Конан из Киммерии - Роберт Говард

И вновь неподвижная тишина установилась в подвале…

Конан продолжал напряженно прислушиваться: ему казалось, минуло довольно долгое время, но он сам знал, что обманывается: луна все еще светила сквозь невидимый колодец. Ни звука! В конце концов он переменил положение тела. Громко лязгнули цепи… и почти сразу по ближнему коридору, через который его втащили в камеру, просеменили легкие шаги. Еще миг — и в сером полусвете обозначился хрупкий, тоненький силуэт.

— Король Конан! — позвал дрожащий девичий голос. — Государь мой, ты здесь?

— А где ж мне еще быть, — ответил он сдержанно и вывернул шею, пытаясь получше разглядеть незнакомку.

Это в самом деле была девушка, и она стояла совсем рядом с ним, обхватив пальчиками прутья решетки. Слабый свет луны обрисовывал ее изящное тело, перехваченное в бедрах клочком шелковой ткани, и смутно играл на украшенных самоцветами пластинах, прикрывавших грудь. Большие испуганные глаза мерцали во мраке, нежное тело, казалось, слегка светилось, точно алебастровое. Длинные волосы ниспадали темной волной; они роскошно блестели даже в полумраке колодца.

— Вот ключи от твоих оков и от дальней двери! — прошептала она, и белая узенькая рука просунулась сквозь решетку, чтобы действительно уронить три предмета, звякнувшие подле Конана об пол.

— Что за игру ты ведешь? — спросил он угрюмо. — Ты говоришь по-немедийски, а в Немедии у меня нет друзей. Что еще за демонщину выдумал твой хозяин? Послал тебя поиздеваться надо мной?

— Я не издеваюсь, господин мой! — Девушка чуть не плакала и дрожала так, что браслеты и нагрудные пластины звенели о прутья решетки, которые она сжимала обеими руками. — Клянусь Митрой, я украла ключи у чернокожих тюремщиков! Они — хранители подземелий, и каждый имеет при себе ключ лишь от одного вида замков. Я напоила их… всех, кроме одного, того, которому ты разбил голову, — его унесли к лекарю, и его ключ достать я не смогла. Но остальные — здесь, у тебя! Молю, не медли! За этими темницами таится страшное подземелье — там, во тьме, врата Преисподней!

Если она притворялась, то притворялась здорово. Все же Конан попробовал ключи с немалым сомнением, ожидая лишь неудачи и издевательского смеха девчонки. Однако, к его радостному изумлению, один из ключей вправду отомкнул его цепи, подойдя не только к замку у кольца, но и к тем, что запирали кандалы на руках и на ногах. Мгновение — и он поднялся во весь рост, охваченный яростным восторгом пусть относительной, но свободы. Быстрый шаг к двери — и его пальцы охватили железный прут вместе с тоненьким девичьим запястьем. Она, впрочем, и не пыталась вырваться и убежать. Подняв голову, она прямо и смело взглянула в его свирепые глаза.

— Кто ты, девочка? — спросил он требовательно. — Почему ты взялась мне помогать?

— Я всего лишь Зенобия, — прошептала она, и дыхание у нее перехватило, словно от страха. — Всего лишь рабыня, купленная в сераль короля.

— И все-таки, — настаивал Конан, — не вижу, с какой бы стати тебе отдавать мне ключи… если только это не какой-нибудь подвох!

Она опустила темноволосую голову, но потом вновь вскинула ее и вновь прямо встретила подозрительный взгляд киммерийца. Слезы алмазными звездами мерцали на пушистых ресницах.

— Я всего лишь рабыня, купленная в сераль короля, — повторила она, и Конан различил в ее голосе гордость, боровшуюся с унижением. — Но король ни разу даже не посмотрел на меня и, может быть, никогда не посмотрит. Я — ничтожнее псов, что гложут кости в его пиршественном зале. Но я — не раскрашенная игрушка! Я дышу, ненавижу, боюсь, радуюсь… и люблю. И я полюбила тебя, король Конан, с того самого дня, когда ты навещал короля Нуму несколько лет назад. Я видела, как во главе своих рыцарей ты проезжал по улицам Бельверуса, и сердце мое рвалось из груди, мечтая упасть в дорожную пыль, под копыта твоего коня…

Жаркая краска залила ее щеки при этих словах, но она не отвела глаз. Конан помедлил с ответом. В глубине души он так и остался необузданным дикарем, и все же мужчина должен быть уже совершенным скотом, чтобы не испытать невольного трепета и смущения, когда женщина раскрывает перед ним свою душу.

Тут Зенобия склонила голову, и нежные губы прижались к его пальцам, стиснувшим ее запястье. Но ужас их положения тотчас же с новой силой отразился в широко раскрытых темных глазах.

