Добрым демоном и револьвером - Харитон Байконурович Мамбурин

и навело меня на мысль как следует продезинфицировать внутренности моего доспеха. За японской знаменитостью явно раньше убирал обслуживающий персонал…

Для того, чтобы свободно пройти с шлангом внутрь ангара, мне потребовалось сначала выгнать из него «Григория». Хорошо послуживший мне автоматон был как следует залатан после моего рейда за Рейко, но не до конца. В процессе освобождения Рейко «Григория» уронили на бок, от чего деформировалось основание руки-крепежа одного из пулеметов. Хромающий богатырь утратил половину своей огневой мощи и теперь терпеливо ожидал пока я найду способ его починить.

Дав себе зарок в самом ближайшем времени озадачить Распутина заказом партии запчастей под своего замечательного автоматона (а заодно, чем грех не шутит, можно поинтересоваться и покупкой Грише брата-близнеца), я радостно окатил жидким и едким дезинфектантом внутренности «Свашбаклера», избавляя мой сверхдорогой доспех от запахов переутомившихся японок.

Чего я совершенно не ожидал в этот момент, так это мощного и дробного стука, настолько близкого и мощного, что в тон ему начали вибрировать внутренности.

«Григорий» по кому-то открыл огонь, а вслед за этим сразу же раздался мощный взрыв.

Интерлюдия

«Умирать не страшно».

Таковы были последние слова её матери, пронзенной насквозь четырьмя тяжелыми длинными саблями. Проговорив их, мама ей улыбнулась, пришпиленная к земле, но не потерявшая ни грана достоинства члена секты «Цветка тьмы». Жизнь оставила её спустя миг, но улыбка осталась навечно в памяти.

Не страшно. После смерти лучшее из нас отправляется дальше, оставив позади всю грязь, все долги и все страшные знания, которыми снабжает нас жизнь. Но той, кто забыл своё настоящее первое имя, умирать и воскресать пришлось не один раз. Впереди был последний шаг, после которого она сможет уйти за грань с чистой совестью, как и все её собратья.

Истощенная японка с грязными свалявшимися волосами притаилась в тени дома. Толстая дождевая труба позволяла ей быть незаметной почти с любого ракурса, а лохмотья, напитанные жирной грязью, вообще превращали девушку в странный нарост на стене, за который бы посторонний взгляд вообще бы не зацепился. Ей на свой внешний вид было глубоко плевать.

Не до того сейчас. Она готовилась, вспоминала… и набиралась решимости.

«Моя золотая принцесса» — так называла её мать. Ей легко верилось, сердце наполнялось гордостью. Они обе были некрасивы — короткие руки и ноги, широкие лица, расплюснутые носы… а чтобы увидеть цвет собственной радужки в зеркало, приходилось пальцами раскрывать свои глаза так, что становилось больно. Зато они были принцессами друг для друга все первые шесть лет жизни девочки, пока их не разъединил тот удар четырьмя саблями. А потом владелец этих самых сабель забрал девочку с собой.

Пытки, похожие на обучение. Учеба, напоминающая пытки. Её ломали, над ней издевались, из ребенка-сироты лепили нечто новое. Девушка была не одна, далеко не одна. Десятки, а может быть, и сотни детей вокруг. Маленьких людей, с погасшим взглядом, маленьких сердец, полных страха и боли. Глубокие подземные коридоры, в которых постоянно тянуло плесенью, сыростью и запахом грибов. Вскоре все ученики стали похожи на призраков — истощенных, мертвенно-спокойных, утративших надежду. Некоторые переставали есть, впадали в апатию, умирали от разрыва сердца. Она сама жила, гадая, когда же остановится её собственное.

Но потом их спасли.

Люди в красных нарядах заполонили подземелье. Они гневно кричали, рубя жестоких учителей широкими кривыми мечами. Всех и каждого. Она помнит, какая сутолока тогда стояла, как шумели люди в красном, как блестели их окровавленные мечи. Их освободили, увели, откормили и обогрели. Более того — им предложили будущее. Дети были счастливы. Она была счастлива.

Прошли годы. Спасители превращались в коллег, а затем и в слуг. Иногда даже в материал для изучения, если кто-то из них допускал непростительную ошибку. Она училась и учила, прививая ученикам как знания, так и любовь к стране, которой теперь служила. Шли годы.

Ветер, невесть как заблудившийся на этой улице, пролез сквозь прорехи лохмотьев, добравшись до её тела. Девушка содрогнулась, прижимая к себе влажные тряпки в попытке уберечься, пока порыв не иссякнет. Умирать не страшно, а вот жить в холоде…

Много-много лет в подземельях. Сырость, холод и сквозняки почти доконали её. Когда главный…

— Госпожа Нишикияма, мы готовы. Все ждут вашей команды, госпожа!

Оборванец, чьи глаза были полны страха, ненависти и боли, стоял около нее, нервно сжимая грязные кулаки. За пазухой у него торчали рукоятки двух пистолетов, а на плече виднелось кровавое пятнышко. Там оно было и у всех коллег этого ублюдка, у всех людей, кого она смогла собрать здесь. Игла, продетая сквозь кожу, да привычное заклинание, наложенное на её металл — простейший ритуал, чтобы заставить смертного подчиняться. Разумеется, такой финт далеко не всемогущ, поэтому игла, пропустившая через себя определенный объем боли, разрушится, но кто будет об этом рассказывать?

Сейчас ей нужны эти полторы сотни человек. Когда она отдаст приказ, они ринутся в атаку… но перед повелением она произнесет еще одно заклинание, после которого иглы станут источниками ярости и куража. Магия. Искусство, у которого множество ответов на любой вопрос.

— Госпожа Нишикияма…

— Ждите! — она отрезает холодно и жестко, — К вам идёт… подмога.

— Люди видят эту «подмогу», госпожа Нишикияма! Им страшно! Это волшба! — проныл главарь местной банды, которому она позволила выжить, чтобы было кому собирать людей. Именно он отправлял на штурм нужного здания по ночам тех, с кем не смог бы в будущем работать. Именно ему она обещала самый большой куш — свою помощь в завоевании полного контроля над доками. Ложь, конечно же, но не самой же сейчас бегать по переулкам, успокаивая трясущихся от страха бродяг?

— Заткнись. Не беспокойся о тварях. Готовь людей к штурму, — стегнула она отрывистыми приказами главаря банды, — И не зови меня больше «Нишикияма». Убью.

— Как к вам тогда обращаться, госпожа Н… — испуганно сжался человек, последние несколько часов буквально изводящий её этой «Нишикиямой».

— Когане-но-Химе.

Несколько раз кивнув, мужчина скрылся с её глаз, а она вновь сосредоточилась на управлении крысами, пробирающимися к ней по канализационным трубам. «Освежив» своим вниманием поводки, идущие от её разума к каждому зверю, девушка вновь предалась воспоминаниям.

Нишикиямой Аой звали величайший обман, на который она согласилась, пожертвовав своей жизнью. Ей обещали счастливое новое детство, но забыли упомянуть, что почти всё это время она будет спать. Забыли рассказать, как медленно и мучительно будет просыпаться её разум, которому постепенно будут скармливать «якоря» из знакомых ей жестов и символов. Не было никакого отдыха, не было новой жизни, не было радости и веселья.