Виват император! Армагеддон - Роман Злотников

Ночной бой — это что-то совершенно особенное. Человеку вообще свойственно бояться темноты, а здесь вдобавок темнота становится реально опасной.

К тому же в ночном бою гораздо сложнее разобраться, где свои и где чужие, и потому намного легче, чем днем, получить шальную пулю. Поэтому первое правило ночного боя — держаться в цепи. Держаться любой ценой, ползти, прыгать на одной ножке, но держаться…

За секунду до того как по цепи ударили пулеметы, в наушниках раздался громкий, напряженный возглас комбрига:

— Ложись!

Цепь рухнула на землю, пропустив над собой огненный шквал. Похоже, у противника оказался толковый командир, сумевший быстро организовать оборону. Во-первых, по наступающей цепи било не менее двух десятков станковых пулеметов, а во-вторых, — и это было гораздо опаснее, — судя по тому, что эти пулеметы открыли огонь почти одновременно, этому командиру удалось организовать систему огня.

Пулеметы били непрерывно, умело хлеща огненными струями совсем низко, взбивая пулями фонтанчики земли перед самым носом Борьки. Слева, совсем недалеко послышался чей-то негромкий вскрик, после чего цифра в левом верхнем углу нашлемного коммуникационного экрана, работавшего сейчас в режиме стандартного монитора, уменьшилась на одну единицу, потом еще на две, но тут же в соседней информационной иконке вспыхнула желтая двоечка. Это означало, что двое последних не убиты, а ранены. Борька вжался в землю. В наушниках вновь раздался сердитый голос комбрига:

— Атгериев, я долго еще буду терять людей? Твои пулеметчики когда-нибудь проснутся?

Лейтенант Атгериев был командиром роты тяжелого оружия. Это был невысокий, но совершенно квадратный чеченец из числа тех военных, которым как-то не подходит название «солдат», зато так и просится на язык слово «воин». Его пулеметчики из своих пулеметов могли побрить кошку, перебегающую дорогу метрах в трехстах перед его позицией. Поэтому сразу же после выговора комбата в наушниках раздался скрежет его зубов, а затем напряженный голос Атгериева с характерным кавказским акцентом произнес:

— Сейчас… Й-ест, командыр! — И сразу же вслед за этим оборонительную линию китайцев заволокло пылью. Это заработали рельсовые «шинковки» роты тяжелого оружия. Спустя мгновение вновь послышался голос Атгериева: — Сэргей, дарагой, десять секунд!

Это означало, что через десять секунд у «шинковок» Атгериева кончатся боеприпасы и огонь прекратится, о чем он и информировал их ротного.

— Рота, броском вперед! — Голос ротного звучал еще напряженнее, чем у комбрига. — Приготовить шрапнель!

Борька торопливо засунул в двуствольный подствольник две толстенькие чушки шрапнельных гранат и, слегка поморщившись, упер приклад в левое плечо. При выстреле шрапнелью отдача была такая, что плечо превращалось в сплошной синяк. Но зато шрапнельный залп роты по эффективности был ничуть не хуже работы атгериевских «шинковок».

— Залп!

Тысячи стальных шариков шрапнели, визжа и завывая, унеслись в ночь, снося и калеча все, что попадалось на пути.

— Огонь!

Борька торопливо перекинул левую руку с рукоятки подствольника на накладку шнекового магазина и надавил на спуск. Автомат забился в его руках, поливая темноту яркой, огненной полосой трассеров. Спустя десять секунд звонкий звук отсекателя показал, что магазин кончился, и тут же вновь раздался голос ротного:

— Нашлемные экраны в полный ночной режим, после замены магазина — индивидуальный огонь… и держать цепь, сукины дети, держать цепь!..

Когда они пересекли уничтоженный лагерь и вышли на другую сторону, Борька отключил нашлемный экран и, облегченно выдохнув, вытер лоб. Бой все еще сидел в его башке мешаниной звуков, образов, смесью страха и бешенства, шумел в ушах и кружил голову. Рядом тяжело дышал Бабл. Они некоторое время молча стояли рядом, шумно заглатывая и выдыхая воздух, а потом вдруг одновременно посмотрели друг на друга и расплылись в улыбке. Живы! И задали жару!

— Фу-у, блин, — все еще скалясь, проговорил Борька и тут же насторожился. Откуда-то с севера слышались звуки боя, и небо там было окрашено всполохами разрывов. — Чего это там?

Бабл, который всегда первым оказывался в курсе всего происходящего, снисходительно махнул рукой.

— А-а-а, это наши танкеры узкоглазым жару поддают. Там, километрах в двадцати отсюда, нахоженный перевал, и сразу после него долинка, там река изгиб делает… так китаезы сосредоточили там что-то около пяти дивизий. Прямо как сельди в бочке. Ни сесть, ни пернуть. А местность там довольно пологая. Для наших танков вполне проходимая, а вот для ихних не особо — мощи не хватает. Так что наши им сейчас там жару дают. — Бабл прислушался. — Гляди-ка, похоже, там и самолеты? Слышишь звук, как у наших «горбатых», да и «вакуумники» вроде как только они могут носить… Убей меня бог, их там сейчас хорошо мочат «вакуумниками». Вот сейчас, слушай…

Борька молча кивнул.

Он не знал, что ради обеспечения авиационного прикрытия операции, без которого по всем расчетам выходило, что имперские войска будут уничтожены, не выполнив своей задачи, в три часа после полуночи были частично отключены на шесть часов батареи излучателей на трех орбитальных платформах, перекрывавших этот регион. Никто и подумать не мог, что это кратковременное отключение ввергнет мир в такую катастрофу, какой он еще никогда не видел.

В наушниках послышался сигнал тон-вызова и только тут Борька обратил внимание, что на экранчике его коммуникатора горит индикатор самого верхнего уровня сети. Блин, так вот почему он во время боя всю дорогу слышал и комбрига, и Атгериева, зато совсем не слышал голосов взводного и сержанта. Похоже, после того доклада о результатах разведки он так и не удосужился переключиться на пару ступеней ниже, в ротную сеть. Впрочем, сейчас это было уже не важно.

Бабл сплюнул на землю и мотнул головой.

— Ну че стоишь, пошли, взводный зове… — Он не договорил, потому что под их ногами задрожала земля. Несколько мгновений она ходила ходуном, а затем вдруг успокоилась. Борька, все это время едва державший равновесие, выпрямился и удивленно произнес:

— Что это было?

Бабл, который не удержался на ногах и чувствительно приложился о землю, сел, потряс головой и как-то тихо, с тоской, ответил:

— Не знаю, но чует моя жопа, что это был полный пи… ц!

6

— «Латники», сэр… приказывают остановиться.

Клайд наклонился вперед и, высунувшись из-за плеча водителя, уставился на дорогу. «Латник» был один. И выглядел совершенно обычно. То есть сейчас, через два месяца после того как союзнические войска пересекли границы Империи, Клайд мог сказать себе, что этот «латник» выглядит как обычно. А в первый раз… И Клайд припомнил, как он в первый раз услышал о «латниках».