De Personae / О Личностях. Том I - Андрей Ильич Фурсов

безвластии в НКФ, посадили в НКФ. Теперь, как раз, когда он лежал больной тифом, его уволили!!! Всё возможное и невозможное сделано нами, чтобы оттолкнуть очень энергичного, умного и ценного работника[915].

Этому процессу прессой уделялось много внимания. В газете «Известия» (3 октября 1923 г.) нарком Рабоче–крестьянской инспекции В. В. Куйбышев заявил, что были установлены «бесспорные факты присвоения Краснощёковым государственных средств, устройства на эти средства безобразных кутежей, использования хозяйственных сумм банка в целях обогащения своих родственников и т. д.».

Арест Краснощёкова был необычен для тех дней — впервые в коррупции обвинили столь высокопоставленного коммуниста. В. В. Куйбышев это особо подчёркивал: «Советская власть и коммунистическая партия будут больше, чем когда–либо, суровой рукой уничтожать уродливые проявления НЭПа и сумеют напомнить успокоившимся на прелестях капиталистического бытия господам, что они живут в рабочем государстве, возглавляемом коммунистической партией».

Судили Краснощёкова в начале марта 1924 г. Вместе с ним осудили его брата Якова и троих работников Промбанка.

Краснощёков получил шесть лет, был лишён гражданских прав сроком на три года. Кроме этого, его исключили из партии. Но, пробыв в Лефортовской тюрьме до ноября 1924 г., Краснощёков по амнистии был освобождён.

В январе 1925 г. его помиловали. Более того, председателю ГПУ Ф. Э. Дзержинскому дали поручение найти Краснощёкову квартиру и работу.

Летом 1926 г. он становится экономистом–консультантом по финансовым вопросам в Главном хлопковом комитете Наркомзёма, в 1926 г. издаёт книгу «Современный американский банк», написанную, кстати, в Лефортове[916].

В предисловии Александр Михайлович отмечал: «Приносим благодарность всем отдельным товарищам и организациям, которые своим содействием дали возможность автору выполнить свою задачу, несмотря на особо неблагоприятные условия, в которых ему пришлось работать». Предисловие, датированное 15 ноября 1924 г., заканчивается загадочной аббревиатурой — Л. И. Москва, расшифровываемой просто: имеется в виду Лефортовский изолятор[917].

Что интересно: 27 января 1923 г. проводится учредительное собрание пайщиков–учредителей Всероссийского кооперативного банка. Краснощёков вводится в его совет! Судя по всему, в это время он находился в тюрьме. Выйдя из заключения, он включился в разработку выращивания лубяных культур. Сотрудничает с Н. И. Вавиловым, говорят, добивается успехов, возглавляет Новлубтрест.

В июле 1937 г. его давнее знакомство с Троцким не прошло даром — он был арестован, осуждён на «10 лет без права переписки» и 25 октября (26 ноября, по другим данным) 1937 г. расстрелян.

С Краснощёковым связана ещё одна интересная история.

Летом 1922 г. Александр Михайлович проживает в городе Пушкино в Подмосковье, и у него возникает роман с любвеобильной Лилей Брик, жившей с Маяковским и своим мужем Осипом на соседней даче.

Лили и Краснощёков были одной из наиболее обсуждаемых любовных пар в Москве; Лили ничего не скрывала, это было бы против её природы и принципов. Но если на сплетни вокруг этого романа она вряд ли обращала внимание, то слухи о растратах, которые начали муссироваться в связи с именем Краснощёкова, не могли её не беспокоить. Учитывая колоссальные суммы денег, которыми распоряжался Краснощёков в качестве директора Промбанка и генерального представителя Российско–американской промышленной корпорации, многим обвинения казались вполне правдоподобными[918].

Во время судебного разбирательства, кстати, в деле Краснощёкова фигурировал и Осип Брик, писавший в качестве юриста устав строительной фирмы Якова Краснощёкова «Американско–российский конструктор». Так что парочка Бриков видимо, успешно раскручивала и банкира.

