Лезвие бритвы - Иван Ефремов

– Кому какая цель, – засмеялась Сима, по обыкновению закидывая назад голову. – По-моему, у мужской молодежи своеобразный эскапизм, как это вы называете, Иван Родионович, в грубость, невежливость, нарочитую пошлость языка.

– Не потому ли, что долгое время рабочему классу делалась скидка на невоспитанность, – прогудел Андреев, – вот они и маскируются под старину?

– Мне кажется, это просто лень, – возразил Гирин. – Мы разучились воспитывать. Заменили разнообразие обучения многочасовым сидением в школе и над уроками и думаем, что все в порядке. Нет, товарищи, чтобы хорошо воспитать человека, надо заставлять его работать по четырнадцать часов в сутки, но уж непременно над разными вещами. Школьные занятия сменять катком, танцами, ездой на автомобиле, велосипеде, гимнастикой, музыкой. В клещах работы и тренировки – тогда получится настоящий продукт, а не брак! Но чтобы клещи-то были разнообразны! Пора понять глубочайшую ошибку, совершаемую всеми родителями во всем мире, когда они прилагают все усилия, жертвуют собой, надрываясь, чтобы обеспечить своим детям спокойную жизнь и материальное обеспечение. Вместо того чтобы закалить их, научить жизни, а не заслонять от нее! Умные люди понимают, что никакие дачи, мебели, машины и капиталы ничего не дают, если нет человека, если он не воспитан стойким, любознательным, активным деятелем жизни, любви, знания, если он не идет по жизни сам, создает ее сам, не существуя ни за чей счет.

– Пора установить судебную ответственность родителей за брак в воспитании! – крикнул густоволосый молодой человек.

– Может, не так строго? – улыбнулся Гирин. – Будьте диалектиком и знайте, что нельзя требовать от жизни абсолютного приближения к идеалу и цели. Все лишь относительно, и потому не безразлична, так сказать, цена достижения. И уж прямая дикость – устремление к цели любыми средствами. Жизнь неизбежно перевернет страницу, и идеал изменится. Закон так трудно сделать справедливым на лезвии бритвы, что для этого нужны величайшие усилия лучших умов. А все потому, что в ходе времени плохое часто обертывается хорошим, а хорошее становится плохим. Это диалектика жизни как процесса, перед которым оказалась бессильной религия с ее попытками установить вечные истины и вечные требования к человеку.

– Сейчас вообще принято обвинять друг друга, искать виноватых, грозить карами, – задумчиво сказала Сима. – Мы все время осуждаем. А по-моему, куда интереснее стараться понять, а не осудить… понять, что во всяком человеке есть слабости, гармонирующие с его сильными сторонами.

Екатерина Алексеевна молча обняла Симу за плечи, погладила по голове.

– Я рассужу по-солдатски, – вмешался Селезнев, – солдату с передовой идти некуда, пока воюет. Или в могилу, или в госпиталь. Настоящему человеку в жизни некуда деваться, как стоять на передовой.

– Ай да отец! – восхищенно воскликнула Ирина.

Но Гирин с сомнением покачал головой:

– Весь мир стоит на том, что идущие впереди, храбрые и сильные бойцы за свои труды имеют и славу, и почет, и большую долю, – Гирин налег на последние слова, – в распределении благ. Но коммунисты должны идти на самоотказ от этих лишних благ. И это еще полдела на пути к коммунизму. Другие полдела и более трудные – отсутствие иждивенчества слабых. Они должны совершать свою меньшую долю работы, но с не меньшим героизмом и самоотречением, чем сильные. В этом второе плечо диалектического равновесия в коммунистическом обществе.

И еще добавлю специально для вас, девушки и молодые женщины. Пусть поймет каждая женщина-мать, что она и ее ребенок не отдельные искорки, летящие во тьму и угасающие без следа, но звенья в бесконечной цепи, протянутой из прошлого в необозримое будущее. Крепость цепи зависит от каждого звена. А это звено нуждается в охране психики с детского возраста. Вот и все, что я могу сказать вам в заключение, и я опять виноват – вечно увлекаюсь.

Воцарившееся молчание было прервано аспирантом-кристаллографом:

– Уже поздно, и Рита подает мне знаки. Ей хочется танцевать, и мне тоже. Но все-таки позвольте очень важный вопрос: правильно ли я понял, что ваши уравновешенные люди с благородной психикой – это средние люди, не тупицы, но и не гении. А как же гении в науке и в искусстве? Не будут ли ваши психически уравновешенные и физически совершенные люди просто безыменной толпой?

– Ни в коем случае! Если соберутся люди с многосторонним развитием и высокой общественной сознательностью – я бы хотел быть в такой толпе! Что же касается гениев, то если понимать под этим словом людей, намного превосходящих среднего человека своими способностями, они двоякого характера. Те, которые в силу исключительного запаса физических и психических сил обладают выдающейся работоспособностью и успевают сделать гораздо больше других, средних людей, так же хорошо уравновешены психически. Это и есть настоящие люди будущего. Но есть и другой тип гениев, у которых односторонне развита какая-либо одна способность в ущерб другим. Вследствие особой концентрации усилий, фанатической одержимости эти люди в чем-то одном намного опережают среднего человека, но психика их неуравновешенна, очень часто параноидальна. Такие гении, с одной стороны, полезные члены общества, с другой – трудные в общежитии и нередко опасные. Но довольно, мы с вами забираемся уже в другую область. Как метко выразился Спенсер, наше знание похоже на шар: чем больше он становится, тем больше у него точек соприкосновения с неизвестным. Всякое обсуждение тоже: чем детальнее разбирать вопрос, тем больше возникает побочных проблем. А потому стоит ли слишком увлекаться дискуссиями и жертвовать для них возможностью танцевать с такими превосходными танцорками, как Маргарита Леонидовна и Серафима Юрьевна? Или с сибирской королевой?..

Селезневы уехали в воскресенье, а в понедельник Андреев вернулся домой раньше обычного, сразу прошел в кабинет и повалился на диван.

Едва Екатерина Алексеевна услышала громкое исполнение стихотворения «Четыре» известного геолога Драверта, положенного Андреевым на свою собственную мелодию, как поняла, что муж получил очередной «пинок судьбы», как он называл крупные неприятности.

Я встретил четвертую. Россыпь хрустела,Брусника меж кедров цвела.Она ничего от меня не хотела,Но самой желанной была.

Она немедленно начала испытанное женское лечение: приготовила его любимые киевские котлеты, достала острый сыр и молдавский коньяк. Профессор выпил, уселся на диван и бесстыдно закурил на глазах у жены.

– Что случилось, Леонид? – спросила она.

– Да ничего особенного. Шел наискосок через двор, где сейчас стройка около нашего института. Смотрю, стоит старая трехтонка, «ЗИС», такая же, на каких я пробивался через монгольскую пустыню или корежился по таежным просекам. Стоит брошенная, с кабиной, заколоченной фанерой, упершись радиатором в забор. Конечный тупик ее службы.