Избранное - Григорий Горин

Этой замечательной атмосферой мне дороги и встречи в Переделкине, на даче нашего общего товарища режиссера Пети Штейна, сына известного драматурга. Сейчас никого загородными хоромами не удивишь, а тогда у них была одна из первых дач в писательском поселке, где почти каждые выходные собиралась потрясающая компания. Застолья получались изумительные, талантливые, с разговорами, с тонким юмором. А Горин за столом – это вообще отдельная тема для разговора, фейерверк остроумия, находчивости, изобретательности. К сожалению, теперь подробности тех бесед восстановить уже трудно (никто же их тогда не записывал, не фиксировал специально), но ощущения настоящего счастья, которое они дарили, я помню до сих пор.

Позже мы вместе с Гришей иногда выбирались на дачу Лени Ярмольника. Но там мужская часть компании разбирала кии, и начиналась игра в бильярд, к которой я их ревновал. Казалось бы, такие люди интересные собрались, хочется поболтать, поговорить об искусстве, посплетничать, а они с задумчивым видом и перепачканными мелом руками ходят вокруг стола и все время шары бьют. Сам я этим никогда не увлекался, а Гриша обожал бильярд и играл замечательно. Он часто появлялся в Доме кино, где собираются игроки из артистической среды, заходил в бильярдный клуб «Ленкома» и считался среди спецов отличным игроком.

Примерно за год до Гришиного ухода мы выезжали вместе в Нижний Новгород смотреть лучшие капустники России. Потом мы сидели рядом с ним на их сборном концерте в Москве, и я видел, как он гордится успехом актрисы, номер которой оценил как лучший на фестивале в Нижнем Новгороде и рекомендовал для сборной программы. Ее выступление произвело настоящий фурор, зал просто падал со стульев от смеха. После этого вечера мы условились, что будем делать нечто подобное и в Сочи на «Кинотавре». Там давно сложились традиции кинокапустников, но подобных живых представлений кинематографическая публика не видит.

Еще одна задумка, которую мы с Гришей хотели реализовать на фестивале, была связана с нашей общей привычкой. У тех, кто курит трубки, существует особое единение. А поскольку Гриша каждый год приезжал на «Кинотавр» и был другом кинофестиваля, которым я руковожу, то мы хотели устроить там вечер трубочников. Собрать компанию, взять лучшие табаки, сесть за столом, пофилософствовать о жизни, о кино. К сожалению, мы не успели это осуществить. Гриша знал толк в трубках, был вместе с Ширвиндтом одним из первых трубочников в театральной среде. В последние годы у нас появились прекрасные английские табаки, которые сменили популярное в советские времена «Золотое руно». Одно время Гриша отказался от старой привычки, но, когда мы с ним встречались, он ревнивым глазом следил, как я достаю трубку, и просил: «Ну, покури возле меня, покури». А потом не выдержал и снова вернулся к трубке.

О том, что Гриши не стало, мы узнали в последний день фестиваля. Народ готовился ехать в аэропорт, все собрались возле автобусов. Мы с Марком Рудинштейном провожали отъезжающих. И я заметил, как у стоявшего неподалеку Виталия Игнатенко, руководителя ИТАР – ТАСС, который звонил по мобильному в свои службы узнать, что там происходит, вдруг поменялось лицо. Он спросил: «Что-что-что? Перепроверьте и перезвоните мне». Я подумал, мало ли разных дел, о которых ему могут доложить, и не стал задавать вопросов. А спустя несколько минут ему дали подтверждение, что Григорий Горин умер.

Мы с Гришей созванивались каждый день в течение фестиваля. И я его набирал, и Рудинштейн, и он тоже нам звонил. Все время спрашивали, когда его ждать в Сочи. Он отвечал: «Ну, может, на закрытие приеду. Что-то Люба себя пока неважно чувствует». И вот 14 июня «Кинотавр» закрывался, а в ночь с 14-го на 15-е все это произошло.

Днем ко мне подошли журналисты с камерами, попросили что-то сказать о случившемся. Помимо людей, которых здесь уже упоминал, я тоже был близок к нему – но вот не складывались слова, я не знал, что говорить, кроме того, что я в это не верю. Я и сейчас не смирился с тем, что Гриши нет. Кажется, откроется дверь и он войдет. За несколько предыдущих лет «Ленком» пережил утрату нескольких ведущих актеров. И хотя эти потери были связаны с возрастом или давними болезнями, переживались они очень тяжело. У Гриши же не было никаких предпосылок для такого трагического исхода, поэтому свыкнуться с его внезапной гибелью невозможно. Мы обязательно сделаем на фестивале вечер памяти Григория Горина. Постараемся, чтоб он получился не грустным, а веселым, светлым и неординарным, каким был сам Гриша. Все равно дух его витает здесь.