«Отдельные товарищи», упоминаемые в книге Александра Михайловича, — это и есть Лиля Брик, постоянно посещавшая сидельца. Не оставил без внимания Краснощёкова и В. В. Маяковский. В стихотворении «Юбилейное» (1924 г.), построенном как монолог, обращённый к памятнику Пушкина, сказано:

Их и по сегодня

много ходит –

всяческих охотников

до наших жён.

По мнению Икшина, именно Краснощёков сравнивается с Дантесом, а сам автор, естественно, сопоставляется с Пушкиным.

Выход за границу: Роскомбанк — отец Банка для внешней торговли

Этой теме я посвящу больше всего места. В ней отражаются все успехи и неудачи предвоенного развития банковского дела в Советской России.

Планы создания банка

Первое предложение создать в Советской России банк с иностранным капиталом сделал шведский гражданин Улоф (или Олаф) Ашберг ещё в конце 1917 г. Ленин категорически отверг его как неприемлемое. У большевиков тогда были другие представления о создаваемой финансовой системе.

Возможность создания кредитных учреждений с иностранным участием обсуждалась на заседаниях специальной комиссии Всероссийского совета народного хозяйства[919] (ВСНХ) в феврале 1922 г. Комиссия решала, на какие отступления готова идти советская власть в области экономической политики, на Генуэзской конференции, после того как советское правительство аннулировало все иностранные займы, которые получили царское и Временное правительства, для того чтобы облегчить установление финансовых отношений между РСФСР и иностранными кредитными учреждениями. Большевики прекрасно понимали, что восстановить пострадавшую во время войны экономику без привлечения иностранного капитала будет проблематично, поэтому собирались приоткрыть страну для внешних инвестиций.

Но реальная возможность открытия банка с иностранным капиталом появилась только после объявления на X съезде РКП(б) (8-16 марта 1921 г.) новой экономической политики (НЭП).

Одним из наиболее последовательных сторонников создания так называемых смешанных банков и даже разрешения деятельности иностранных банков на территории РСФСР являлся известный экономист, профессор Захарий Соломонович Каценеленбаум. Он считал, что «банкам этого типа следовало бы предоставить самые широкие возможности, помимо банковских операций по финансированию промышленности и торговли, им должно было бы предоставить в известных пределах и право на ведение внешней торговли».

Советское государство находилось в финансовой изоляции. Никто не хотел работать с правительством, отказавшимся от выполнения международных обязательств своих предшественников. Даже реализация золота для небольших импортных закупок осуществлялась с большим трудом.

Не решили проблем также Генуэзская и Гаагская международные конференции, посвящённые вопросам экономических отношений Запада и РСФСР. На них не удалось принять даже компромиссных решений.

Советское правительство в этой ситуации решило, что есть смысл привлечь в банковскую систему страны иностранного банкира (пусть и не очень крупного): сотрудничество с ним открывает новые перспективы за границей.

Учредить новый, предназначенный для внешней торговли банк разрешили шведскому банкиру У. Ашбергу, развившему к тому моменту активнейшую деятельность. Он не успокоился после первой неудачи, курсировал между европейскими столицами и вёл переговоры, подбирая будущих партнёров задуманного банка. В начале октября 1922 г. он встретился в Берлине с Эмилем Виттенбергом, директором National Bank fur Deutschland. После бесед и обсуждения возможного германского участия в Роскомбанке банкиры поехали в Стокгольм для переговоров с вице–президентом Guaranty Trust Company, отвечающим за иностранные операции, Максом Мэем. Во встрече участвовал и представитель Госбанка РСФСР А. Шейнман.

В деле Аарона Шейнмана, председателя правления Госбанка СССР, составленного английской разведкой (открытые материалы на их сайте), говорится:

…Когда советский рубль упал в 1922 г., Шейнман договорился с некими шведскими финансовыми