Романовы. Пленники судьбы - Александр Николаевич Боханов

Когда перспектива военного столкновения стала необратимой, Вдовствующая Императрица бросила все и уже 19 июля была на пути в Россию. За два дня до того она писала дочери Ксении из Лондона: «Кажется, что все с ума сошли; не верится, что все это так скоро могло случиться. Я совершенно подавлена… Все, что произошло, так ужасно и так страшно, что слов нет. Боже мой, что нас еще ожидает и как это все кончится?» Сердце пожилой женщины переполняли мрачные предчувствия. Она вернулась домой в воскресенье 27 июля.

В России её ждали. Поезд доставил Марию Федоровну в Петергоф, где встречал Царь, члены Фамилии, свита и министры. Такого торжественного приема ей давно не оказывали. Все очень переживали за ее судьбу, зная о её дорожных мытарствах, но больше всех волновался Николай II.

Вдовствующая Императрица выглядела на удивление бодро, была полна сил и энергии, и трудно было предположить, что ей скоро семьдесят. Она готова была служить любимой России в любом качестве.

Все первые дни с Ники виделась ежедневно. Встречалась и с Верховным Главнокомандующим и благословила его. Были встречи с другими военными, смотры войск, отправлявшихся на фронт, и везде появление Марии Федоровны вызывало восторг. Подъём царил повсеместно, и высоко сияло имя её сына – Императора.

Душа переполнялась радостью и гордостью за то, что дожила, что увидела это великое торжество правления. Столько было в прошлом горького и неприятного, но, даст Бог, всё будет преодолено, и победа принесет мир и успокоение. После неё должна наступить совсем другая жизнь. Но оставались сомнения и страхи за будущее, но в этот момент она не имела права придавать им значения. И не придавала. До поры…

10 августа 1914 года Императрица-Мать наконец-то смогла обнять сына Михаила, вернувшегося из Англии через Скандинавию. На следующий день, 11 августа, в присутствии Марии Федоровны произошла и радостная встреча Николая II с младшим братом. Через несколько дней Михаил Александрович получил назначение на фронт в качестве командира Кавказской конной туземной дивизии.

Теперь долг всех и каждого состоял в служении победе. Это касалось и членов Императорской Фамилии: мужчины отправлялись на фронт, а женщины помогали воинам в тылу, помогали кто как мог. Сестра Царя Ольга Александровна уехала работать в госпиталь в Киев, Греческая Королева-Вдова Ольга Константиновна служила в госпитале в Петрограде, Великая княгиня Елизавета Федоровна самоотверженно заботилась о раненых в Москве.

Самозабвенно и страстно важнейшему государственному делу отдалась и Императрица Александра Федоровна. Она и Ее старшие дочери Великие княжны Ольга и Татьяна стали сестрами милосердия.

Мария Федоровна тоже не осталась в стороне. Не могла остаться. Несмотря на слабость и возрастные недуги, регулярно посещала госпитали, бывала на смотрах войск. Она считала своей святой обязанностью морально поддержать тех, кто отправлялся на поле брани и кто пострадал там, защищая великое и праведное дело.

Стали приходить и первые горестные известия: 29 сентября при атаке на прусские позиции был смертельно ранен князь Императорской крови Олег Константинович, третий сын Великого князя Константина Константиновича и Великой княгини Елизаветы Маврикиевны.

Мария Федоровна всплакнула, услыхав об этом. Самого погибшего она видела всего несколько раз, но его отца знала хорошо и понимала, как тяжела ему потеря. Костя такой тонкий, такой впечатлительный и сможет ли выдержать столь жестокий удар!

В тот раз Константин Константинович устоял, но прошло восемь месяцев, и постигло новое горе: муж его старшей дочери Татьяны (1890–1970), князь Константин Багратион-Мухранский, 19 мая 1915 года погиб в бою. И сердце Великого князя, поэта, христианина, чадолюбивого отца, не выдержало: через две недели он тихо скончался в Павловске. 6 июня состоялись похороны в Великокняжеской усыпальнице Петропавловской крепости.

Мария Федоровна шла за гробом милого Кости, не плача. Смерть так часто ее навещала, что она уже не роптала. Такова воля Всевышнего, и надо смиряться, хотя это так тяжело.

У нее уже столько было грустно – памятных дат: 16 января (смерть Папá), 5 марта (смерть брата Вильгельма), 12 апреля (день смерти Никса), 20 апреля (смерть сына Александра), 14 мая (смерть брата Фреди), 28 июня (смерть сына Георгия), 29 сентября (смерть дорогой Мамá), и, конечно же, навсегда черный рубеж – 20 октября – день кончины обожаемого мужа. А были еще дни памяти свекра и свекрови, многочисленных тетушек и дядюшек, бабушек и дедушек и других дальних и совсем близких родственников. И она ни о ком не забывала и всегда молилась за упокой их душ. Но многие другие уже всё забыли.

Жестокая война затягивалась, а в 1915 году наступили тяжелые времена. Весной германцы нанесли русской армии ряд поражений и продвинулись в глубь Западной России. Неудачи сразу же оживили всех недоброжелателей и злопыхателей, и усиленно начали циркулировать слухи о «темных силах», управляющих страной, о предателях и германофилах, окопавшихся на самых высших этажах пирамиды власти.

Эти неуместные разговоры и лживые утверждения достигали ушей Вдовствующей Императрицы. Они её беспокоили и печалили. Ну, почему все недовольны, почему так много дискредитирующих верховную власть утверждений? Петербургское (ставшее теперь петроградским) высшее общество изменило свое название, но не поменяло своей сути.

Все искали причины неудач и провалов в других, но никто не винил себя, своё легкомыслие, безверие и краснобайство. Общественная истерия затмевала сознание даже тем, кто, как казалось, своим происхождением, положением и судьбой обязан был твердо стоять на страже монархических устоев. Но и они не выдерживали испытания.

Убеждение в том, что Россией «управляют не те и не так» становилось расхожим. Первоначально главная вина возлагалась на отдельных министров, затем на весь кабинет, а затем на Царицу и Царя! Такого в истории России ещё не бывало. Мария Федоровна это знала.

К Марии Федоровне «навела мосты» и Великая княгиня Мария Павловна. Она теперь вела себя мило и учтиво, и уже не было, как раньше, приступов какого-то странного поведения: то начинала беспричинно хохотать, то произносить какие-то бессвязные речи. Мария Федоровна заметила перемену: теперь Михень была серьезна, озабочена, и они один раз проговорили несколько часов, чуть не плача обе навзрыд. Царица откровенно ей сказала, что времена напоминают ей эпоху Императора Павла I, когда тот стал отстранять от себя верных людей и пал жертвой заговора.

Мария Федоровна как добросердечная и открытая натура говорила это той, кто если и не была пока заговорщицей, то готова была ей стать. Мария Павловна встречалась с иностранными дипломатами и без стеснения обсуждала с ними внутрифамильные темы, а французскому послу Морису Палеологу безапелляционно заявила в феврале 1916 года, что «Императрица (Александра Федоровна. – А.Б.)