Путеводитель по Библии - Айзек Азимов

Местоположение Голгофы (Лобного места) точно не известно, но, должно быть, оно находилось за пределами Иерусалима.

Там Иисуса распяли, а над его головой, как это было принято, надписали состав его преступления:

Мф., 27: 37. …и поставили над головою Его надпись, означающую вину Его: Сей есть Иисус, Царь Иудейский.

Такова версия значения имени Иисус Христос, и это — доказательство того факта, что Иисус был казнен за государственную измену против Рима, то есть за стремление стать царем без одобрения Рима.

Уксус и желчь

Матфей намеревался доказать, что каждый аспект распятия является исполнением пророчества из Ветхого Завета. Так, он описал, как воины дали Иисусу пить:

Мф., 27: 34. Дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и, отведав, не хотел пить…

Это звучит как еще одно жестокое издевательство над умирающим человеком. На самом деле все наоборот. Уксус (по-французски это означает «кислое вино») может в таком словоупотреблении буквально означать кислое вино, которое было общепринятым напитком для римских воинов. Этот отрывок переводится в Исправленном стандартном переводе как «они дали Ему выпить вина, смешанного с желчью…».

Сама желчь является чрезвычайно горькой, но в данном случае может предполагаться некоторая форма анестетика умирания. Действительно, в Евангелии от Марка не упоминается о желчи, но этот эпизод описывается следующим образом:

Мк., 15: 23. И давали Ему пить вино со смирною…

Если Матфей основывает свое описание на том, что сказано у Марка, то зачем он заменяет «гуманное» вино со смирной, которые давались с явно благой целью облегчить боли, испытываемые Иисусом, и ослабить ему муки умирания, на «бессердечные» уксус с желчью, что выглядит как дополнительная пытка? Зачем без необходимости умножать и так очевидные грехи распинателей? По-видимому, Матфей описал уксус с желчью для того, чтобы обратиться к отрывку из псалмов, где псалмопевец описывает свое собственное бедствие с поэтическим приувеличением:

Пс., 68: 22. И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом.

Или, Или!

Смерть не заставила себя долго ждать:

Мф., 27: 46. А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?

Можно предположить, что это был последний крик отчаяния «исторического Иисуса», галилейского плотника, который испытывал побуждение проповедовать, в конце концов убедился, что он — Мессия, держался этой веры до последней минуты, и теперь окончательно осознал, что он — не Мессия и что вся его миссия лишь привела его к этой ужасной смерти.

Тем не менее маловероятно, чтобы так мог подумать об этом Матфей (или Марк, у которого также обнаруживается описание этого предсмертного крика). Скорее, следовало разыскать какое-нибудь его значение в Ветхом Завете.

Крик «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» является началом 21-го псалма:

Пс., 21: 1. Боже мой! Боже мой! [внемли мне] для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего.

Это — цитата, которая является особенно подходящей для этого случая, так как псалмопевец описывает себя (в Библии короля Якова) пребывающим в чрезвычайном отчаянии и страдающим от судьбы, весьма похожей на распятие на кресте:

Пс., 22: 17–19. Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои. Можно было бы перечесть все кости мои; а они смотрят и делают из меня зрелище; делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий.

Матфей описывает буквальное исполнение поэтического описания крайнего несчастья в девятнадцатом стихе и также цитирует этот стих, указывая на его исполнение:

Мф., 27: 35. Распявшие же Его делили одежды его, бросая жребий…

Отчетливейшую связь этого отрывка с распятием на кресте образует фраза «пронзили руки мои и ноги мои». В Исправленном стандартном переводе, в котором содержится эта фраза, в сноске указывается, что первоначальное еврейское слово, которое переведено как «пронзили», в латинских версиях Библии означает «подобно льву». В еврейской версии Библии приводится такой семнадцатый стих: «…Подобно льву, они — в руках и ногах моих». В иерусалимской Библии приводятся следующие слова: «…Они связали мне руки и ноги». Странно, если слово «пронзили» было вставлено в перевод как ссылка на восклицание Иисуса на кресте.

Иосиф из Аримафеи

После смерти Иисуса похоронили:

Мф., 27: 57–58. Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он, придя к Пилату, просил тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать тело…

Получив тело, этот человек похоронил его в своей собственной свежевыкопанной могиле — вырытой в скале — и привалил к отверстию большой камень.

Город Аримафея, место рождения этого ученика Иисуса, не упоминается в других местах Библии, но обычно он отождествляется с Рамафаим-Цофимом, местом рождения пророка Самуила.

Иосиф из Аримафеи не появился бы в Библии, если бы не этот эпизод, и теперь предполагаемый участок его могилы увековевечен церковью Святой Могилы в Иерусалиме.

Однако Иосиф является предметом гораздо более поздней легенды. Как предполагается, он был хранителем чаши, из которой Иисус дал своим ученикам выпить вина во время Тайной вечери:

Мф., 26: 27–28. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета…

Эта чаша стала называться «Святым Граалем». Предполагалось, что ее в течение многих лет заключения сохранял у себя Иосиф из Аримафеи. В конечном счете он, как предполагалось, принес чашу в город Гластонбери в юго-западной Англии, и там она исчезла. (Эти легенды были очень подробными и с удовольствием пересказывались монахами аббатства Гластонбери.)

Многое в цикле легенд о британском короле Артуре и его рыцарях было связано со стремлением отыскать Святой Грааль.

Последний день недели

Повествование об «историческом Иисусе» заканчивается здесь его погребением, поскольку если мы должны устранить чудеса, то рассказ о воскресении нужно отнести к легенде.

Однако если бы похороны действительно были финалом этой истории, то вполне вероятно, что ученики Иисуса постепенно забыли бы о своем бывшем учителе, и никакие новые ученики не собирались бы в память о нем, и история мира была бы совершенно другой.

Однако даже если мы примем рационалистическую точку зрения, согласно которой не было в действительности никакого воскресения, то невозможно отрицать то, что в вере учеников и, в конечном счете, сотен миллионов людей было нечто такое, что сделало все по-другому.

Матфей описывает, что священнические власти боялись переворота со стороны учеников Иисуса. Они так говорили Пилату:

Мф., 27: 63–64. И говорили: господин! Мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: «после трех дней воскресну»; Итак прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, пришедши ночью, не украли Его и не сказали народу: «воскрес из мертвых»; и будет последний обман хуже первого.

Священники, возможно, боялись, что образ Иисуса, даже мертвого, все еще мог быть использован как сплачивающий призыв к восстанию против римлян. Воскресение, даже если бы оно было ложным, могло быть использовано как доказательство божественного мессианства Иисуса. Пилат, также видя эту опасность, предоставил контингент воинов, чтобы они охраняли гробницу.

Вера в то, что Иисус якобы воскрес на третий день, описывается Матфеем, характерным образом, с точки зрения аналогии с Ветхим Заветом. В одном месте, когда Иисуса спрашивают о некотором знаке того, что он действительно является боговдохновенным проповедником, Иисус прибегает только к указанию на одну аналогию (ее разъяснение обнаруживается только У Матфея):

Мф., 12: 40. Ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи.

Распятие на кресте, согласно всем четырем Евангелиям, произошло в пятницу. По этой причине распятие на кресте отмечается христианами в пятницу (Страстная пятница). Затем происходят события после распятия на кресте:

Мф., 28: 1–2. По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем;