Сочинения — Том I - Евгений Тарле

Так или иначе, закон 1838 г. был последним лучом в жизни О’Коннеля. Теперь нам нужно обратиться к повествованию о том, что похоронило О’Коннеля еще до физической его смерти, что вытеснило его с первого места в ирландской общественной жизни.

4

Католические аристократы-лендлорды, католические средние землевладельцы (крайне немногочисленные), католический торгово-промышленный класс, наконец католические арендаторы из зажиточных — вот какие слои непосредственно воспользовались эмансипацией 1829 г. и вновь приобретенными политическими правами. Эти же слои в 1830-х годах и выдвинули то более радикальное течение, о котором мы уже вскользь упоминали и которое заставило О’Коннеля поторопиться с внесением в парламент предложения (тотчас же проваленного) имевшего целью подготовить расторжение унии между Англией и Ирландией. О’Коннель неохотно сделал (в первый и в последний раз в жизни) эту попытку приступить к парламентскому обсуждению вопроса; он (совершенно справедливо) опасался, что это еще слишком преждевременно. В 1838 г. разрешилась проблема о десятине; в 1840 г. после шестилетних парламентских споров и колебаний (не интересовавших, впрочем, совершенно огромную массу ирландского населения) министерство Мельбурна провело также новый акт о муниципальной реформе в Ирландии. До тех пор вопреки смыслу и духу акта об эмансипации (1829 г.) городское управление в ирландских городах продолжало оставаться в руках ничтожной (численно) протестантской горсточки, так что, как выразился О’Коннель в одной из речей своих по этому поводу, муниципальные дела, затрагивавшие интересы нескольких сот тысяч человек (т. е. населения городов), были в руках 13 тысяч протестантов, которые, основываясь на традиции и самых разнообразных злоупотреблениях и толкованиях запутанных корпоративных грамот, все еще удерживали в своих руках власть. Получалась такая аномалия, что в английском парламенте католики сидели рядом с протестантами, а в ирландских городах (кроме Туама) в составе городского управления их не было. По закону 1840 г. ценз для лиц, имеющих право выбирать членов городских управлений, назначался очень высокий, реформа распространялась не на все ирландские города, из ведения городских управлений оказывались изъяты и переходили в ведомство администрации многие существенно важные функции, но католики уравнивались в правах с протестантами.

В том же 1840 г. умер Томас Друммонд, единственный человек из английского официального мира, не только желавший преследовать примирительные цели, но и имевший достаточно такта, чтобы осуществить это намерение; летом 1841 г. министерство Мельбурна потерпело поражение в нижней палате (в конце мая), распустило парламент, назначило новые выборы, и едва парламент (в августе 1841 г.) собрался, как 360 человек против 269 вотировали отказ в доверии Мельбурну. Кабинет вигов подал в отставку, и консервативный лидер Роберт Пиль тотчас же стал во главе нового правительства.

Уже выборы 1841 г., на которых О’Коннель был забаллотирован в Дублине и, чтобы пройти в парламент, должен был искать другой округ, уже эти выборы показали, что есть в стране известное недовольство, известная оппозиция против него. Далеко не все были довольны законом о десятине 1838 г., который, по мнению этих недовольных, только формально снимал тяготу с нищего арендатора, на которого все равно лендлорд возложит в виде надбавки арендной платы часть налога, перенесенного на лендлорда. Муниципальный закон 1840 г. хотя и был приветствуем как уничтожение протестантской монополии в делах городского управления, но он не мог сделаться особенно популярным, когда ясно стало, что только ограниченная кучка состоятельных людей допущена высоким цензом к выбору и к исполнению обязанностей городских советников; да и, кроме того, этот закон не имел ни малейшего касательства к сельскому населению (т. е. к огромному большинству нации). Но дружба О’Коннеля с вигами, стоявшими у власти, управление Томаса Друммонда, очень сильное уменьшение аграрных преступлений после нового закона о десятине — все это сильно способствовало тому, что возникавшее неудовольствие против агитатора не сказывалось сколько-нибудь значительно, ибо в общем нация верила в О’Коннеля и именно ему приписывала мягкое, гуманное и дружелюбное поведение администрации в стране, привыкшей к угнетению и произволу. События 1841 г. изменили положение вещей. Роберт Пиль и вообще консерваторы были прямо враждебны самым существенным ирландским домогательствам. В Ирландии с большим раздумьем вспоминали, что такие меры, в сущности вовсе не коренные, вовсе не затрагивающие главных вопросов государственной жизни, как закон о десятине или как закон о муниципальной реформе, проходили в парламенте через 5–6 лет после внесения первоначальных биллей, и тянулась эта возня только вследствие яростной оппозиции консерваторов в палате лордов. Теперь, с 1841 г., консерваторы стали большинством и взяли в свои руки власть. Друммонд умер, вигистский вице-король, при котором мог действовать человек, подобный Друммонду, ушел вместе со своим главой, лордом Мельбурном, а новые ирландские правители, назначенные Пилем, обещали своим поведением отнюдь не походить на предшественников. О’Коннель не скрывал от себя и своих друзей, что наступают довольно трудные времена. Но он не знал, до какой степени трудные; не предвидел, что самые болезненные удары падут на него не из Англии, но из Ирландии, не из правительственного стана, но из нового, еще не существовавшего в 1841 г. лагеря.

Было настроение, и начинала складываться особая фракция, особая тенденция политической мысли, но партия еще не существовала. Как партия, как особая, определенно обозначенная политическая единица «Молодая Ирландия» сложилась лишь ко второй половине 40-х годов. В 1841 г., когда О’Коннель демонстративно как «первый католик» был выбран на ничего не значащее место дублинского лорд-мэра; когда он после падения вигов, друзей его, снова переходил в оппозицию торийскому кабинету; когда он опять поднимал агитацию по вопросу об отмене унии и опять настаивал на единственно плодотворном, по его мнению, строго конституционном образе действий, в ирландском обществе уже явно обозначилось новое течение, которому суждено было прийти на смену этому высокоталантливому, шумному, не любившему противоречий, привыкшему к обожанию, верящему только в себя «ирландскому диктатору».

Прежде чем перейти к рассказу об этом новом течении, необходимо пояснить, каково было положение О’Коннеля в начале 40-х годов. Он все еще пользовался огромной популярностью, несмотря на то, что теперь уже он не шел впереди всего ирландского общества, как во втором и третьем десятилетиях XIX в. Тридцатые годы выдвинули ряд вопросов, в которых О’Коннель не хотел разобраться. Он объявил себя решительным противником вмешательства государственной власти в отношения между рабочим и работодателем, и это в эпоху ужасающей, самой жестокой нищеты и беспомощности рабочих классов. Даже скромные профессиональные тред-юнионистские организации ему не нравились. Все это поселяло отчуждение между ним и широкими слоями если не сельского, то городского населения, и иногда (в конце 1830-х и начале 1840-х годов) ему приходилось на митингах слышать и видеть самые недвусмысленные проявления раздражения со стороны собравшейся толпы.