Постижение истории - Арнольд Тойнби

Ренессанс, как мы уже отмечали, есть одна из форм контактов. Но этот контакт осуществляется не в пространственном измерении, а во временном. Контакт имеет место между живой цивилизацией и призраком мертвой цивилизации или же ушедшей в прошлое фазой живой цивилизации.

Эвокация такого призрака – дело рискованное. В лучшем случае это может внести стимулирующий элемент в чужой социальный контекст. Однако может произойти и эффект удушения того местного гения, который и вызвал призрак к жизни. Расширив поле нашего видения за границы единичного примера позднесредневекового итальянского ренессанса, поищем ренессансы в других сферах культурной жизни. Для удобства сгруппируем их следующим образом: ренессансы политики, права и философии; ренессансы языков, литературы и изобразительного искусства, религиозные ренессансы.

Политические проявления позднесредневекового итальянского ренессанса редко привлекали к себе внимание исследователя, несмотря на то что они предшествовали изменениям в сфере культуры, которые и запомнились как возрождение. В эстетическом плане итальянский ренессанс эллинизма начался с поколения, давшего миру Данте, Джотто и Петрарку, то есть на рубеже XIII–XIV вв. Политический же ренессанс заявил о себе уже в XI в., когда правление городами Ломбардии перешло от епископов к магистрату. Возрожденный эллинистический политический идеал, восторжествовав в XI в. в западнохристианских городских общинах Северной Италии, распространился затем и на феодальные монархии трансальпийской Европы, завоевав в конце концов все западное христианство. Влияние эллинистического призрака на западную политику проявлялось как в большом, так и в малом, захватив в результате всю общественную жизнь. Несколько поверхностный эффект заключался в пропагандировании культа конституционного самоуправления, что сказалось даже в обращении к аттическому понятию «демократия». Вызванный призрак доказал свою силу, стимулировав английскую, французскую и американскую революции. К концу XIX в. казалось, что демократия одержала в Западной Европе окончательную победу. Однако конечный идеал интернационального братства так и не был достигнут, отодвинутый тем обстоятельством, что демократия на современном христианском Западе оказалась национализированной и дегуманизированной.

Кроме того, даже во второй половине XIX в., когда, казалось бы, демократия торжествовала победу в Европе, остатки автократии все еще сохранялись в западном мире в режиме Габсбургов в Австро-Венгрии и Гогенцоллернов в Пруссии-Германии. И хотя обе эти анахронические автократии в конце концов пали, поверженные в ходе первой мировой войны, трансплантированная система ответственного парламентарного правительства так и не сумела там прижиться. Трагическая развязка европейской драмы, разразившаяся в 1939 г., явилась шоком для либеральных сторонников парламентарной демократии. Однако исторически это была реанимация абсолютистского призрака, таившегося в сердцевине западного общества, с тех пор как он впервые был вызван из эллинистической могилы одиннадцать веков назад. В настоящее время есть некоторые основания полагать, что с призраком покончено. Образ единства не утратил своей привлекательности, но решение объединяться через добровольную кооперацию в системе Европейского экономического сообщества представляет собой разрыв с кармой прошлого.

В незападном мире также можно наблюдать соответствующие ренессансы в политическом плане. Призрак Римской империи – универсального государства эллинского общества – вызывался и православными христианами, и западнохристианским эллинистическим обществом. В православном христианстве этот рывок был совершен столь мощно, что общество надломилось.

Перейдя от политики к праву, начнем обзор ренессансов с западной истории. Мы видели, что после того, как постэллинистическое междуцарствие в политическом плане заявило о себе расколом целостной Римской империи на мозаику государств-последователей, появление двух новых эллинистических христианских цивилизаций политически выразилось в попытках возродить павшую империю. Римское право, которое постепенно и тщательно разрабатывалось в течение десяти веков вплоть до поколения Юстиниана, с крахом Римской империи быстро вышло из употребления.

За разложением и смертью последовало появление новой жизни, что скоро проявилось как в правовом, так и в политическом планах. Однако как нарождающееся православие, так и западное христианство не сделали даже попытки возродить систему римского права. Каждое из этих обществ, демонстрируя искреннею преданность своей религии, пыталось создать для христианского народа особое христианское право. Однако первоначальный импульс вскоре иссяк, и наступил ренессанс сначала Закона Израилева, присутствовавшего в христианстве как часть еврейского письменного наследия, а затем и Кодекса Юстиниана, адекватность которого возрастала по мере взросления новых цивилизаций.

