Капитан Трафальгар. Наследник Робинзона. Радамехский карлик. - Андре Лори

— Послушай! — продолжал карлик, обращаясь к Гертруде Керсэн. — Ты — женщина! Не может быть, чтобы тебя не прельщала перспектива такой неограниченной, всесильной, всемогущей власти, подобной которой нет. Ты теперь знаешь, что я намерен сделать в области политики, знаешь, что в моих руках находятся все сокровища мира, так как при такой власти, какой обладаю я, нет такого сокровища, которое могло бы от меня укрыться или было бы недоступно мне. Сейчас сама же ты была свидетельницей моей сверхъестественной власти и способностей. Ты не можешь более сомневаться, что никакая тайна не может оставаться тайной для меня. Ни этот видимый, ни даже невидимый и таинственный миры не имеют ничего от меня скрытого. Я знаю все! Я все могу! Я имею в своем распоряжении все мудрости древних и все познания новейших наук! Все преданья старины и все их колдовство, белая и черная магия, все одинаково знакомо мне… Я — та всемогущая пружина, которая движет всем… И вот я говорю тебе: «Хочешь ты разделить со мной это всесильное владычество? Хочешь быть царицей Африки, императрицей Индии и Китая и всего мира? Так пойдем рука об руку со мной! Завтра же все французы будут избиты в Алжире и в Тунисе, англичане — в Индии и Египте, Земле Капской и на всех островах; Россия набросится на Германию, мусульманский мир — на христианский мир, а полгода спустя я буду короновать тебя мировой царицей в Византии… По одному твоему знаку все свершится. А я, хотя и всемогущий и всесильный, останусь в тени, никому неизвестным, каким был и до сих пор. Зато ты будешь царить со мной, и никто не будет знать, где и в чем источник твоей власти!»

— Если же прелесть власти не прельщает тебя или могущество и блеск тяготят тебя, и ты предпочитаешь спокойную, тихую жизнь, скажи мне одно только слово, — и я все брошу, откажусь решительно от всего и удалюсь в тот край, какой ты пожелаешь назвать своей родиной, унося с собой все скопленные мной сокровища, предоставив бедному человечеству выпутываться, как оно знает, из всех своих затруднений.

Однако и эти блестящие картины мирового владычества не прельстили девушку. И в ответ она разразилась только громким, неудержимым смехом.

— Полно, бедный карлик! — проговорила она, — жаль, право, что у тебя нет зеркала в числе всех твоих комедиантских приборов!

Этот смех и жесткие слова Гертруды обдали, точно ледяным душем, светлые мечты уродливого карлика. Страшный крик, крик дикой ярости вырвался из уст его.

— Несчастная! — завопил он. — Так-то ты отвечаешь мне!… Знай же, что уж не долго тебе придется смеяться… клянусь тебе!… Из-за тебя пострадает весь мир!… Если ты прожила бы сто лет, то и тогда не нашла бы достаточно времени, чтобы оплакивать тот день, когда ты так безумно оскорбила Каддура!

И в страшном бешенстве он удалился.

Едва успели затвориться за ним двери, как Гертруда и Фатима услышали лязг и бряцание тяжелых цепей, засовов и запоров.

Прошел час. Ничто не нарушало могильной тишины таинственного подземелья.

Но затем дверь отворилась, — и крик радости вырвался из груди обеих пленниц. На пороге стоял Норбер Моони!

— Гертруда! — воскликнул он. — Мадемуазель Керсэн! Боже мой, как я счастлив, что опять вижу вас! Я уже не надеялся разыскать вас в этой таинственной тюрьме!… Но простите ли вы мне когда-нибудь, что я завлек вас сюда?

— Простить вас?! — воскликнула Гертруда. — Да в чем мне прощать? Ведь и сами вы в плену! Будем же только радоваться, что мы видим вас! Знаете вы хоть что-нибудь о моем дяде и о Мабруки? Что сталось с ними?

— Я не видел их с того самого момента, как мы поели этих фиг, пропитанных, несомненно, каким-то сильным наркотическим веществом!

— В сущности, вы скорее были бы вправе упрекать меня в том, что очутились в плену, — продолжала Гертруда, — так как попали сюда только из-за меня!

— Ах, почему мне не дано доказать вам каким-нибудь более действенным способом всю мою преданность вам! — воскликнул Норбер Моони. — Нам надо во что бы то ни стало выйти отсюда. Но как узнать, как мы сюда попали и кто нас держит здесь?

— Как, разве вы не знаете об этом?… Да это — Радамехский карлик!… И надо ли мне признаться в том, что так ужасно унизительно для моего самолюбия женщины? — продолжала Гертруда Керсэн, краснея до корней волос. — Этот негодный шарлатан предлагал мне, всего какой-нибудь час тому назад, стать его женой!

— Дерзкий урод! — с негодованием воскликнул Норбер Моони.

— Я рассмеялась ему в лицо, как вы, конечно, могли того ожидать, и он ушел страшно взбешенный, угрожая мне самым ужасным мщением.

— Прежде всего нам следовало бы приобрести уверенность в том, чего он хочет и что он может! — сказал молодой ученый, осматриваясь кругом. — Ну, это помещение вовсе не похоже на то, в котором находился я до настоящего момента.

Не успел он докончить этих слов, как одна из стенок подземелья растворилась, и Радамехский карлик во главе целого отряда в двести или триста человек черных воинов появился в широком отверстии раскрывшейся ниши. Что особенно поразило при этом Норбера Моони — это то, что черная стража во всех отношениях удивительно походила на тех черных воинов, которых он завербовал для защиты Тэбали. То были люди совершенно того же типа, одинакового с ними вооружения, с теми же щитами и поясами из леопардовой шкуры и в тех же шлемах, — словом, все было то же, что и у тех.

— Что я хочу, что я могу? — сказал Каддур, точно эхо повторив последние слова молодого человека, — я покажу вам это, и притом сейчас. Я хочу, чтобы вот эта девушка стала моей женой, а я могу многое, чтобы этого достигнуть, чтобы принудить ее решиться на это, например, я могу вас подвергнуть пытке, тебя и ее дядю, и ваших верных слуг. Затем могу отвести вас на Тэбали и на ваших глазах уничтожить все то, что с таким трудом ты сооружал в своей безумной гордости, исполненный надменным самомнением. Тогда-то мы посмотрим, не ты ли первый станешь просить ее принять мое предложение!

— Гертруда, — воскликнул Норбер Моони, — пусть никакая жалость не заставит вас покориться его воле! Конечно, мне будет страшно больно видеть уничтожение всего того, что создано с таким трудом, но никакая пытка в мире не сравнится для меня с той, какой является для меня мысль о подобном браке!

— Не сомневайтесь в этом, друг мой! — ответила молодая девушка, нимало не смущаясь. — Если что-либо могло увеличить то отвращение, какое мне внушает это чудовище, то это именно те средства, какие он избрал, чтобы восторжествовать надо мною!

Каддур позеленел от злобы.

— Принесите веревки! — крикнул он, — и свяжите этого господина!… Прежде всего мы отправимся в Тэбали, где приступим, в свою очередь, к иного рода работам. Кроме того, господин Моони не единственный, с кем мне надо свести кое-какие счеты.