Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг. - Сергей Владимирович Волков

частей молчали; в Ташкенте же тогда были весьма крупные части, как, например – 1-й и 2-й запасные стрелковые полки, 2 дружины, пулеметные команды, несколько артиллерийских батарей, крепостная артиллерийская рота, наконец – военное училище и школа прапорщиков.

По-видимому, этим молчанием генерал Куропаткин был подавлен; он обратился с каким-то вопросом к одному из полковых командиров, и тогда многие из начальников, наперерыв, стали объяснять, что не могут ручаться за свои части полностью, что некоторые роты или команды ненадежны и т. п. Но впечатление получилось иное: меньшинство из них имели некоторые данные не доверять своим людям, большинство же были не уверенны по той простой причине, что совершенно не знали своих частей. Дав несколько общих руководящих указаний, генерал отпустил начальников.

На 5 марта было назначено торжественное богослужение и присяга на верность Временному правительству. Перед началом парада произошел следующий характерный инцидент: один из местных социалистов выехал верхом и, обогнав генерала Куропаткина, крикнул: «Да здравствует демократическая республика, ур-ра!»; немногие голоса успели поддержать этот возглас, но генерал Куропаткин немедленно, жестом руки, остановил начавшийся беспорядок и громко, так, что слышать могли все присутствующие, сказал: «Вот видите, уже торопятся предрешать волю народа», а затем кратко, но выразительно разъяснил, что будущая форма правления будет определена Народным собранием. Парад закончился без дальнейших инцидентов, войска разошлись по казармам, и можно было надеяться, что обаяние генерала Куропаткина удержит дисциплину и порядок.

Но вышло иначе: приказы № 1 и 2 – с одной стороны, деятельность социалистов всех оттенков – с другой, и, главным образом, неумение разбираться в текущих событиях и непонимание громадным большинством офицеров обстановки привели к тому, что вскоре опереться генералу Куропаткину было не на кого, и «республиканская» дисциплина удерживалась лишь в немногих частях, в остальных же шел развал.

«Вождем» солдатской массы сделался некто Бройда, который, не будучи солдатом местного гарнизона (дезертир из Казалинского гарнизона; раньше был адвокатом в Чикменте или Аулиата. – Ф. Г.), все-таки был избран председателем Ташкентского Совета солдатских депутатов. Этот демагог и «углубитель», чувствуя, что при генерале Куропаткине особенно «разгуляться» нельзя, добился его ареста (правда почетного), и генерала Куропаткина увезли под офицерским конвоем в Петроград.

Вскоре после сформирования Совета небольшая группа офицеров настояла на созыве всех офицеров гарнизона для обсуждения создавшегося положения; собрание офицеров состоялось и удалось ввести в Совет 60 с лишним офицеров, при общем числе солдат-депутатов около 120. Но как уже было сказано, офицерство в своей массе было далеко не на высоте (что вполне понятно, ибо, за немногими исключениями, состояло из лиц с начала войны ни разу не бывших на фронте); работать в Совете пришлось многим, а большинство даже для весьма важных голосований на заседания не являлись.

Этот «абсентеизм» дал свои результаты, когда на краевом съезде Советов разрабатывали Положение о Советах. В краевой съезд было выбрано очень мало офицеров и с.-д. Бройда с с.-р. А. И. Доррером (граф, прис. повер. из Асхабада) большинством голосов провели параграф, по которому все депутаты: солдаты и офицеры избираются в воинских частях всеми воинскими чинами – из расчета один на сто. (Раньше же офицеры-депутаты избирались в каждой части только офицерами, а от мелких команд попадали в Совет без выборов, в качестве представителей). Благодаря этому параграфу в новый Совет попало мало офицеров, и влияние их в Совете почти утратилось, но зато у членов краевого Совета руки были развязаны.

Прошло три с половиной месяца. После июльского выступления большевиков в Петрограде к чести краевого Совета нужно признать, что они поняли, что дело может кончиться анархией, и вслед за появившимся призывом генерала Корнилова и началом организации «ударников» (в Ташкенте сформировался и женский батальон), в ряде совещаний начальников частей гарнизона во главе с новым командующим войсками генерал-майором Л. Н. Черкесом[287], совместно с представителями от Совета (краевого), были выработаны обязательные и вполне приемлемые для всех военнослужащих «правила» – положения Устава (вплоть до обязательного получения отпускных увольнительных записок, обязательной вечерней переклички и т. п.).

К 25 августа казалось, что именем генерала Корнилова дисциплина среди солдат действительно восстановлена; в Ташкенте, на улицах, даже честь отдавали по-прежнему. Но полученная вслед за выступлением генерала Корнилова радиограмма Керенского, в которой он называл Корнилова «мятежником и изменником», сразу разрушила всю сделанную работу; подготовленная ранее разрушительная работа оказалась для масс тунеядцев, откармливаемых в тылу и не желавших идти на фронт, весьма заманчивой; среди самих офицеров также нашлись демагоги, жаждавшие захвата власти, и с 1 сентября повиновения уже не было даже в таких крупных частях, как запасные полки. В саперной роте, из которой в июле месяце, по требованию из Гюргенского отряда генерала Мадритова, были отправлены на фронт отборные люди, замененные присланными из запасных полков отбросами «специалистами», также не было надежных солдат, но зато к этому времени вполне надежными оставались военное училище и школа прапорщиков.

В полках вместо занятий шли митинги с заметным участием каких-то вновь прибывших лиц; об одном из них – Шмидте – в штабе округа были сведения, что, по данным разведки, он германский шпион, прибыл из Риги, а на вопрос, почему же его не арестовали, ответ был в таком роде, что «сейчас это трудно выполнить» (слова капитана Б-го из военной цензуры).

Продовольственный вопрос к этому времени стал также обостряться; большую часть земли туземцы засеяли хлопком, а обычное снабжение Туркестана хлебом из других областей тормозилось. К 9 сентября в Ташкент приехало много туземцев из деревень (кишлаков) за покупкой к наступавшему мусульманскому празднику, риса, хлеба и проч. 11 сентября часть солдат 1-го полка, руководимая какими-то лицами, самочинно задержала отходивший из Ташкента поезд, обыскала всех туземцев и отобрала у них все съестные припасы; одновременно по всему городу и во всех воинских частях «разные подозрительные ораторы призывали разогнать краевой Совет солдатских и рабочих депутатов, а 12-го на митинге в Александровском сквере разношерстная толпа солдат и местных подонков населения, руководимая Шмидтом и КО, выбрала особый Революционный комитет из 14 членов (Шмидт, поручик Перфильев, бывший офицер Амударьинской флотилии Черневский, чиновник Контрольной палаты Тоболин, репортер Цвиллинг, прапорщик Гриневич и др.).

Вечером того же дня, на экстренном заседании краевого Совета, обсуждалось создавшееся положение, причем члены Совета просили приглашенного в заседание генерала Черкеса вызвать для охраны Совета роту юнкеров. Когда рота от школы прапорщиков подходила, толпа, руководимая членами Революционного комитета, уже ворвалась в «Дом Свободы», где заседал Совет, – но порядок был быстро восстановлен; большая часть членов Комитета была арестована, отправлена в тюрьму, и заседание продолжалось… юнкеров же отпустили обратно в школу,