Кодекс Юстиниана подвергся, правда, значительным изменениям. Исправления вносились, как отмечалось, «для большей человечности». Кроме того, источником нрава было объявлено не законодательство, выработанное римским народом, а откровение Бога. Действие закона предписывалось понимать не как человеческое принуждение, а как божественное возмездие.

Для современного исследователя основная гуманизирующая сторона реформы Кодекса Юстиниана видится в либерализации римского закона, строго регламентирующего поведение в семье. В соответствии с Кодексом Юстиниана родитель пользовался неограниченной властью над своими детьми. Христианское влияние просматривается также в пересмотре брачного законодательства, по которому, согласно христианскому учению, брак не считался более личным и расторжимым договором, а становился публичным торжественным обетом.

Эти, как и другие, исправления были вдохновлены христианским богословием. Однако поскольку христианская церковь видела в книгах Ветхого завета, как и в Новом завете, божественное откровение, было почти неизбежным, что вслед за рождением нового христианского права рано или поздно возродится и израильское право.

В противоположность постепенности и неосознанности ренессанса Моисеева закона внутри православно-христианского права ренессанс римского права был и сознательным, и резким.

Говорить, что ренессанс римского права не отличался оригинальностью, будет, пожалуй, несправедливо. Ибо эффективность – вот то свойство, которое совершенно необходимо своду законов, а значит, неэффективность – более чем серьезный недостаток. Неудачная попытка возродить римское право в православии, предпринятая в IX в., доказывает неспособность его на деле заменить новое христианское право иконоборческих императоров и неумение изгнать конкурента – призрак закона Моисея, вновь появившийся из ветхозаветных предпосылок христианского права [650].

Эллинистический дух, выраженный в позднем римском праве, был чужд православно-христианской среде. И в области семейного, и в области брачного права стремление возвратиться к юстиниановской практике вступало в компромисс с уже утвердившейся христианской системой. В области уголовного права также дальнейшее развитие получила система наказаний.

Хотя императоры македонской династии намеревались восстановить римское право, несправедливо, как они полагали, развенчанное, им не пришло даже в голову обосновать восстанавливаемое право независимыми актами человеческого волеизъявления. Исторически римское право, которое пыталась реставрировать македонская династия, было рукотворным актом римского народа. Но, защищая римскую правовую историю, законотворцы показали себя истинными православными христианами, признавая, что ни один закон не может быть обоснован иначе, как через участие Бога. Иными словами, они свято верили в «божественную догму» как правовую основу.

Другая великая правовая школа, прошедшая тем же путем заката и возрождения, – школа исламского права. Арабский шариат халифата был частично заменен варварскими кодексами в тех частях исламского мира, которые оказались под монгольским и оттоманским правлением [651], оставаясь в полной силе лишь в египетской империи мамлюков. Однако когда Оттоманская империя стала расширяться в густонаселенные земли, где арабский язык и шариат никогда не теряли своей силы, шариат стал возрождаться и устанавливаться во всех обширных оттоманских владениях. Полная кодификация, предпринятая в XVI в. по приказу султана Сулеймана I, сохранялась затем в качестве основы оттоманского права вплоть до современных реформ XIX в.

Итак, нам осталось рассмотреть ренессансы философии. В ином контексте мы уже наблюдали, как конфуцианские ученые, пережившие исчезновение ханьского воплощения китайского универсального государства и окончательно закрепившие за собой монополию имперской государственной службы, после того как династия Суй восстановила империю Хань, сохранили этот статус и при последующей династии. Совершив столь замечательное возрождение в сфере государственной службы, конфуцианцы одержали одновременно победу над даосскими и махаяно-буддийскими соперниками. Восстановление в 622 г. официальных экзаменов по конфуцианской классике как метода отбора кандидатов на императорскую государственную службу [652] означало, что даосы и буддисты явно проигрывают, ибо конфуцианцы были, конечно же, лучше подготовлены. Контраст между политическим поражением махаяны в период междуцарствия и политическим успехом христанской церкви, когда она в постэллинские времена использовала буквально каждый шанс, чтобы возвыситься в Западной Европе, подтверждает тот факт, что махаяна – по крайней мере в сравнении с христанством – политически несостоятельна. Несмотря на патронаж местных царей Северного Китая в период с надлома империи Цзинь в 316 г. [653] до реставрации при династии Суй в 589 г., махаяна так и не смогла дать из своей среды дееспособных политиков. Однако, как только соперничество между махаяной и конфуцианством перешло из чуждого им политического плана в духовный, роли их самым драматическим образом переменились.