Край Ветров: некроманс - Диэр Кусуриури

Помолчав, Мйар добавил:

— И даже девушек.

— Вот как? — некромант удивленно перегнул брови. Откинулся на спинку кресла. — Но как-то же ты что-то с ними… делал, правда? Стоп, Мйар, подожди, — Камориль встрепенулся, — неужели мы, наконец, выпили достаточно, чтобы поговорить об этом?

— Гм, — Мйар отвернулся, желая, видимо, спрятать проступивший на щеках румянец. — Ну, с девушками оно как-то на инстинктах больше, ты должен понимать… Это, как еда или сон, больше желание тела, а против него не попрешь. Все работает и включается, как ему положено. Но я немного не к тому. В общем…

Мйар замолчал и стал расстегивать рубашку, глядя на свои пальцы, путающиеся в пуговицах.

— Э-э… — протянул Камориль, — тебе не нравится эта? Что ж ты сразу не сказал…

— Не тупи, — произнес Мйар каким-то сдавленным голосом, сам не свой на вид. А следующая его фраза прозвучала почти что жалобно: — Пожалуйста.

Камориль выпил залпом то, что осталось в бокале. Позабыв приличия, вытер рот рукавом, завороженно глядя на то, как Мйар расправляется с последней пуговицей на белой хлопковой рубашке и затем несмело, медленно и очень неуверенно спускает ткань с плеч так, что рукава остаются все еще на нем, собравшись частыми складками в локтях.

Мйар застыл с видом умирающего лебедя, пряча от Камориль взгляд.

Некромант сам не понял, когда начал улыбаться — широко, во весь рот, покачивая головой и не веря своим глазам. Он зачем-то закатил свои рукава и, вдохнув глубоко, как перед нырком, спустился с кресла на пол. До Мйара было рукой подать. Камориль положил правую ладонь ему на колено, а левую — на руку, которой Мйар закрывал обнаженный живот. Камориль легонько сжал его предплечье и заставил отвести в сторону, плавно и осторожно.

Поняв, что Мйар его не отталкивает, Камориль подвинул правую ладонь чуть дальше по бедру и немного его сжал. Он чувствовал, как напряжены мышцы под плотной тканью. Мйар вот-вот задрожит.

Камориль положил вторую руку на левое бедро Мйара. Поглаживая оба, попросил:

— Посмотри на меня.

Мйар с видимым трудом повернул голову и уставился на Камориль сверху вниз. В глазах его читался ужас.

Камориль взял его руку в свою и поднес к губам. Поцеловал в ладонь.

— Мйар, я люблю тебя. Я же уже говорил тебе множество раз. Целую тысячу раз, а то и больше. И это ничто не изменит. Если ты… Если я правильно тебя понимаю, то… Не надо бояться. Я не сделаю с тобой ничего… такого… что ты не сможешь перенести. Уже не сделаю.

— В таких ситуациях, Камориль, — Мйар покачал головой со странной улыбкой, выражающей сразу всё, на что улыбки вообще способны, — говорят что-то вроде «я не причиню тебе боли, если ты сам этого не попросишь».

— Я сказал то, что сказал, — деловито отметил Камориль.

Мйар молчал и смотрел на некроманта сверху вниз. Тревожная, черная, ледяная печаль читалась сейчас в Мйаровых глазах. Он произнес спокойно и коротко:

— Может, нам и не суждено было быть вместе.

Камориль замер. Вслушиваясь, как в гулкой глухой тишине колотится его собственное сердце, он смотрел на Мйара, боясь сказать хоть слово. Шутки кончились, кончились признания, пропали смыслы.

— Но мы с тобой сумели вырваться из замкнутого круга, — произнес Мйар. — Ты сумел. У тебя получилось вытащить меня, хоть это и кажется чередой случайностей. Нам, глупым, невезучим, недальновидным, как-то удалось обойти неизбежность и пересесть на другой маршрут. Но я не знаю точно, хорошо это или плохо.

— Мйар, ты… — прошептал Камориль, — ради всего, что еще осталось святым, — не мучай меня больше. Я не понимаю, что ты… что вообще…

— Раньше мы бежали по кругу, Камориль. Ты — за мной, я — от тебя. И это могло бы длиться вечно. Но круг разомкнут, и я… И я говорю тебе: я буду с тобой.

— Мйар…

— Но, пересев на другую ветку, мы должны полностью осознать: когда-нибудь будет конечная.

— Пускай так, — Камориль втянул воздух сквозь зубы. — Я все равно люблю тебя больше жизни, и это ничто, ничто не изменит!

Мйар протянул к Камориль вторую руку и погладил пальцами его приоткрытые губы. Заставил чуть поднять подбородок и, посмотрев в золотые глаза, сам наклонился ближе. Прикрыл дрожащие веки, коснулся лба Камориль переносицей. Некромант чувствовал его горячее дыхание и от одного этого уже внутренне трепетал. Он боялся даже слегка пошевелиться. Ему очень не хотелось спугнуть этот удивительный, тихий, напряженный и совершенно невероятный миг, так похожий на вечность, за крупицу которой ничего не жалко отдать. Он тоже закрыл глаза, пытаясь прочувствовать и запомнить все, что происходит, в мельчайших деталях: и шероховатость ткани под вмиг вспотевшими ладонями, и тепло больших ласковых рук на своей шее справа и на щеке слева, и то совершенно немыслимое, от чего бросило сначала в холод, а потом в жар — едва ощутимое прикосновение горячих сухих губ к его собственным, долгожданное, как лето, как зимний рассвет, как первый порыв теплого весеннего ветра. Камориль ответил на этот невесомый поцелуй так же кротко. Он касался губ Мйара своими осторожно, медленно, хотя сердце его стучалось в ребра, как выставленный на высокую частоту метроном. А потом Мйар поцеловал Камориль глубоко, крепко и горячо, так, как никогда до этого не целовал, впиваясь в губы некроманта страстно, мучительно и долго, отчего у Камориль захватило дух. Он сначала, от неожиданности, даже уронил руки с Мйаровых колен, но потом вернул их на место и стал поглаживать напряженные бедра. Едва справляясь с потоком оглушительных чувств, нахлынувших приливной волной откуда-то из самых глубин естества, Камориль осмелел и позволил себе проникнуть в рот Мйара языком. Тот принял вызов и в ответ слегка прикусил Камориль нижнюю губу, оттянул, отпустил, а потом снова стал целовать его, зарываясь руками в мягкие длинные волосы. Поцелуй становился все жарче, превращаясь из медленного и нежного в страстный, похожий скорее на неистовое противостояние. Он лавировал от глубокого, когда Мйаров язык норовил достать до мягкого нёба, к ласковому, трепетному, крайне сдержанному, от которого Камориль все равно хотелось или разрыдаться, или начать вычурно сквернословить, или приняться беззастенчиво стонать. Но ему казалось отчего-то, что любой лишний шорох подобен теперь смертельному приговору.

Но сдерживаться больше не было никаких сил.

Чуть приподнявшись и прервав самый яркий и страстный поцелуй в своей жизни, Камориль надавил Мйару на плечи и уложил того на диван. Сам забрался сверху, приник к Мйару всем телом, выгнулся кошкой, а потом сел и стал тереться об него бедрами совершенно бесцеремонно.