История Российская. Часть 2 - Василий Татищев

575. Сие по правилам трудно рассудить: подлинно, что поляки виновны, при договоре коварства замышляли и прежде окончания перемирия вооруженно напали. Но, с другой стороны, невозможно и Романа оправдать, что, будучи с войском в чужой земле, надлежащей осторожности и разъездов не имел, на охоту псовую от своих войск далеко отъезжал, что и простому воеводе прощено быть не может. Но тогдашний обычай обоих оправдывает.

576. О битве Романа с венграми нигде в русских не упомянуто, кроме того, как он пришел к Галичу. Но там битвы не объявлено, н. 546.

577. О браке Романа с королевною венгерскою, родною сестрою Коломана или Андрея, нигде не находится. И хотя сие в одном Голицынском, где дела Червонной Руси обстоятельно писаны, но довольно после во всех показывается помощь детям Романовым от венгерского. Но чтоб он на сестре Андрея, короля венгерского, женат был, в венгерской истории не написано, однако потому, что король венгерский Андрей сильно Данилу, сыну Романову, помогал, довольно есть причины верить, что ближнее свойство между ними было. Сей же Даниил потом королем галицким был, как Стрыковский и Карпеин свидетельствуют, о чем в III части показано.

578. Что сии названия, сковы и боуты, значат, неизвестно, но видимо, что те же торки и берендеи от начальников или городов так именованы, как выше, н. 537, сказано.

579. Кельх в Лифляндской хронике в 1207-м пишет: «Епископ рижский Албрехт и геермейстер, прилежно принявшись о владении лифляндцев и соседних им, шли к Кокенгаузену, которым владел русский князь именем Виссика. Оный, услышав о приходе немцев, город сжег, а сам в Новгород пошел». Сей Виссика у Кельха снова при взятии Юрьева, или Дерпта, упомянут, в русской же назван Вячек и брат его Василько полоцкий в Кокенгаузене. Они были дети Бориса полоцкого. Имя же города Кокенгаузен немецкое испорчено, в древних лифляндских летописях прямое находится, а в русских именован просто Двина.

579а. Полстница, явно, кибитка, ибо они из полстей делаются. И сие имя настоящее славянское, кибитка же калмыцкое, татары зовут кошь. А полсть, кошма и окошь означает у них и стан или обиталище.

32. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ В МАЛОЙ РУСИ ВСЕВОЛОД III, ЧЕРМНЫЙ ИМЕНОВАННЫЙ, СЫН СВЯТОСЛАВА III

Война Всеволода белорусского на Чермного. Всеволод Чермный, придя в Киев, сел на престоле русского великого княжения и послал по всем градам своих управителей. Братьям же и половцам воздал честь довольную и, одарив, отпустил.

