Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник - Фридрих Шиллер

вам будет видеть его и беседовать с ним? Он здесь, хотя и под маской. Дабы показать вам его намерения, сообщу, что, услыхав о разбойниках, которые беспокоят Венецию, он задумал освободить ее от них и передать в руки правительства всех злодеев, которым удавалось пока избежать наказания. Это первая служба, какую он хотел бы сослужить Республике.

Гритти. Не думаю, чтобы такое было ему под силу. Однако ж передай, что я хочу с ним поговорить.

Канари. Вижу, просьба моя почти уже выполнена, ибо, увидев Флодоардо, нельзя не полюбить его. Наружность его привлекательна, и он расположит вас так же, как и меня.

Гритти. Сколько тебя знаю, Канари, никогда еще не видел, чтоб ты был так воодушевлен. Найди и приведи ко мне этого необыкновенного человека.

Канари. Спешу повиноваться! А вам, сударыня, придется остерегаться; вы слышали похвалы, которые я ему расточал.

Розамунда. Вы пробудили во мне любопытство. Ведите же поскорее вашего героя.

Канари ушел.

Гритти. Миленькая, отчего бы тебе не пойти в танцевальную залу?

Розамунда. Усталость и любопытство заставляют меня остаться с вами. Мне хочется увидеть этого молодого Флодоардо, которого Канари так превозносит; но, по правде сказать, любезный дядюшка, мне кажется, я его уже видела. На балу я заметила одну маску в греческом наряде[311], такого прекрасного сложения, что самые равнодушные взоры не могли ее пропустить. Эта маска — высокого роста, чрезвычайно ловка и прекрасно танцует.

Гритти (улыбаясь). Розамунда!

Розамунда. Все сущая правда! Невозможно, чтоб этот грек не был графом Флодоардо! Но как его описал Канари... Вот он, любезный дядюшка! Вот тот, про кого я говорила.

Гритти. Он идет к нам — и с ним Канари. Розамунда, ты угадала!

Едва дож произнес эти слова, как в залу вошел Канари, держа за руку статного молодого человека, одетого в расшитое греческое платье.

— Государь, — произнес Канари, — позвольте представить вам графа Флодоардо, который покорнейше просит вашего покровительства!

Флодоардо в знак уважения снял головной убор и маску и низко склонился перед дожем.

Гритти. Я слышал, вы хотите служить Республике.

Флодоардо. Да, государь! Этого желает мое честолюбие, если ваша светлость сочтет меня достойным сей награды.

Гритти. Сильвио отзывается о вас очень хорошо. Если слова его справедливы, то отчего вы лишаете свое отечество достойного сына?

Флодоардо. Оттого, что им правит не Андреа.

Гритти. Мне сказали, вы собираетесь отыскать логово разбойников, заставляющих Венецию с некоторых пор проливать столько слез!

Флодоардо. Если соблаговолит ваша светлость поручить мне это, то отвечаю головой, что в скором времени передам их всех в руки правосудия.

Гритти. Дело это трудное, к тому же вы — иностранец[312]. И все-таки я предоставляю вам свободу действий.

Флодоардо. Вашего доверия для меня достаточно. Через два дня я выполню свое обещание!

Гритти. Вы меня удивляете! Разве вы не знаете, молодой человек, как опасны эти злодеи? Они рассеяны повсюду и обычно появляются там, где их меньше всего ожидают. Нет уголка в Венеции, который бы не был известен нашим шпионам, однако стражники тщетно искали, где прячется шайка.

Флодоардо. Знаю это и радуюсь! Я отыщу логово и так докажу вашей светлости, что мне можно доверять важные дела.

Гритти. Положитесь на мое покровительство и выполняйте свое обещание! А сейчас довольно об этом — ибо я не хочу, чтобы печальная мысль омрачала радость нынешнего дня. Розамунда, собери танцующих! Граф, препоручаю ее вам!

Флодоардо. Государь, это самое драгоценное сокровище!

В продолжение всего разговора Розамунда стояла облокотясь о кресло своего дяди. Она повторяла про себя слова Канари: нельзя, увидев Флодоардо, не полюбить его. Глаза ее, устремленные на графа, убедились, что Канари сказал правду. Когда дож препоручил ее Флодоардо, легкий румянец покрыл щеки девушки, и она смешалась — принять или нет поданную графом руку.

Но какая бы тут не смешалась! Прекрасен был облик Флодоардо; кротость его лица запечатлевалась в сердце каждого, кто ни взглянет, а сам его лик мог служить образцом для живописца; горделивая походка свидетельствовала о героической душе. Ах, и меньшего довольно, чтобы лишить покоя нежное и неопытное сердце!

Флодоардо подал руку Розамунде и повел ее в танцевальную залу. Там все дышало радостью и удовольствием, пол дрожал под ногами танцующих. Молодые люди дошли до конца залы и остановились у открытого окна. Несколько минут прошло в полном молчании. Иногда взоры их встречались, иногда танцующие пары отвлекали на себя их внимание, иногда они, казалось, забывали обо всем вокруг и погружались в глубокую задумчивость.

— Есть ли большее несчастье?! — воскликнул наконец Флодоардо.

— Какое несчастье? — переспросила Розамунда смущенно, словно пробудившись ото сна. — Кто несчастлив, граф?

— Тот, кто осужден смотреть на благо, которого он никогда получить не сможет; тот, кто томим жаждой и видит бокал с водой, предназначенный другому!

— Не вы ли тот несчастный, лишенный блага, по которому он томится, — не в этом ли смысл ваших слов?

— Положим, вы угадали. Судите, не обделен ли я счастьем, любезная Розамунда?

— Что же это за благо, которое для вас недоступно?

— Есть ли на земле благо, равное с благом владеть Розамундой?!

Девушка покраснела и потупила взор.

— Не оскорбил ли я вас, сударыня? — спросил Флодоардо, взяв ее почтительно за руку. — Не рассердились ли вы на меня?

— Вы из Флоренции, граф, и, может быть, не знаете, что в Венеции не любят таких комплиментов. Мне, по крайней мере, они не могут быть приятны.

— Извините меня, сударыня! Однако я выразил искреннейшее свое желание, а никак не говорил комплимент.

— Дож входит в залу вместе с Канари и Сильвио — они будут искать нас среди танцующих, пойдемте!

Флодоардо последовал за ней в молчании. Они начали танцевать, и Розамунда была прелестна. С какою легкостью летала она по паркету! Грация и благородство проявлялись во всех ее движениях. Флодоардо не сводил с нее глаз. Он снял уже маску и шлем, но черные его кудри, вившиеся по воздуху, привлекали больше внимания, чем великолепные перья, украшавшие шлемы других мужчин. Все восхищались Флодоардо и Розамундой, но они не замечали этого, поглощенные только одним — желанием понравиться друг другу.

Глава вторая

ФЛОДОАРДО

Прошло уже два дня после праздника, устроенного дожем. Пароцци сидел запершись в комнате со своими друзьями Меммо и Фальери. Мрак покрывал предметы, светильник слабо их освещал, буря свирепствовала за стеной, и развращенные души молодых людей