Стихотворения. Проза - Леонид Дмитриевич Семёнов

эстетическому миру “новой драмы” Г. Ибсена, К. Гамсуна, М. Метерлинка, с которым связана и драматургия Чехова. Какие-то нити тянутся отсюда к написанным впоследствии пьесам Л. Андреева.

Несколько позже Семенов напечатал в журнале “Новый путь” (1904. № 2) рецензию “Великий утешитель” на спектакль Александрийского театра “Эдип в Колоне”, которая воспринимается как автокомментарий к драме “Около тайны” (см. с. 109 и 529 наст. изд.).

В статье “О реалистах” (Золотое руно. 1907. № 6) Блок отозвался о пьесе “Около тайны” как о “хорошей драме”.

ВЕЛИКИЙ УТЕШИТЕЛЬ

НП. 1904. № 2. С. 237. Рецензия на спектакль Александрийского театра по трагедии Софокла “Эдип в Колоне”. Премьерные спектакли состоялись 9, 12 и 18 января утром 1904 г. Пьеса шла в переводе Д.С. Мережковского (см.: История русского драматического театра (М., 1987. Т. 7. С. 502). В этой трагедии, написанной Софоклом незадолго до смерти, ослепивший себя Эдип проклинает сыновей, изгнавших его, предрекает им гибель и по воле богов умирает, смертью искупая невольную вину — убийство своего неузнанного отца. На протяжении трагедии он сам, хор, его дочери и царь Афин Фесей выясняют соотношение его вины и искупления.

Драма “Около тайны” и рецензия “Великий утешитель” в единстве излагают глубокую концепцию. На протяжении всего бытия человечества, говорит драматург-рецензент, разыгрывается единая мировая трагедия. В ее основе — конфликт между роковой предопределенностью всех поступков и событий — и кажущейся свободой воли, возможностью выбора. Эта коллизия, лежащая в основе этики и эстетики древнегреческой трагедии, мучительна для христианского религиозного сознания: ответственность перед Богом за свое поведение предполагает подлинную свободу воли. Выход Семенов видит в искупительной жертве Богочеловека, которая перенесла человечество из мира роковой предопределенности в царство свободы выбора и личной ответственности за него. Здесь идеи Семенова совпадают с основополагающим принципом философии Кьеркегора. В драме “Около тайны” родители забыли Бога и стали жертвой извечной трагедии, их гибель неизбежна. Дети же бессознательно устремляются душой к Богу-искупителю, они спасены.

VAE VICTIS!

PO ИРЛИ. Ф. 39 (С.А. Венгеров). Оп. 6. № 1181. Л. 1-7. Заглавие написано карандашом, остальной текст — чернилами. Имеется небольшая правка — первоначальная чернилами, более поздняя карандашом. В настоящей публикации она не оговаривается.

Статья написана к первой годовщине смерти А.П. Чехова и опубликована не была, можно думать, — из-за духовного кризиса, который переживал Семенов. В ней выражено мировоззрение революционера, прошедшего школу символистской историософии в духе В. Соловьева. В совершающейся революции автор стремится усмотреть символический смысл, ориентирами ему служат односторонне мифологизируемые имена-знаки: Тацит, Достоевский, Чехов и Ницше.

ПРОКЛЯТИЕ

ТП. 1907. № 3. С. 1. В письме к издателю ТП В.С. Миролюбову от 28 марта Семенов отметил: “Как хорошо стихотворение Блока после моего рассказа!” (ЛН. Т. 92, кн. 3. С. 277). Семенов имеет в виду стих. “Голос в тучах”, позже вошедшее в поэму “Ее прибытие” (Блок. Т. 2. С. 52). Главный мотив рассказа — основной мотив символизма — он стремится к Ней, Ее не достигая, — совпадает в стих. Блока “Голос в тучах” и в рассказе Семенова “Проклятие”: прототипом героя рассказа является сам Семенов, а прототип Серафимы — М.М. Добролюбова, “сестра Маша”. Чем далее к концу рассказа, тем более сближается его героиня со своим прототипом. Так, “сестра Маша” один раз посетила Семенова в тюрьме и умерла при неясных обстоятельствах накануне его освобождения из тюрьмы.

О СМЕРТИ ЧЕХОВА

“Трудовой путь”, 1907. No 7.

Чехов умер 2 июля 1904 г. Статья опубликована к третьей годовщине его смерти.

ГОРОДОВЫЕ

“Трудовой путь”, 1907. N 9.

В очерке описано пребывание Семенова под арестом в тюрьме г. Рыльска и попытка бежать из нее в 1906 г. Впоследствии материал очерка в основных чертах вошел в записки “Грешный грешным”.

СМЕРТНАЯ КАЗНЬ

Вестник Европы. 1908. No 8. С. 599.

Опубликованный рассказ представляет собой фрагмент текста под названием “Отрывки” из философского эссе Л. Семенова “У порога неизбежности”, присланного Л. Толстому в корректуре по поручению Семенова их общим знакомым Э. О. Левинсоном 28 апреля 1908 г. (ОР ГМТ. Ф. 1. А-7. Инв. No 50445). Толстой Семенову написал: “Начало слабо: неясно, автор хочет слишком многое сказать и не может сказать, и ясно, и просто, и сильно. Нет строгой последовательности мысли и нет яркости, художественности, нет определенных образов. Я не боюсь говорить вам, милый друг, всю правду. Есть много мыслей, намеков, мне близких, понятных, но все расплывчато и даже кажется многословно. Так шло до “Храма”. Но тут с самого начала описания заключенных и, душевного состояния и казни: инженер, гимназист, священник, доктор, сын дьякона, да все, все это превосходно, так хорошо, что не могу себе представить ничего лучше. <...> Я не мог говорить от слез, душивших меня. Непременно надо стараться напечатать” (Толстой. Т. 78. С. 137-138). С согласия Семенова Толстой текст “Отрывков” сократил и отредактировал. Он Семенову написал: “Я все-таки рад за вас, что у вас есть эта способность выражать свои чувства, заражать этими чувствами других. Знайте, что она есть в вас, держите в себе эту силу, и, вероятно, придет время, когда она понадобится и вам и людям.

Если вы мне разрешите распорядиться с этой статьей, то разрешите и откинуть все ненужное, лишнее. Вся первая часть. Как ни странно это сказать, а художество требует еще гораздо больше точности, precision, чем наука, а это-то отсутствует во всем том, что называется декадентством и что в вашей первой части статьи”. (Толстой. Т. 78. С. 157).

Толстой дал рассказу название “Смертная казнь”. Еще до выхода его из печати в газете “Русское слово” (1908. No 119) была помещена корреспонденция “В Ясной Поляне”, где, в частности, говорится: “За вечерним чаем возник и захватил всех разговор о молодом писателе Леониде Семенове и его новой повести, присланной Льву Николаевичу в корректуре. Л. Н. с большим мастерством прочитал одну главу из повести... Заговорив после чтения с отеческою нежностью о молодом писателе, Л. Н. подчеркнул это особенное свойство истинного художника держать читателя в напряженной иллюзии, ни на мгновение не отталкивая его фальшивыми нотами... Один из гостей заговорил о влиянии толстовского “Божеского и человеческого”, которое чувствуется в рассказе Л. Семенова. Л. Н. горячо и серьезно запротестовал: “Нет, нет! Минуя всякую скромность, скажу, что нельзя и сравнивать мою повесть с прекрасным рассказом Семенова”. И далее Толстой стал доказывать эту свою