Рай с привкусом тлена - Светлана Бернадская

не подает признаков жизни, повиснув на моих плечах. Я осторожно вытираюсь одной из ее нижних юбок — там все равно ничего не видно, — затягиваю на себе завязки штанов, поправляю на ней платье и подхватываю свою драгоценность на руки. Сажусь на скамью, усаживаю Вель на себя боком и склоняю голову ей на плечо.

Мы сидим так, молча обнявшись, до тех пор, пока за окном не стихает ливень.

— Мне пора идти, — подает голос Вель. — Меня могут хватиться.

— Угу, — бормочу сонно, не в силах оторвать губ от теплой ароматной шеи. — Ты придешь еще?

— Нет, — обиженно бросает она. — После всего, что ты сделал…

Рассеянно улыбаюсь и поднимаю голову. Трогаю кончиками пальцев бархатистую щечку, линию скулы, аккуратное ухо.

— Я ни о чем не жалею.

— Именно поэтому я больше не приду! — обиженно надувает губки, поправляет на себе платье и приглаживает волосы. — Ты просто… ты…

— Кто? — не могу сдержать улыбку.

— Грубый неотесанный мужлан, вот кто! — произносит она и соскальзывает с моих колен. — Где эта проклятая заклепка?

Некоторое время мы оба шарим по полу в поисках злополучной железки, и наконец я нахожу ее.

— Вот, — поднимаюсь и показываю ей раскрытый хомут. — Соединишь эти две скобы между собой и вставишь в отверстия этот штырь. Поняла?

— А если снова выпадет? — Вель с сомнением вертит в пальцах сломанную заклепку.

— Не выпадет. Я придержу ее пальцем, — заверяю я и с нежностью смотрю на колечки светлых волос у висков, на линию носа, на изгиб манящих губ. И понимаю, что так и не насытился ею сегодня. — Они ничего не поймут: заклепка выпадет, только когда с меня снимут кандалы.

— Поворачивайся, — она старается говорить сердито, но у нее плохо получается.

Пока она возится с кандалами у меня за спиной, я вспоминаю о нашем толком не состоявшемся разговоре.

— Так ты согласна на мое предложение относительно следующей субботы?

— Делай что хочешь, — она нервно поводит плечом и старается натянуть на него слишком открытый вырез. Хотя совсем недавно откровенно дразнила меня голыми плечами. — Ты все равно никогда меня не слушаешь.

— Отлично, — киваю и снова улыбаюсь. Вряд ли она поняла, только что дала мне разрешение выйти на следующий бой. — Не поцелуешь на прощанье?

— Не нацеловался еще? — ворчит недовольно.

— Нет, — признаюсь я. А чего мне скрывать?

К моему удивлению, она подходит ближе, обхватывает мои плечи руками и на короткое мгновение прижимается губами к моим губам. Опешив, стараюсь продлить неожиданный поцелуй, но она уже отступает и осторожно, почти беззвучно, отодвигает засов на двери.

— Уведите его, — властно велит невидимому за дверью аркебузиру. — И позовите сюда моих служанок.

На Арене перед началом поединков царит обычное оживление. У доски, где составляются пары, толпятся благородные господа, спорят друг с другом, их глаза горят лихорадочным возбуждением в предвкушении зрелищной бойни. Я не разделяла этих восторгов: сегодня был один из тех дней, когда поединки велись настоящим оружием, пусть и слегка затупленным, и опасных ранений не избежать, а меня всегда мутило от вида крови. Я решительно не понимала желания Джая отправлять на такие бои наших людей. Он каждый раз говорил мне что-то о трусости и ненужных подозрениях, но мне его слова казались глупой, опасной бравадой. Иногда закрадывались подозрения, что он забывает о нашей главной цели: люди, попавшие к нам, должны оставаться живыми и здоровыми, чтобы в будущем завоевать себе свободу… А сегодня его упрямство превзошло все границы: он отобрал сильнейших бойцов, среди которых были Хаб-Ариф и Жало… Обоих с тревогой ждут дома любимые женщины, но разве его это волнует? Увы, доказать ему я ничего не могла, тем более, после нашей последней встречи, когда Джай случайно освободил себе руки и перешел допустимые границы, я больше не приходила к нему. В наказание.

Тем самым, конечно, наказывая себя саму.

К доске в этот день я намеренно не подходила, упросив Диего составить пары вместо меня. Ведь на самом деле выбор делал Джай, но раб, разумеется, не имел права вести переговоры с распорядителем. А находиться рядом с Джаем так близко и разговаривать с ним я не хотела: пусть помучается подольше, пусть как следует осознает свою вину. Хотя судя по тому, что он вновь побрил налысо голову, он вовсе не мучается угрызениями совести и делает все мне назло.

Диего клятвенно пообещал прислушаться к мнению Джая, и теперь я не без волнения наблюдала из ложи за тем, как Джай что-то шепчет на ухо Диего, а тот едва заметно кивает и подает знаки распорядителю. Фишки на доске расставлялись споро, но с моего места нечего и пытаться разглядеть, на кого падал выбор Джая. Лишь однажды Диего удивленно взглянул на него, переспросил что-то, пожал плечами и ткнул фишкой в чье-то имя на доске.

Дальше началось время ставок. Список моих рабов был довольно длинным, и я просто дала указание помощникам распорядителя принять от меня ставку на каждого из них. Как, впрочем, и всегда.

Покончив с формальностями, я позволила себе обернуться и посмотреть вверх, на крайний ряд трибун. Место Эстеллы ди Гальвез пустовало уже несколько суббот подряд. Со слов Диего я узнала, что он рассказал о ее выходке с шантажом городским властям, но ее не спешили объявлять в розыск. Губернатор Кастаделлы присутствовал во время официальной беседы Диего с городским приставом. Когда выяснилось, что Диего не встречался с Эстеллой лично, а лишь поверил моим словам, губернатор счел обвинение всего лишь женскими склоками. Во всяком случае, до появления донны ди Гальвез в городе и ее личной беседы с губернатором никто не собирался предъявлять ей обвинение. Надо ли говорить, насколько сильно после этого возросла ненависть Диего к этой особе?

Я повернулась лицом к арене: рабов уже выводили в круг на разминку. Я невольно бросила взгляд на зрительную подмостку для рабов и бедняков в попытке увидеть Джая, но перед глазами вдруг возникла массивная фигура дона Вильхельмо.

— Мое почтение, донна Вельдана, — склонился он перед нашей ложей, снимая с головы элегантный цилиндр. — Рад видеть вас в добром здравии.

Я холодно кивнула в ответ и поправила на плечах накидку.

— Так значит, вы наконец-то изволили вынуть из рукава свой главный козырь, — улыбка Вильхельмо показалась мне слегка натянутой.

— О чем вы? — насторожилась я.

— О Вепре, конечно, — приподнял брови Вильхельмо. — Что ж, могу пожелать вам удачи. И себе тоже — ведь я поставил на вашего раба. Господин сенатор, мое почтение.

Вильхельмо отвесил подошедшему Диего церемонный поклон и удалился: прозвучал первый гонг.

— О чем он