В спецслужбах трех государств - Николай Голушко

Бакатина критикуют за то, что, находясь в кабинете на Лубянке, он отмечал в органах государственной безопасности СССР только негативные стороны деятельности. В силу своих разрушительных предубеждений он не сумел подняться до осознания истинного назначения органов госбезопасности. О деятельности КГБ союзных республик он не имел объективной информации и общего представления. Бакатин обвинял КГБ в том, что для достижения своих целей он не останавливался перед проведением мероприятий «даже явно провокационного характера». Это заведомая и злая ложь, как и его заявления, что КГБ был «охранителем единомыслия» и идейных основ, стоял у истоков «создания интернациональных фронтов» в союзных республиках. Очевидно, что нападок и обобщений здесь больше, чем было интерфронтов.

Конечно же, многое определялось в кабинетах зданий ЦК на Старой площади. Но вместо усилий по укреплению системы государственной безопасности Бакатин, в надежде найти крамолу на КГБ, давал указание провести дополнительное расследование возможной причастности прежнего руководства КГБ СССР к покушению в мае 1981 года на Папу римского, выяснение обстоятельств смерти в 1946 году шведского гражданина Валленберга, затребовал из Белоруссии материалы пребывания в СССР гражданина США Освальда, обвиненного в убийстве президента США Кеннеди.

Представляется, что, получив напутствие Горбачева разрушить КГБ СССР, Бакатин ринулся с ходу в карьер, начав давать нелицеприятные оценки органам безопасности, сотрудникам разведки и контрразведки. Он высмеивал чекистов в пресечении «экономического саботажа», их хождение по магазинам «в поисках припрятанных консервных банок», мол, милиция этим лучше занималась. Но подобная задача вменялась органам КГБ высшей законодательной властью, а не желанием самих органов госбезопасности. Выходит, что милиция все-таки не дорабатывала и не справлялась со своими обязанностями.

Заявления Бакатина отличали его, к примеру, от Примакова, с которым они вышли из гнезда Горбачева — Совета безопасности и вместе пришли в новую для них сферу особой профессиональной деятельности. Евгений Максимович Примаков в качестве директора Службы внешней разведки (СВР) начинал не с разгромной критики существовавшей в стране системы разведки и контрразведки, не выискивал и не выбивал чекизм, не унижал сотрудников советской разведки обвинением в том, что до его прихода их служба государству была бездарной. Примаков сделал многое, чтобы снизить незаслуженно создаваемое отрицательное мнение в отношении советской разведки, чтобы в нее не летели камни. Вместе со своими заместителями, кадровыми советскими разведчиками, он стал заниматься приданием нового имиджа внешней разведке независимой России, поиском надлежащего ей места в условиях распада советской сверхдержавы, противостоянием наступающей глобальной агрессивной политике США. Они оба еще недавно летали в одном лайнере в крымский аэропорт «Бельбек», чтобы освободить Горбачева от «форосского заточения» и гарантировать ему личную безопасность. И Бакатин, и Примаков открыто признали антиконституционным актом введение чрезвычайного положения и приход к власти в стране ГКЧП, требовали убрать с улиц столицы бронетехнику и военные подразделения, чтобы не допустить кровопролития.

Бакатин интересен тем, что терпел поражения и снова поднимался. После освобождения с поста руководителя МВД некоторое время был вне государственных дел, но закончил активную общественно-политическую карьеру тем, что баллотировался кандидатом в Президенты России. Его убеждали в том, что если не будет критиковать и ругать Горбачева в ходе выборов, то не сможет быть избранным Президентом, но он не пошел на этот шаг.

Как и многие из нас, поумневшие задним числом, Бакатин признается в том, что его мучает совесть за то, что участвовал в сотворении кумира из Горбачева, когда был рядом с ним и надеялся, что тому виднее, куда вести страну и какие решения принимать. Он не принадлежит к тем лицам, кто пытается всю вину за просчеты в развитии общества отнести только на Горбачева, но считает, что под его предводительством страна оказалась в положении «стада овец, брошенного при грозе пастухом-поводырем». Но, как ни крути, он оказался пособником Горбачева в действиях по развалу страны. «Моя роль в команде Горбачева сыграна. Она была странной и интересной», — подводил итог своей деятельности Бакатин.

С ним я проработал недолгое время, встречался нескольку раз в день с конца ноября до окончания декабря 1991 года. Мы, ровесники по возрасту, ранее не были знакомы, но вышли из одной «заводской проходной» — пролетарского сибирского Кузбасса, который выводил нас, молодых специалистов, после окончания вузов на самостоятельную трудовую дорогу. Он прошел после института путь строителя от рядового мастера до главного инженера крупного комбината «Кемеровохимстрой». В 1973 году начал успешную партийную карьеру — от секретаря Кемеровского горкома партии до инспектора ЦК КПСС. Впервые я увидел Бакатина (наши пути ранее не пересекались) в Москве на похоронах Владислава Ивановича Алешина, одного из достойнейших чекистов страны. Уже в те годы ответственный работник ЦК КПСС Бакатин позволял делать недопустимые для своего ранга высказывания в адрес организации «под названием КГБ», она у него «никогда большим уважением не пользовалась».

С молодым, энергичным первым секретарем Кемеровского обкома партии Бакатиным я встретился на XIX Всесоюзной партийной конференции. После доклада Горбачева он открывал прения первым и произвел своей речью сильное впечатление. Это было необычным. Многие спрашивали, почему первым выступил лидер трудовой глубинки, а не Москвы или из руководства республик. Он приветствовал идеи перестройки, которые во многом изменили жизнь страны, ставил фундаментальные вопросы справедливого распределения бюджетных средств, укрепления реальной власти местных советов, возвращения им «первозданной сути» в местном самоуправлении. Говорил о необходимости усиления авторитета Компартии, чтобы «воплотить в жизнь главный лозунг перестройки — «больше социализма» и не потакать попыткам поставить партию под контроль каких бы то ни было самодеятельных групп». Провозглашая социалистический выбор, Бакатин впоследствии замечал, что резолюции XIX Всесоюзной партийной конференции, если использовать большевистскую фразеологию, были уже «ревизионистскими».

Находясь в обойме руководящей номенклатуры ЦК партии, Бакатин назначается министром внутренних дел СССР. Солидная и крутая карьера для строителя, но Горбачеву в этой правоохранительной системе нужен был свой человек, преданный ему политик из близкого партийного окружения, а не профессионал, борец с уголовной преступностью. Будучи министром, Бакатин отстаивал приоритет союзных республик в руководстве органами внутренних дел на своей территории. В этой связи передал многие союзные полномочия и значительные права местным органам МВД. Вследствие этого решения, например, азербайджанская милиция не выполнила задач во время армянских погромов, бездействовала. Министерство внутренних дел разваливалось по национальным (были факты и на Украине), идеологическим признакам, но Москва до поры до времени на это не реагировала. Целостность системы МВД разрушали Верховные советы союзных республик, реально препятствующие использованию личного состава МВД за пределами национальных республик.