучи глубоко оригинальным автором, он не менее глубоко укоренен в православном церковном Предании. В его творческой лаборатории традиционные темы, концепции и образы переплавляются в уникальный богословский синтез, в котором Богородица занимает не менее значимое место, чем в богослужебных текстах и иконографии той эпохи.
Дальнейшее развитие иконографии Богородицы
В предыдущей главе мы рассмотрели вопрос о том, какое место занял образ Богоматери в иконографии и символике византийского храма. Сказанное о второй половине IX века относится и к последующим векам. Однако в X веке в храмовой архитектуре и иконографии наблюдаются некоторые новые тенденции, на которые нам следует обратить внимание в настоящей главе.
Х век в научной литературе нередко именуется наивысшей точкой «македонского ренессанса». Как отмечает В. Н. Лазарев, именно в эпоху Македонской династии, правившей в Византии с 867 по 1057 годы, «происходит тот решающий перелом, логическим следствием которого была выработка классического византийского стиля». Искусствоведы говорят, с одной стороны, о повышении интереса к античному наследию, с другой, о развитии иконописного искусства «в сторону все большей спиритуализации формы… Иконы, мозаики и фрески должны были выражать глубочайшую духовность». Эта установка сказывается на стиле изображений: «Фигура утрачивает свою материальную тяжеловесность, лица приобретают строгий, аскетический характер, пространственная среда упрощается и схематизируется, живописная трактовка уступает место линейной, колористическая гамма окончательно теряет импрессионистическую легкость, становится плотной и определенной… Этот абстрактный, полный духовности стиль явился классической формой выражения византийской религиозности»[1729].
Интерьер крестово-купольного храма Иоанна Предтечи в Керчи. VIII в.
Новый стиль живописи соответствовал и храмовой архитектуре, в которой окончательно и надолго утвердился тип крестово-купольного храма в качестве основного. Этот основной тип, впрочем, тоже имел ряд модификаций. Так, в конце IX и X веках развитие церковной архитектуры привело к созданию «особого варианта храма типа вписанного креста, или храма на четырех колоннах. Он отличался от ранних крестово-купольных храмов своими конструктивными особенностями и образной выразительностью… Тяжелые подкупольные опоры и какие-либо стены внутри наоса[1730] исчезают, их заменяют четыре изящные колонны, поддерживающие купол, как балдахин… Благодаря этому интерьер делается прозрачным и легким»