Константин с новгородцами. Глеб Владимирович рязанский. Клевета на рязанских. Всеволода слабость. Мстислав Романович рязанский. Ростислав Романович рязанский. Ингорь Ингоревич рязанский. Юрий Ингоревич рязанский. Умер Всеволод Глебович пронский. Кир Михаил пронский. Всеволода III робость. Всеволода III порок. Константина доброе рассуждение. Рязанские пленены. Всеволод Димитрий, великий князь Белой Руси, слыша, что черниговские и северские землею Русскою всею овладели, а племя Владимирово изгнали, весьма оскорбился, а кроме того за изгнание сына его из Переяславля, которое себе почитал за великую обиду и бесчестие, велел немедленно все свои войска собрать. Также послал звать с собою князей рязанских и муромских, объявил им тяжкую свою обиду и неправду Олеговичей. Оные же охотно с их войсками идти и помогать обещали. Послал же и к сыну Константину в Новгород, чтоб, собрав войска, немедленно к Москве шел. Константин же и посадник новгородский Мирошка, собрав войско великое, пошли ко Всеволоду в Москву и тут, придя, его ожидали. Князь великий, получив известие, что Константин с новгородцами Твердь миновал, сам пошел из Владимира августа 19 дня с сынами своими Юрием, Ярославом и Владимиром, а Святослава оставил во Владимире для управления. И придя в Москву, Всеволод тут совокупился с сыном своим Константином, обняв его, целовал, и весьма радовались о свидании сем. Также посадника новгородского и бояр, милостиво приняв, похвалил их за послушание и почтение к Константину, и что они на войну сию довольно изрядно подготовились, и учинил для них пир великий. Тут же пришли рязанские князи, два брата, Глеб и Олег Владимировичи. И как они прежде жаловались на стрыев своих Романа и Святослава, что обидели их уделами, начали клеветать на них Всеволоду, сказывая ему тайно, якобы они идут окольными путями со Всеволодом, согласясь с черниговскими, и чтоб он весьма от них остерегался и не верил. Всеволод пришел от сей безумной клеветы в великий страх и, не разведав через посторонних, как надлежало, поверив оным клеветникам, хотел назад возвратиться, но объявил о том советникам своим. Те, слыша, удивились слабости Всеволода и говорили: «Великий бы то был стыд вам, если вы отсюда без всякой причины поворотились, поверив только словам сих юношей, которые вражду имеют со стрыями. И как можно знать, правда ли то? Да хотя бы совершенно правда, то возвратиться неприлично, но лучше идти к Оке и там, сошедшись ближе с рязанскими, разведать внятно, и тогда уже можем правильнее рассудить и советовать. А до того времени содержать сие тайно». Всеволод, взяв сына Константина с новгородцами и со всеми войсками, пошел к реке Оке. И когда пришел на берег, увидел на другом берегу пришедших князей рязанских с их войсками, которые ожидали его пришествия: Роман Глебович и с ним 2 сына, Мстислав и Ростислав, Ингорь и Юрий Ингоревичи, Глеб и Олег Владимировичи, Давид муромский. А брат Романов Всеволод пронский умер прежде незадолго пред тем; сын же его Кир Михаил, зять Всеволода Чермного, не пошел, а прислал ко Всеволоду посла, извинялся, что ему против тестя своего, без причины нарушив клятву, воевать невозможно, но и ему против Всеволода Юриевича никаким образом помогать не будет, поскольку он Всеволода почитает себе за отца. Глеб же и Олег клеветники сие праведное Кира Михаила отрицание употребили во утверждение клеветы своей и сказывали великому князю, якобы Всеволод Чермный недавно присылал ко стрыям их человека, который, с ними учинив договор, возвратился в Чернигов. Сие подлинно было, что Всеволод Чермный присылал рязанских просить к себе в союз, но они отказались, объявив, что против Всеволода Юриевича помогать никому против данной ему клятвы не могут. Потом он просил их, чтоб постарались о мире. И о том они ему обещались и Всеволоду Юриевичу немедля о том объявили. Но Всеволод все оное принял во утверждение той злостной клеветы и сам пришел в великий страх. Но созвав некоторых своих надежных в совет, объявил им все то, как ему в мысли вкоренилось, и спрашивал их, что делать, а кроме того намерен был от страха возвратиться. Советники, слыша то, представляли ему по его склонности, говоря: «Если с войсками далее идти, а рязанские учинят коварство, то можешь войско свое погубить. Если же их не взять, то, право или неправо на них было сказано, они примут уже сие за оскорбление, и опасно, чтоб подлинно с черниговскими в согласие не вошли и твоих областей не разорили. Не объявив же подлинной причины, возвратиться стыд будет немалый». Так вот много рассуждая, положили на том, что их, как клятвопреступников, призвав с любовию на пир и обличив их в злодеянии, поймать. Наутро пришел Всеволод на самый берег реки против стана Романова и послал его с детьми и племянниками звать к себе на обед. Они же, не ведая о том ничего и не имея никакого опасения, приехали с охотою. И войдя в шатер, сели, ожидая Всеволода, который в страхе превеликом сидел в полстнице, или кибитке (579а), и не выйдя к ним сам, послал князя Давида муромского и тысяцкого своего Михаила Борисовича, велел им коварство их обличить. Оные, услышав, приносили оправдание, сколько могли, утверждая свою невинность тяжкою клятвою, что никогда о том не мыслили и никакой причины к тому не имели, и просили, чтоб им объявлены были те клеветники, чтобы оные точно показали, от кого и как они о том уверены. Всеволод же послал к ним племянников их Глеба и Олега на обличение и велел им, не боясь, истинною обличать. Те бесстыдные клеветники, придя, стали стрыю своему и племянникам говорить, возлагая на них разные вины и обстоятельства, якобы против Всеволода умышляемые. Те же, не могши ничем более, как клятвою, оправдаться, поскольку никакого ясного доказательства и свидетельства от оных клеветников не было показано, просили у Всеволода со слезами, чтоб то по правости рассудил и их без вины не обидел. Константин хотя млад был, но весьма благоразумен и любитель правости, видя, что на рязанских зло умышлено неправо, пошел к отцу и говорил ему: «Отец дорогой, весьма сие есть дивно, что ты поверил таким, которые, забыв должность родства и клятвы к стрыям своим, поссорясь из-за областей владения, клевещут на них, ища своей корысти, хотят их погубить или сами скорее, помогая Всеволоду Чермному, хотят твое предприятие сим остановить и со стыдом нашим ему воспрепятствовать, чтобы ты, поссорясь с сими, не мог черниговским свою обиду и стыд отмстить. И если с сими не будешь в любви и союзе, не можешь оным ничего учинить и со стыдом принужден будешь возвратиться, чрез что оный Всеволод Чермный еще более племя Владимирово будет изгонять. Ты же, как старейший и сильнейший во всем племени, если не будешь их защищать, то какое ты почтение и благодарение от них ожидать хочешь? Если сии Владимировичи правду на стрыев своих сказали, то непристойно нам, рязанских боясь, свое так нужное предприятие оставить и на себя стыд, а всему племени Владимирову вред нанести. Мой совет если вам угоден, пускай рязанские учинят клятву, что они зла никоего тебе не учинить. И пошли их наперед в Вятичи, область черниговских, а сам пойди не близко за ними. Тут усмотришь из их поступков, какое их намерение. И если они будут Всеволоду доброжелательствовать, то мы будем у них за хребтом, а их область под ногами нашими, и тогда что нам Бог даст. С ними не будет уже тебе ни греха, ни стыда. Если же они право к тебе поступят, то ты с честию и пользою можешь против северских и черниговских дело свое продолжать». Но Всеволод, поощряем боярами своими, не хотящими от жен отлучиться и труд понести, не принял совета Константинова и новгородского посадника. Ища Рязанскою областию овладеть, велел князей рязанских и бояр, бывших с ними, взяв, оковать, и послал их во Владимир сентября 22-го дня.