На внутреннем фронте Гражданской войны. Сборник документов и воспоминаний - Ярослав Викторович Леонтьев

на фронт, что и было сделано, причём о всём том, что было решено сделать, было поручено кн. Романовскому доложить ген. Слащеву (т. III, л. 82). Пор. Килин равным образом утверждает со слов подп. Филатова, что последним было сказано кн. Романовскому 21 января в 2 часа ночи перед отъездом в Джанкой об имеющих произойти событиях и причинах, их вызвавших (т. II, л. 143).

По показанию подп. Динцера, первая речь на совещании была произнесена командиром конных разведчиков кн. Мамуловым, который, ссылаясь на ген. Лебедевича-Драевского36 и полковников Астраханцева, Табенцкого и др., тормозящих их дело, предложил «устранить» их, а все части слить в один полк. Это предложение было поддержано подп. Гетманом, высказавшимся за арест, остальными же было встречено молчанием (т. V, л. 164). Упомянутый кн. Мамулов уже после арестов говорил, что они потребуют, чтобы ген. Слащев их признал и что кн. Романовский поехал в Джанкой за этим признанием (т. I, л. 66).

Поручик Турчанинов, узнав об этом совещании и о принятых на нём решениях, в тот же вечер уведомил штаб корпуса в лице пор. Махнова, причём по полученным им сведениям решение кап. Орлова было принято под давлением вызова его в Джанкой, каковое обстоятельство ускорило весь ход событий, которые должны были совершиться лишь после падения Юшуньских позиций.

Наконец подп. Филатов, оговариваясь, что на совещании он почти не присутствовал, так как был занят работой, показал, что на совещании не было принято никаких постановлений. После же совещания кн. Романовскому Орлов «сказал о настроениях и возможных его следствиях и о возможности выступления, ибо иначе смогут выступить большевики». Из показаний подп. Филатова также следует, что «на другой день кн. Романовский выехал к ген. Слащеву с целью еще раз указать на весь ужас тыла и сообщить о возможности и характере выступления» (т. II, л. 225). Таким образом, вопрос о том, было ли известно кн. Романовскому о предстоящем выступлении кап. Орлова, однообразными показаниями ряда различных лиц разрешается положительным образом, между тем сам кн. Романовский категорически отрицает существование такого поручения или вообще знание им о намерении кап. Орлова выйти из повиновения и взять власть в свои руки.

Когда ему в день приезда был предложен вопрос полковником Дубяго о том, что происходит в Симферополе, кн. Романовский, видимо, испугался и, крестясь, стал говорить, что он ровно ничего не знает (т. II, л. 143).

Пор. Орлов в дополнение к причинам, указанным выше и относящимся до обстоятельств формирования и отправления на фронт эшелона, сослался ещё и на другие причины, создавшие то настроение, при котором оказалось возможным выступление кап. Орлова. Пор. Орлов указывает, что они «знали много тёмного об уголовном розыске, контрразведке и государственной страже Крыма от местного населения», при этом пор. Орлов сослался на подпоручиков местной военно-следственной комиссии Генкеля и Ветрова, которые им «передавали жуткие подробности деятельности лиц, руководивших работой учреждений, предназначенных к борьбе с преступностью и большевизмом». По показанию пор. Орлова, подп. Ветров и Генкель имели большой обвинительный материал даже против высшего начальства тыла, причём оба не раз выражали пожелания доложить этот материал ген. Слащеву. По этому поводу подп. Генкель показал, что за несколько дней до переворота кап. Орлова, с которым он, Генкель, был в дружеских отношениях, вызвал его к себе запиской и задал ряд вопросов, осведомляясь, что ему, Генкелю, известно о непорядках в тыловых учреждениях. Вместе с тем кап. Орлов предложил подп. Генкелю «перейти к нему на службу». Подп. Генкель в своём показании не указал, какие именно непорядки в тыловых учреждениях он осветил Орлову, но ответил, что ему было ясно, что кап. Орлов был «проникнут настроением протеста» (т. II, л. 46). Подп. Ветров по тому же поводу не допрошен. Изъятые же материалы из Таврической судебно-следственной комиссии подтверждают наличие в таковой данных, достаточных для предъявления обвинения в служебных преступлениях начальнику Симферопольской государственной стражи Попову и начальнику уголовного розыска полковнику Астраханцеву, равно как и ряду других лиц, им подчинённых. Дело о Попове и полковнике Астраханцеве обращается по принадлежности к надлежащей подсудности.

Дальнейший ход событий, относящихся к самому выступлению кап. Орлова, сводится к следующему. В ночь с 21 на 22 января пор. Орлов приступил к составлению плана ареста должностных лиц, составление какового плана было закончено кап. Орловым по соглашению с кап. Дубининым. Утром в 8 часов 22 января кап. Орловым было отдано приказание произвести аресты, согласно намеченному плану. Были арестованы: начальник гарнизона ген. Лебедевич-Драевский, командиры частей, начальник губернской бригады государственной стражи полковник Соколов, упомянутые выше полковник Астраханцев и Попов и ряд других лиц. Кроме того были арестованы «случайно бывшие на станции» генералы Чернавин и Субботин. Эти последние были арестованы, по объяснению пор. Орлова, «в виду боязни направления ими войск из Севастополя до момента, когда всё выяснится». По объяснению всех арестованных лиц, обращение с ними было вполне корректное, и никаких обвинений им никто не предъявлял. Обстоятельство это находит себе подтверждение во всей совокупности собранных по делу данных. Подлежал аресту и старший адъютант штакора III пор. Махнов, избежавший такового ареста лишь благодаря бездействию присланных для арестования солдат. В тот же день с утра по распоряжению кап. Орлова началось насильственное влитие в полк всех частей гарнизона, за исключением технических. Влитие это производилось по предписаниям кап. Орлова, но от имени ген. Слащева (т. I, л. 133). В выполнении этого распоряжения наиболее деятельное участие приняли начальник команды конных разведчиков полка ротмистр кн. Мамулов, вахмистр той же команды полковник Артоболевский, ротмистр граф Шостен де Лиль, подпоручик Гайдуков и корнет Гаупт.

Операция насильственного влития частей произошла при пассивном отношении солдат, возмущении офицеров, известной доли грубости поименованных офицеров, производивших влитие, однако без особых эксцессов с той и другой стороны. С утра были выставлены на телеграф и телефон караулы и назначены дежурные офицеры из отряда кап. Орлова с запрещением всяких сношений, как по телеграфу, так и по телефону. Это распоряжение мотивировалось боязнью неправильной информации о происходящих событиях в Симферополе ген. Слащева и не было отменено даже после приказания ген. Слащева о восстановлении действия сети. Тогда же были отданы распоряжения об ограничении выдач денег из банка во избежание паники и об учёте автомобилей во исполнение приказа ген. Слащева. Местному губернатору была обращена просьба, чтобы все подведомственные ему учреждения продолжали работать. С 11 часов утра начался наплыв народа в «Европейскую» гостиницу, коему разъяснялся смысл происходящих событий. В 12 часов дня пор. Орлов сообщил штабу корпуса о предстоящем