Магам можно все (сборник) - Марина Дяченко

Парень замолчал, переводя дыхание.

— Ты магов когда-нибудь видел? — спросил Варан, будто ненароком.

Парень удивился:

— А чего их видеть? Нету у нас… Маги — это в столице, у Императора под боком, ну, у наместника…

Варан улыбнулся:

— А рождаются они в простых домах. Вроде твоего, который еще без крыши.

— Не-е, — протянул парень с сомнением. — Как же они рождаются?

— Как все.

Парень засмеялся:

— Ну ты скажешь, дедушка… Маги — они есть, что они, малыми могут быть, в пеленки какать?

— В пеленки, — Варан кивнул. — Именно так.

Парень не поверил ему, но спорить не стал. Вышли на перекресток.

— Туда, — парень махнул рукой, указывая вперед. — Направо — это к времянке, мы там ночевали, когда лес валили. Налево — тупик, охотничий домик, еще одна вырубка… А тот человек прямо пошел. Там Опуша, поселок такой здоровенный, ярмарка, гостиница, мост через реку — там он сегодня ночует, печник наш… Поня, сосед, так у него там кум хозяин гостиницы, он на словах ему привет передал, объяснил, как пройти… Хорошая гостиница. Я бывал как-то…

— Погоди, — сказал Варан, сейчас только вспомнивший очень важное. — А как он назвался? Имя свое он сказал?

Парень смотрел на него, понемногу краснея. Уши сделались вишневыми:

— Ой, Шуу… Он же два дня тут горбатился… Никто не спросил. Ну, Шуу… Ну дураки мы. Все «дядя», «дядя», а то «дедушка»… Имени не спросили! Полудурки…

— Не горюй, — Варан улыбнулся. — Он не обиделся, я знаю.

— Ты уж ему передай, что мы «спасибо» ему, и все такое…

— Передам. Застану — обязательно передам.

— Застанешь! До Опуши недалеко, к рассвету дойдешь, коли звери не схрупают… Вот столбик, рукой потрогай и загадай: хочу, мол, ночь насквозь пройти живой-здоровый, — парень улыбался, передний зуб у него был со щербинкой.

Варан посмотрел на столбик — обычный землемерский столб, обозначающий границу двух территорий: герб провинции, номер отметки — пятьдесят семь… И ниже — вырезанная на дереве фигурка. Работа была не ахти какая — Варан мог бы сделать стократ лучше; условное грубое лицо — женщина, девушка. Круглый подбородок. Завитки волос. Проделанные резцом дыры-глаза. И рука — неожиданно тонкая, живая рука на грубо вырезанной деревянной груди, безвольная рука с тонкими длинными пальцами.

— Как это… — Варан потрогал влажное дерево, гладкое от многих прикосновений.

— Загадал? — напористо спросил его спутник.

— Загадал, — Варан медленно кивнул. — Спасибо. Прощай…

И, не оглядываясь, зашагал по дороге.

Когда стемнело, он зажег фонарь.

Метались тени от стволов. В глубине леса загорались и гасли пары желтых и зеленых глаз. Варан шел, помахивая палкой; по сравнению с деревьями в Лесном уделе эти корабельные сосны были просто карликами, а живность, наводящая страх на местных крестьян, в сравнении с трехлапцем казалась сборищем неопасных паразитов, вроде мышей.

Варан шел по узкой просеке, и ему казалось, что он идет по мосту, соединяющему его прошлое и его будущее. Ноги, прошедшие Империю из конца в конец и обратно, сами знали, где обогнуть камень, где переступить через корягу, где перепрыгнуть яму. Варан шел — и думал.

Вот он достигнет цели, к которой стремился всю жизнь. Не окажется ли, что жизнь кончена? Не придет ли осознание, что больше стремиться не к чему?

К самой обочине подобралась шерстистая тварь на низких ногах, с плоской головой и красными искорками глаз. Варан замахнулся палкой. Тварь исчезла.

Варан улыбнулся, думая о своем. Какие глупости; встретившись с бродягой, он заживет заново. Закончится этот тягучий кошмар, который он привык считать счастьем, — дорога и погоня, ночевки всякий раз на новом месте, жизнь, на которую он сам себя обрек и, надо признаться, обрек с удовольствием…

«Не бросай меня, — говорила Нила. — Не ходи, ты все равно ничего не найдешь… Ты никогда не будешь счастливым, не ходи…»

В щели между кронами над головой горели звезды — не такие ослепительные, как на севере, но все-таки очень яркие. Варан вспомнил Нилу, вернее, вспомнил воспоминание о воспоминании о Ниле. Девочки, когда-то целовавшей его в пещере, полной сухих водорослей, с тайными знаками на потолке — той девочки больше не было, время съело ее, как поглощало и продолжает поглощать минуту за минутой, блики солнца на поверхности воды, влюбленность, смех, чью-то молодость… Время съело и воспоминания о ней. И оттого, что в семье веселого парня из лесной деревушки родится мальчик, возможно маг, — от этого Нила не вернется, и никто не вспомнит ее заново. Даже Варан.

Он ускорил шаг. Дыхание сбивалось — все-таки он уже не так вынослив, как раньше. Наверное, лучше не думать о таком — трава ведь не думает, что придет осень, а за ней зима. Наверное, это Подорожник накануне смерти отравил Варана желаниями о странном, неестественными мыслями — может быть, если бы не маг, жить бы Варану на Круглом Клыке, плодить детей и внуков, счастливо отрабатывать сезоны, покупать дерево у плотовщиков…

Он остановился. На коре сосны, стоящей у самой дороги, была зарубка. Варан прижался к дереву лицом, влип в смолу краешком бороды, вдохнул запах дерева, как вдыхал в детстве запах свежих досок…

Две плоскоголовые твари с красными глазами вынырнули ниоткуда. Варан взмахнул палкой — одно из существ взревело неожиданно низко и убралось в темноту, прихрамывая, другое исчезло минутой позже — напоследок обдав Варана ненавидящим взглядом.

На коре дерева, в смоле, остались седые волоски из его бороды.

Он огляделся. Белые и синие искорки глаз поблескивали далеко в темноте, красных среди них не было. Он поднял повыше фонарь и двинулся дальше, помахивая палкой, пугая разбегающиеся от стволов тени, думая о своем.

…Напрасно и несправедливо обвинять во всем Подорожника. Он, Варан, четырнадцати лет от роду почти ушел с плотогонами, и попал бы, наверное, в рабство, и погиб, не дожив до старости, если бы отец не поднял на ноги всю общину… Он всегда любил свои желания сильнее, чем отца, мать и Нилу. И вот одно из них — самое главное — должно вот-вот исполниться.

Истекают последние часы — Варан увидит Бродячую Искру. Близится рассвет…

Три плоскоголовые твари кинулись с трех сторон. Варан, ни о чем не думая, саданул первую фонарем по голове, потом прижался спиной к дереву и заработал палкой; рукав его куртки — «шкуру» он давно продал, встречая весну и теплые земли, — рукав затрещал, когти зацепили руку. Варан взвыл, выхватил нож и ударил в шею того, кто висел у него на плечах. Палка глухо встретилась с чьим-то брюхом…