— Поспеши! — отчаянно прошептала она. — Уже минула полночь! Беги, государь!

— А с тебя не сдерут шкуру за то, что ты утащила ключи?

— Они никогда не дознаются. Даже если утром негры припомнят, кто дал им вино, они нипочем не посмеют сознаться, что напились и потеряли ключи. Я только не смогла заполучить тот, что отпер бы эту дверь. Ты должен проложить себе путь к свободе через те подземелья, мой государь! Какие ужасы таятся там во мраке, я не решаюсь даже гадать. Знаю только, что участь твоя будет еще страшнее, если ты останешься здесь. Ибо король Тараск возвратился…

— Что? Тараск?

— Да, причем возвратился тайно. Некоторое время назад он спустился сюда, в подземелье, а когда вышел обратно, весь дрожал и был смертельно бледен, как человек, страшно испытывающий судьбу. Я слышала, как он шепнул Аридею, своему оруженосцу, что, несмотря на запрет Ксальтотуна, ты все-таки умрешь.

— А что Ксальтотун? — пробормотал Конан. И почувствовал, как она содрогнулась.

— Не говори о нем! — был едва слышный ответ. — Демоны часто являются туда, где произносят их имена… Рабы говорят, он лежит в своем чертоге, за крепко запертой дверью, и внимает сновидениям черного лотоса. Мне кажется, даже Тараск втайне боится его, не то бы он расправился с тобою открыто. Но он спускался в подземелья нынешней ночью… и одному Митре известно, что он там делал!

— Уж не Тараск ли возился под дверью? — задумался Конан.

— Вот кинжал! — Зенобия протянула что-то сквозь решетку, и его пальцы жадно сомкнулись на знакомом предмете. — Когда выйдешь в ту дверь, — продолжала она, — поворачивай налево и иди вдоль камер, пока не доберешься до каменной лестницы. Не удаляйся от камер, если тебе дорога жизнь! Отвори дверь наверху лестницы — один из ключей должен подойти. Я буду ждать тебя за ней, и да не оставит нас Митра!

И с этими словами она растворилась во тьме, лишь шелковые туфельки прошуршали по каменным плитам.

Конан пожал плечами и повернулся к дальней решетке. Мысль о возможности коварно подстроенной Тараском ловушки по-прежнему не покидала его. Что ж, очертя голову броситься в западню? А хотя бы и так! Это все же лучше, чем сидеть на цепи, беспомощно дожидаясь неведомой участи. Конан осмотрел кинжал, врученный ему Зенобией, и мрачная улыбка тронула его губы. Что бы там ни представляла собою девчонка, оружие в руке киммерийца свидетельствовало о ее практичном уме. Это не был какой-нибудь изящный стилетик, выбранный ради дорогих камней в рукояти и золотой крестовины и годный разве что для изящного убийства в дамском будуаре. В ладони Конана было настоящее оружие воина, с широким, обоюдоострым пятнадцатидюймовым лезвием, плавно сбегавшим к острию алмазного закала и остроты.

Удовлетворенное ворчание вырвалось у Конана. Ощущение рукояти в руке подбодрило его, уверенность теплом разбегалась по жилам. Какие бы паутины заговоров ни сплетались вокруг, какими бы сетями измены и коварства ни пытались опутать его, — эта сталь была настоящей. Мощные мускулы на правом плече короля вздулись, предвкушая убийственные удары.

Держа наготове ключи, он тронул дальнюю дверь и обнаружил, что она открыта. В то же время он помнил, как запирал ее негр. Стало быть, та скрюченная, крадущаяся тень не была тюремщиком, вздумавшим еще раз проверить запоры. Наоборот — тот человек отпер дверь! Все это поневоле наводило на нехорошие мысли, но Конан задумываться не стал. Без колебаний распахнул он решетку и, покинув темницу, ступил во тьму.

Как он и думал, помещение по ту сторону не было коридором. Каменные плиты пола уходили неизвестно куда, теряясь во мраке, ряд камер тянулся налево и направо, но каковы были размеры подземелья, в которое он угодил, ни малейшего понятия Конан не имел. Ни потолка, ни другой стены не было видно. Лунный свет просачивался лишь сквозь решетчатые двери камер, темнота была почти абсолютной. Кто-нибудь менее зоркий, нежели киммериец, вряд ли различил бы мутно-серые пятна на полу перед дверьми.

Повернув налево, он со всей возможной быстротой скользнул вдоль решеток. Босые ноги короля беззвучно ступали по каменному полу. Проходя мимо, он бросал короткий взгляд в каждую камеру. Все были пусты и заперты. Несколько раз взгляд Конана ловил отблеск нагих белых костей. Камеры эти были наследием более мрачной эпохи, когда Бельверус был скорее крепостью, а не городом. Однако и в нынешние времена камеры явно использовались куда чаще, чем думали люди.