На репетициях Захарову сейчас тяжело, потому что в трудную минуту он обращался именно к нему. Соединение театра и драматурга вообще редкий случай, а в наше время тем более. И это просто счастье, что у нас был свой автор. Хотя я оговорился – не был, а есть. Мы продолжаем работать над «Шутом Балакиревым», пытаясь найти адекватное и достойное сценическое решение замечательному драматургическому материалу. Когда Горин прочел нам пьесу первый раз, вся труппа сразу загорелась, оценив ее юмор и актуальность. Это был рубеж, когда в очередной раз решалось, на кого оставлять Россию, и настроения и ассоциации, заложенные в пьесе, витали в воздухе. Потом Гриша читал второй вариант, третий… И даже в последнюю встречу с Марком они обсуждали ее варианты. Конечно, опыт и устройство режиссера (ведь режиссер – это прежде всего образ мышления) иные – в отличие от литератора. Но и Марк Захаров, и все мы видим свою главную задачу в том, чтобы спектакль получился интересным и достойным памяти нашего друга. А идея «Шута Балакирева», как показывает история лет минувших и дней нынешних, для России будет современна еще долго. Возможно, теперь эта история заиграет даже с большей силой.

Любовь Горина

Я тебя жду!

Гриша! Я видела, как ты умирал. Я врывалась в комнату, где ты лежал, но врачи выпроваживали меня. Когда я вошла в последний раз, ты закрывал глаза, как оказалось, навсегда. Эта картина преследует меня, прокручиваясь в моей голове по сто раз на день. В эту минуту я потеряла все. Все, потому что ты для меня был мужем, братом, отцом, другом. А еще я потеряла смысл жизни.

Проводить тебя пришло много народу. Из Сан-Франциско приехали Марина с Гришей, Юра Кушак принес на похороны твою только что вышедшую в «Антологии сатиры и юмора» книгу. Хорошо издана. Тебя бы порадовала.

Похоронили тебя на Ваганьковском кладбище, недалеко от Булата.

Вскоре рядом с тобой нашла свой покой Аллочка Балтер.

Отец умер через два месяца после тебя, не перенес смерти сына. Твои родные звонят часто, зовут меня пожить с ними. Я не еду, не могу оставить тебя одного надолго. Я чувствую, как ты радуешься, когда я прихожу. Только не смотри так грустно и укоризненно мне, уходящей, вслед, это рвет мне душу.

Изба на Валдае, которую ты так любовно отстраивал и сажал деревья в саду, уже не наша. Прости, мне тоже было грустно с ней расставаться, но я не смогу туда ездить одна, без тебя.

Шурик стал худруком Театра Сатиры.

Эльдар пишет толстую книгу жизни.

Аркан скоро переедет в новую квартиру в новом доме. Я за него рада. Пора уже.

Премьера «Шута» у Марка откладывается из-за сложности декораций. Говорят, что в «Ленкоме» будет стоять твой бюст. Не знаю, как к этому относиться.

В драмтеатре Пскова поставили твоего «Герострата». Завлит прислала мне афишу и две рецензии. В них написано, что пьеса эта вечная. Дай-то бог.

Скоро выйдет твоя новая книга «Театр Горина». Издатели хотят приурочить ее выход к премьере «Шута» в «Ленкоме».

Да, в одном из пражских театров репетируют «Тиля».

Паничи в Питере репетируют «Шута» с большим энтузиазмом. Поеду посмотрю, приду к тебе – расскажу. Жаль только, нельзя побыть наедине с тобой. Очень уж многолюдно там. Это кладбище стало излюбленным объектом туристов.

Обо мне не волнуйся. Несколько месяцев у меня жила грузинская девушка. Благодаря ей я выжила. Сейчас она уехала, так как для грузинских граждан введен визовый режим.

На Новый год была на даче у Толокнова. Впервые я его встречала без тебя. Плакала, конечно. Как гвозди, куранты вбивали в мое сознание две фразы: «Гриши больше нет. Учись жить одна».

Друзья звонят и помогают, но тебя ведь заменить мне никто не может. Изо всех сил я стараюсь держаться. Людям некомфортно общаться с вечно печальным человеком, даже если причина печали – смерть мужа.

Дом без тебя опустел, замолчал телефон. В сиротливом недоумении смотрит на меня невостребованный компьютер. В доме поселилась гнетущая тишина. Как всегда, в твое отсутствие воюют со мной все предметы. Я учусь их чинить. Или зову кого-нибудь на помощь.

Почему ты не приходишь ко мне даже во сне? Я так соскучилась по тебе.

Гриша, родной! Я видела, как ты умирал, бросала горсть земли в твою могилу, часто хожу на кладбище и все еще не верю. Не верю и не могу смириться, что тебя нет. Часто подхожу к дверям в надежде, что вот сейчас они распахнутся и войдешь ты, большой и шумный. Пожалуйста, возвращайся. Я так тебя жду!