Повелители Небес - Энгус Уэллс

— Думаю, что будущее определено, — произнес Тездал. — А вы? — Он отвернулся, положив руку на зубец стены. — У Урта теперь есть Лизра, а у тебя Рвиан. Разве вы не счастливы?

— Все счастливы, Тездал, кроме тебя! — Я отчаянно старался найти слова, способные отвратить его от избранного им пути. — Разве ты не можешь снова жениться?

Он покачал головой и сказал:

— В своей жизни я любил лишь двух женщин. Первая — Ретзе, а вторая… вторая не может принадлежать мне.

Я должен был знать это!

Но я не знал и потому сказал просто:

— Рвиан?

Смех Тездала прозвучал под стать завываниям ветра.

— Ты что, не видел?

Я покачал головой.

— А она знает, — произнес Тездал. — Знает, но любит тебя. И всегда будет с тобой.

Слов у меня не находилось, я стоял, охваченный оцепенением перед тем, что должно последовать. Я был столь же слеп, как любой влюбленный мужчина, и в равной же мере глуп.

— Что ж, — Тездал перевел свой задумчивый взгляд с камня стены на меня. — Будем сражаться за нее? Ты убьешь меня или я тебя? Даст ли мне это ее любовь?

Я сказал:

— Тездал, я не стану драться с тобой.

Он ответил:

— И я с тобой, потому что в любом случае это не даст мне ничего, кроме ее презрения.

— А как же Пелиана? — спросил я.

Тездал ответил:

— Драконы живут и после смерти Властителей. Иначе и нас бы здесь не было. Беллек умер. Она погорюет немного, но у нее есть ты, Рвиан и Урт. И, вероятно, найдутся скоро и другие Властители. Разве я предаю ее, Давиот? Ну, если и так, то это лишь еще одно предательство в ряду совершенных мной. Я больше не могу жить с этой болью! Правда, не могу.

Он сбросил плащ, и я увидел, что под ним он носил клинки рыцаря Хо-раби — каген и кинжал, и я с ужасом понял его намерение и то, что он попросит сделать меня. Я отпрянул, яростно качая головой.

Тездал сказал:

— Я выбираю Путь Чести, Давиот. Хотя я и гийан, и не достоин этого. Знаешь, какой чести удостоил меня Ке-анйива? Гийан — большая редкость! — их обычно прибивают к дереву. Вниз головой, Давиот. Если бы тебе не понадобился переводчик, я бы висел и все проходившие плевали бы мне в лицо. Или хуже. Послушай меня!

Последние слова он прокричал, потому что я отскочил, яростно мотая во все стороны головой, выставляя перед собой руки, точно стараясь защититься от обязанности, которую он собирался возложить на меня.

— Послушай меня! Я должен умереть. И если ты не поможешь мне, то мне придется уйти, как Беллек. Но я бы предпочел расстаться с жизнью с честью, которая еще осталась у меня. Как если бы я все еще оставался Хо-раби. Может быть, хоть это умиротворит Троих, и они даруют моей душе забвение.

— Нет!

Я не узнал своего собственного голоса, звучавшего под стать вою ветра или кличу дракона. Я не знал, что этот вопль исторгли мои губы. Внутри своего сознания я почувствовал, как зашевелились драконы, как всколыхнулись Рвиан и Урт.

Я пятился, пока спина моя не уперлась в холодный камень, а Тездал все приближался, и я осознавал, что на мне лежит груз обязанностей друга.

— Если ты любишь меня, друг, — произнес Хо-раби.

Взгляд его не оставлял мне выбора, я взял клинок и спросил Тездала:

— Что я должен сделать?

Он сказал:

— Аттул-ки исполняют этот обряд. Или, по крайней мере, рыцари Хо-раби. Но… ты подождешь, пока я не открою Путь, а потом постараешься отрубить мне голову.

Я спросил:

— Неужели нет другого пути?

Он покачал головой.

— Нет. Я могу попросить об этом только самого преданного друга.

Тездал схватил меня за руку, и в глазах его стояла такая мольба, что я лишь кивнул и, не в силах сдержать слезы, вытащил из ножен его меч. Тездал опустился на колени и снял с себя камзол и рубаху, подставляя свой торс свирепому ледяному ветру, а шею лезвию меча в моих руках. Клинок блеснул в слабом свете. Мои руки онемели от страшной тяжести, столь же непереносимой, как и груз, придавивший мою душу.

— Я не знаю, смогу ли я сделать это, Тездал, — проговорил я.

Он ответил:

— Сможешь, если любишь меня.

И затем, прежде чем я успел возразить или, бросив меч, убежать прочь, он выхватил кинжал и вонзил его себе в живот, не издав при этом ни звука. Его лицо исказила гримаса предсмертной муки, но в глазах его я прочитал страшное облегчение, когда он ступил на свой Путь Чести.

И я сделал то, о чем он просил меня. Я поднял меч и, размахнувшись, вонзил клинок в шею Тездала. Никогда не случалось мне держать в руках такого прекрасного, такого острого оружия, срубившего голову моего друга с одного удара.

Я рухнул на колени, сотрясаясь в рыданиях, когда голова Тездала покатилась к моим ногам, заливая кровью каменные плиты.

Все, что я помню, — это боль. Потом я почувствовал, как чьи-то руки касаются моего лица, и, подняв его, я увидел невидящие глаза Рвиан. Я видел в них скорбь, но еще большее горе выражали лица Урта и Лизры. А потом я вдруг осознал, что вокруг нас сидят драконы. Я не мог ничего сказать и лишь плакал, уткнувшись в колени Рвиан.

Она спросила меня:

— Он настаивал?

Я кивнул, и Рвиан, опустившись на колени рядом со мной, обняла меня и сказала:

— О Давиот! Бедный мой, бедный, Давиот. Как же он верил тебе!

— Верил, что я убью его?!

— Он доверил тебе свою честь, попросив оказать ему эту ужасную услугу.

— Я убил его, Рвиан.

Она сказала:

— Он сам убил себя, любимый мой. Потому что для него не осталось другого пути. То, что ты сделал, была последняя обязанность друга, но я думаю, что нет выше любви, чем эта.

Мы завернули Тездала в его же плащ, а Урт принес парусину, в которую мы и зашили останки нашего друга. Затем мы оседлали наших драконов, привязали тело к Пелиане и полетели в долину мертвых, чтобы оно нашло свое упокоение там, среди останков Беллека, других Властителей и умерших за многие столетия драконов.

Живые драконы оплакивали его, крик Пелианы звучал громче и пронзительнее всех. Он вошел в мою душу ножом столь же острым, как тот кинжал, который вонзил себе в живот Тездал. Именно этот крик ранил меня больнее, чем то, что заставил меня сделать не снесший бесчестия рыцарь, чем даже сама потеря. Я потерял любимого друга — Пелиана лишилась большего. Я еще хоть как-то понимал, почему он поступил именно так, она же не могла осознать этого. Девять дней ужасные стенания Пелианы сотрясали стены Замка Драконов, и я уверен, что она скорее всего полетела бы туда, где остался Тездал, чтобы искать смерти, если бы не детеныш Дебуры.

Смерть и жизнь чередуются друг с другом, не так ли? Один умирает, другой появляется на свет. Жизнь продолжается, а боль слабеет. Утихла и моя скорбь, но медленнее, чем горе Пелианы, нашедшей новый смысл жизни.