Дневники - Николай Мордвинов

10/XII

Годзи поднял вопрос о том, что я неправильно трактую первый акт, что главное в нем — это забота о Скворце, а не о жене, семье, общественных делах.

Думаю, что я прав. А кроме того, важно и другое: это то, что Забродин все пропускает — доктора не позвал, сына просмотрел, Семена Семеновича расценил неправильно, как и Скворца, и т. д. Это важнее, чем простая забота о Скворце, что бы там ни написал фельетонист.

23/XII

Смотрел эскизы костюмов, да второй макет художника Пархоменко[534]. Дал хорошее оформление и костюмы. Режиссер задумала трудное: все три комнаты на виду у зрителя, и если актер не уходит на улицу, то должен изобрести себе работу — естественную, не отвлекающую и характерную.

Читали второй акт: я со Скворцом.

Годзи предлагает, что Забродин не верит в правдивость статьи.

Я же думаю, что именно верит, но только — статья перебрана в накале. За маленькую ошибку, допущенную Скворцом, прожившим безупречную жизнь, нельзя так жестоко бить, мордовать.

27/XII

«МАСКАРАД»

— Неизвестный сейчас другой породы в сравнении с Арбениным, — он должен быть лермонтовским, — сказал Ю.А. (дебютировал Саркисян[535]).

Ю.А. говорил исполнителю, что «Н.Д. великолепно читает стихи и потому бытовая подача текста ранит и того и другого».

Да, конечно, либо Арбенин — бытовая фигура и говорит прозой, либо Неизвестный должен быть романтическим образом и тогда все бытовые характеристики пойдут лишь во вред исполнителю, а спектакль сделают эклектичным, разностильным и дезориентируют зрителя.

А потом:

Арбенин — чудовищная по накалу и объему роль, и тут хочешь — не хочешь, а изобретай и находи средства, чтобы не утратить силу власти над залом, так как внимание, как утверждают, утомляется. Нужно распределить силы. Роль же Неизвестного вся на подготовке. Он даже не имеет права принять вызова Арбенина на маскараде: у него еще нет козырей, которые сделали бы его победителем, и потому в финале может и должен развернуть всю силу своего сокрушающего темперамента, своей ненависти, мести. И чем крупнее будет выявлен этот напор, тем более решающей будет выглядеть победа! А кроме этого, ведь сцена Неизвестного — финал спектакля.

Может быть, когда в театре появится новый Арбенин, я сыграю Неизвестного. Мне кажется, я много могу досказать из того, что еще не сказано было нашими исполнителями. Тогда одену его возможно чернее, надену черные перчатки и не сниму их, и иссушу его тело и испепелю душу, чтобы вспыхивало неистовое пламя последней вспышкой, за которой холод и пустота.

Спектакль прошел ровно, ни взлетов, ни падений.

1962

19/I

«ЛИР»

Хорошая находка у Баранцева: приводит меня в сознание тем, что бьет меня по рукам, пробуждая, а я в следующем куске оборачиваю его плащом: «Замерз, бедняга». Получилось мило.

Хорошо, по-моему, я увожу его от слез, понукая: «Ну, веселей». Запеваю песенку. Потом он запевает, прерывает, берет себя в руки — уже с моей помощью — и дальше, как прежде, уходим с песней (8-я картина).

3/II

Играли для Штока («Ленинградский проспект»).

Получилось менее интересно, чем вчера, но вообще рисунок есть, и он работает.

Шток:

— Хорошо получается. Хорошая правда, но за счет ритма, в ущерб ему. Все очень нравится. Скворец — менее пьян должен быть, а то получается скандал по пьяному делу. Его враг Семен Семенович, и не надо отвлекаться от главного, не расплескивать внимание на остальное.

Мне:

— Я боялся. Интересно. Очень интересно. Неожиданно. Только надо менее суетливо. Пусть суетится Скворец.

— Упадет сцена. Забродин — заводиловка, мне проще не расстраиваться, но Скворец роняет сцену, и мне приходится… Надо, чтобы против меня, такого, Скворец был суетливее, тогда сцена будет живая и подвижная. А что касается моей болезни… приучили.

— Но ведь Алпатова здорово играл!

— Играл… а рецензии ругали…

— Это ругали пьесу — она замученная была. Работай спокойно. Образ получается неожиданный и убедительный, и мне даже кажется, что и внешне не надо ничего менять. Да, да. Это старая рабочая гвардия. Хорошо: «делов», «людям». Хорошо, что есть перспектива роли: что-то должно произойти, это чувствуется

Второй акт.

Крутой нрав у Забродина, который к пользе всех и его самого управлялся Клавой.

Когда же ее не стало, он развернулся во всей своей непримиримости ко всему, что не совпадает с его идеалами или противоречит им.

И вот, «разваливается» семья Забродиных.

Маша вернула ему терпимость, внимательность, мудрость в сложном, терпение — и собралась семья заново.

17/II

ЗАМЕЧАНИЯ ПОСЛЕ ПРОГОНА

Ю.А.:

— Я понимаю, что какие-то вещи зависят от условий показа, от судорог первого прогона. Но в силу этого вылезли опасные тенденции.

Общий замысел чувствуется. Образы человечны и сложны, противоречивы, но мы должны еще точнее определить, что их объединяет, что дурно, что хорошо. У каждого своя доля участия.

Пьеса звучит не просто, не фабульно, а намечается глубокая жизнь, характеры, становление нового человека, сознания.

Шток, видимо, находясь в возрасте, хочет передать через Забродина свои мысли, пожелания потомкам: через Забродина, Клаву, Скворца. Через их неугомонную силу, непримиримость — свои идеалы. И вам, актерам, лучше было бы утвердить это не результативностью наработанного, а подлинной жизнью.

Так, Скворец — только суетен и, не владея собой, повторяет рисунок, находится в плену наработанного, как, впрочем, и все.

Очень суетлив был в первом акте и Н.Д. Тебе свойственно глубокое, значительное существование в образе, насыщенное, содержательное, а ты позволил разбавить твое дорогое мелочами. Вот у тебя получается так, что если бы роль была без акцента, то она вроде и не была бы сыграна. Огокаешь, ходишь вразвалку, суетлив, горбишься… Он ведь твоего возраста, чего же сочинять? Надо доверять себе. Спокойно, сильно развивать роль, постепенно. Не понравилась сцена с бритвой. Что, он будет сейчас бриться? Обкрадываешь себя. А ты сиди и рассказывай, и все будут слушать, у тебя же значительности хоть отбавляй, и интересной, интеллектуальной значительности. Я бы укрупнил рисунок. От второстепенного к большому.

Шток мне говорил: вот чего ты уже достиг! Действительно, роль может стать этапной, твоим новым шагом вперед, и потому долой всю шелуху. Надо смягчить грим, нехороша рубашка. Надо набирать и набирать.