Жюльетта. Том II - Маркиз де Сад

— О, великие боги злодейства! — возопил он. — Снимите с меня узду, дайте мне сотворить зло, достойное вас! Я не прошу у вас сил делать добро, но неужели вы не можете дать мне сверхчеловеческие способности к преступлениям? Эй вы, дикие небесные псы, дайте мне в руки вашу молнию, дайте мне ее хотя бы на один момент, и когда я уничтожу всех жителей этой поганой планеты, вы увидите, как вскипает ярость в моих чреслах, и вашим собственным огненным копьем поражу ваше мерзкое, подлое сердце.

Продолжая бормотать еще какие-то слова, уже совсем невразумительные, он набросился на своего сына Фаона, овладел им сзади, предоставив в распоряжение содомитов свое седалище, и приказал мне вырвать живое сердце из груди мальчика; я подала ему окровавленный трепещущий комочек плоти, он в один миг сожрал его, извергнулся и в следующий момент вонзил кинжал в грудь второго сына.

— Взгляни, Жюльетта, взгляни, мой ангел, что я сделал? Славная работа, не правда ли? Подтверди, что я достаточно запятнал себя кровью и ужасами.

— Я содрогаюсь, глядя на вас, Нуарсей, но я всегда с вами.

— Не думай, Жюльетта, что наша оргия закончена и что я выдохся.

Снова его блуждающий взор остановился на моей дочери, и я увидела, что эрекция его ужасна; он схватил Марианну, заломил ей руки, и его чудовищный инструмент ворвался в ее вагину.

— Бог ты мой, — заговорил он, захлебываясь словами, — я схожу с ума от этого крохотного существа; разрази меня гром, если это не так. Что ты собираешься с ней делать, Жюльетта? Ведь ты же не сентиментальная дура, ты не идиотка, чтобы испытывать чувства к этому презренному отродью, к этому порождению проклятого семени твоего мерзкого мужа, поэтому продай ее мне, Жюльетта, продай мне эту сучку, и мы оба совершим великий грех: ты продашь свое дитя, а я куплю его только для того, чтобы предать мучительной смерти. Да, Жюльетта, да, мы вместе убьем твою дочь. — В этот момент он вытащил свой фаллос, наполненный адской силой, жутко сверкавший в багровых отсветах пламени, которое бушевало в камине. — Посмотри, как эта мысль будоражит мои чувства. Только погоди, не отвечай ничего до тех пор, пока не примешь в себя парочку членов.

Во время совокупления никакое преступление не приводит человека в ужас, поэтому принимать решение всегда надлежит в те минуты, когда вы истекаете семенем. В мое тело вонзились два члена, меня сношали с обеих сторон, и во второй раз Нуарсей спросил, какую судьбу уготовила я своей дочери.

— Ах, подлая твоя душа! — закричала я, выбрасывая из себя порцию за порцией. — Твоя звезда коварства и вероломства восходит нам миром и затмевает все вокруг, все исчезает под твоими лучами, все, кроме жажды злодейства и бесстыдства… Делай с Марианной что хочешь, сукин ты сын, — сказала я и добавила на выдохе: — Она твоя.

Едва лишь были произнесены эти слова, он схватил бедную девочку своими преступными руками и швырнул ее, голенькую, в камин, где бесновалось жадное пламя; я подскочила, я тоже схватила кочергу, чтобы не дать несчастной выбраться из огня, чтобы затолкнуть подальше сотрясаемое конвульсиями тело; нас обоих ласкали мои девушки, потом содомировали его головорезы. Марианна поджарилась заживо, а мы с ним провели остаток ночи в объятиях друг друга, восхищаясь друг другом и перебирая в памяти все эпизоды и обстоятельства нашего злодеяния, которое было ужасным и все-таки, по нашему общему мнению, недостаточно жестоким.

— Теперь ответь мне на такой вопрос, — сказал Нуарсей, когда мы оба несколько успокоились, — может ли что-нибудь в мире сравниться с удовольствием, которое приносит преступление? Знаешь ли ты что-нибудь, что слаще духа злодейства?

— Нет, друг, мой, я не знаю ничего подобного.

— Так давай жить злодейством до конца дней, и пусть ничто на свете не свернет нас с этого пути. Не будем уподобляться несчастным, которые, снедаемые угрызениями совести, отчаянно барахтаются в поисках отступления, в равной мере подлого и неразумного, и бесполезного, ибо они нерешительны и трусливы в своих действиях, и на новом поприще они не будут удачливее и счастливее, чем в сфере зла, которое так опрометчиво отвергли. Счастье зависит от твердости духа, оно недоступно тому, кто всю свою жизнь шарахается из стороны в строну.

Мы провели неделю в сельском поместье Нуарсея и каждый день прибавляли к своему списку несколько новых мерзостей. Как-то раз по настоянию хозяина я испробовала на себе одну из страстей императрицы Теодоры, жены Юстиниана, Это было так: я легла на траву, двое крестьянок посыпали ячменными зернами мою промежность, следя за тем, чтобы они попали и на нижние губки; потом из скотного двора пригнали дюжину крупных гусей, которые начали клевать зерно, вызывая настолько сильное раздражение в моих гениталиях, что когда кормление закончилось, мне просто необходимо было совокупиться. Нуарсей предвидел такой результат и приготовил для меня пятьдесят своих челядинцев, которые вознесли меня на самые вершины блаженства. Он тоже захотел испытать трюк с гусями на своей заднице, после чего заявил, что ощущение от клювов острее и приятнее, чем от порки. К этим невинным шалостям он добавил более серьезное преступление: приказал учителю и учительнице из соседнего городка привести к нему по тридцать учеников и учениц, собрал вместе детей обоего пола в своем замке и добился того, что мальчики лишили невинности всех девочек; он закончил это развлечение всеобщей поркой и содомией и наконец отравил всю толпу.

— Друг мой, — сказала я ему после этого события, — все это детские шалости; неужели мы не в состоянии совершить нечто необыкновенное и увенчать наши оргии достойным образом? Жители города берут воду из колодцев, у меня есть снадобья, которые оставила Дюран, их хватит, чтобы отравить за два дня все население, и я обещаю, что со своими служанками произведу здесь настоящее опустошение. — Я сопровождала свои вкрадчивые слова настойчивыми ласками, и Нуарсей не устоял.

— Черт меня побери, — так ответил он, не в силах сдержать извержение, когда услышал столь замечательный план. — В самом деле, Жюльетта, Природа дала тебе нечеловеческое воображение. Делай, что задумала, мой ангел, и пусть моим ответом послужит этот бурный поток, который ты из меня выжала.

Вам известно, что слова мои никогда не расходятся с делом. Четыре дня спустя полторы тысячи человек были похоронены на городском кладбище, почти все они скончались в таких жестоких муках, что оставшиеся в живых слышали их отчаянные мольбы о скорейшей смерти. Небывалое бедствие было приписано неожиданной и неизвестной эпидемии, а невежество местных лекарей защитило нас от подозрений. Когда мы возвращались в столицу в двухместной карете, я потеряла счет оргазмам, которые мы испытывали в объятиях друг друга.